– Понял, князь батюшка. Все сделаю для достойного пира! Лишь бы хватило времени…

– Ну, тогда иди, Яромир, с Господом!

На следующий день в большой трапезной князя Мстислава состоялся богатый пир. Как было принято у карачевского князя, пиршественные столы установили так, что за длинным большим столом, стоявшим вдоль стены, сидели, в пространстве между столом и стеной, самые знатные лица: князь с супругой, по правую руку от князя – его сын Святослав-Пантелей со своим сыном Василием и дружинниками, по левую руку молодой княгини – ее отец, боярин Вершила Силович, и старшие дружинники князя Мстислава. К самым краям княжеского стола вертикально примыкали два таких же по величине стола для остальных гостей – бояр, дружинников, православных священников.

Князь Мстислав, несмотря на то, что постоянно советовался со своим духовником и главным пастырем православных храмов Карачева Илларионом, за пиршественным столом несколько отдалялся от него, чувствуя во время хмельной пирушки некоторую скованность и укоризненные взгляды священника.

Молодая княгиня, которую «перекрестили» еще накануне свадьбы, дав ей новое имя – Елена – недолго пребывала на застолье. Отдав дань уважения мужу и его приближенным, отпив лишь для видимости из большой винной братины глоток сладкого хмельного меда, она удалилась в свои покои, сославшись на слабость. С уходом княгини пировавшие оживились. Теперь за столами совсем не было женщин.

– Слава! – кричали княжеские дружинники, когда большая серебряная братина опустела, и они начали пить хмельные меды из бокалов, которые стояли перед каждым гостем. После того, как бокалы пустели, молодые княжеские слуги бойко подбегали к столам и вновь наливали из кувшинов очередную порцию напитка. То тут, то там клонились на столы буйные головы княжеских дружинников. Бояре же вели себя скромнее: опорожнив два-три бокала, они степенно пережевывали большие куски жареного и тушеного мяса, соленые овощи или грибы.

– Как же ты назовешь своего сына, великий князь? – неожиданно спросил после очередной здравицы громко, на всю трапезную, княжеский тесть Вершила. – Может, в честь святых или каких-нибудь славных воинов?

– Хотелось бы в честь славных воинов! – ответил громким голосом князь Мстислав. – Пусть мой сын растет великим воином на славу карачевской земли!

– Это неверно, сын мой! – возмутился вставший из-за стола священник Илларион. – Славных воинов немало на русской земле, а вот святых, особенно на нашей карачевской земле, почти нет. Надо бы заглянуть в святцы и подыскать хорошее имя!

– Пусть твой сын носит имя славного царя Александра, покорившего весь Божий мир своими победами! – возразил княжеский воевода Микула Славович. – Тогда мы будем знать, что твой прекрасный сын станет защитником карачевской земли!

– Это слишком известное имя! – поморщился князь Мстислав. – Так часто называют суздальских князей. Но от этого не изменился Божий свет. Мало того, все мы видим, что суздальские земли постоянно подвергаются набегам татар, обидам и унижениям. Зачем нам такая позорная и порочная судьба? И я не вижу славы в именах греческих царей, которые уже не одно столетие пребывают в позоре и бедности! Нам надо имя какого-нибудь прославленного победителя греков…Но мы таких имен не знаем…

– Как это не знаем, славный князь?! – неожиданно вскричал молодой священник Феофан, сидевший в самом конце пиршественного стола, за княжескими боярами. – Всем известно, что те греки были побиты славными римлянами! И были ими покорены: вошли на века в состав Римской империи! Пусть же будет имя твоему сыну – «Август» или «Тит» или славный «Адриан»!

– Вот это – настоящие имена! – улыбнулся Мстислав Михайлович. – Пусть же так и будет! Как-то некрасиво «Августом», но вот «Титом«…Это – хорошее имя! Такое как бы тихое, но грозное! Надо назвать моего сына «Титом», чтобы не гремел на весь мир как греческий царь Александр, или его покойный суздальский тезка, а на деле прославлял и защищал наш Карачев и удельные земли!

Княжеский сын Святослав-Пантелей опустил голову. Отцовские слова поразили его в самое сердце. – Батюшка уже не видит во мне наследника! – подумал он. – Полюбил эту презренную боярскую дочь и совсем забыл мою покойную матушку! Однако же Господь не даст ему так много лет! – Он почесал свой седеющий затылок. – Если не я, так мой сын Василий добьется города и удела. Так не получится, чтобы сын славной княгини уступил свой «стол» сыну боярской дочери. – И он успокоился.

Сын же его, княжич Василий Святославович, только радовался. – Вот так дед! – весело говорил он. – Какой он крепкий и мудрый! Заимел сына от прекрасной девицы! Слава моему великому дедушке! – закричал он, подскочив из-за стола. – Многих ему лет и еще сыновей!

– Слава! – дружно подхватили пировавшие.

В это время в пиршественную залу быстро вошел княжеский слуга, стоявший все время пира в простенке и остро завидовавший княжеским сотрапезникам. Пройдя между столами через обширное пространство, предназначенное для приема князем гостей, а также для размещения музыкантов и танцев со специально обученными для увеселения князя девушками, он поклонился Мстиславу Михайловичу и попросил «слово молвить».

– Говори же, мой верный слуга, – сказал слегка захмелевший хозяин пира. – Что там случилось?

– Батюшка князь, – быстро промолвил слуга, – только что сюда приехал посланник великого князя Александра Смоленского, его сын Василий, с двумя десятками воинов!

– Это – добрый знак! – улыбнулся князь Мстислав. – Как хорошо получилось! Как-будто молодой княжич Василий знал о нашем достойном празднестве! Пусть же идет сюда и с нами порадуется моему счастью! Было бы неплохо, если бы смоленские князья стали нашими верными друзьями. Проси же сюда княжича Василия с его лучшими людьми, а прочим подай меду, вина и кушаний во дворе, с простыми людьми.

Слуга побежал в простенок. Вслед за ним в трапезную вошел высокий, одетый в легкую красную мантию с летней, подбитой мехом светлой куницы шапкой на голове, молодой мужчина. Его пронзительные темно-синие глаза смотрели весело и приветливо, но богатая одежда и небольшая, аккуратно подстриженная русая бородка, выдавали в нем князя. Вслед за ним шли два рослых, но на голову уступавших князю, богато одетых дружинника в кольчугах.

Князь Василий прошел между скамьями и приблизился к князю Мстиславу. – Здравствуй, славный князь Мстислав Михалыч! – сказал он. – Поздравляю тебя с рождением сына! Желаю тебе и твоему сыну крепкого здоровья и счастья!

– Благодарю, сынок, за теплые слова! – улыбнулся князь Мстислав. – Рад тебя видеть! И еще больше был бы рад, если бы ты приехал со своим батюшкой, Александром Глебычем! Ты уже князь или пока еще княжич?

– Я уже давно князь…С того времени, как меня батюшка женил! Прошло уже полтора десятка лет…Вот только мой удел невелик. Одна Смядынь с княжеским двором под Смоленском. Когда мой батюшка сел в Смоленске, он отдал мне свое смядынское поместье, чтобы я был князем не только по женитьбе, но и по земле!

– Ну, что ж, и это неплохо, молодой князь! – весело сказал карачевский князь. – А теперь садись за пиршественный стол под мою левую руку. А потом и поговорим о деле и жизни…И посади своих людей среди моих бояр. Пусть снимут свои тяжелые кольчуги: сейчас такая жара!

Князь Василий со своими людьми вышел из межстольного пространства, и все уселись на предложенные места. Пришлось карачевской знати немного потесниться. С неохотой подвинулся на шаг ниже боярин Вершила.

Еще не один тост произнесли княжеские бояре, дружинники и смоленские гости. Когда же все вдоволь наелись и напились, князь завел неторопливый разговор со смоленским посланником, который, поддерживая беседу и поддавшись обаянию гостеприимного хозяина, некоторое время покачивал головой, выслушивая слова житейской мудрости, а потом неожиданно быстро перешел к делу.

– Меня прислал к тебе батюшка, князь Мстислав, – молвил князь Василий, воспользовавшись недолгой речевой паузой хозяина, – по очень важному делу! Наши дела очень плохи…Теперь ведь в Сарае сидит новый царь Тохтэ…