Скорбью по сыну томимый, отец Хлебогрыз и промолвил:

[110] "Други, хотя и один я теперь претерпел от лягушек,

Лютая может беда приключиться внезапно со всяким,

Жалкий, несчастный родитель, троих сыновей я лишился:

Первого сына сгубила, свирепо похитив из норки,

Нашему роду враждебная, неукротимая кошка.

Сына второго жестокие люди на смерть натолкнули,

С необычайным искусством из дерева хитрость устроив,

Эту-то пагубу нашу ловушкой они называют.

Третий же сын - был и мой он любимец, и матери нежной...

Ах, и его погубил Вздуломорда, сманивши в пучину.

[120] Но ополчимся, друзья, и грянем в поход на лягушек,

Тело, как должно, свое облачив в боевые доспехи".

Речью такою он всех убедил за оружие взяться.

Их возбуждал и Арей, постоянный войны подстрекатель.

Прежде всего облекли они ноги и гибкие бедра,

Ловко для этого стручья зеленых бобов приспособив,

Их же в течение ночи немало они понагрызли.

А с камышей прибережных сняв шкуру растерзанной кошкой

Мыши, ее разодравши, искусно сготовили латы.

Вместо щита был блестящий кружочек светильни, а иглы

[130] Всякою медью владеет Арей - им как копья служили.

Шлемом надежным для них оказалась скорлупка ореха.

Во всеоружье таком на войну ополчились мышата.

Живо узнали про это лягушки, и, вынырнув, тотчас

В место одно собрались, и совет о войне учредили.

Только пошли пересуды, откуда и кто неприятель,

Вражий внезапно явился, жезлом потрясая, глашатай

Творогоеда бесстрашного сын, Горшколаз знаменитый.

Он, объявляя войну, к ним со словом таким обратился:

"Я от мышей к вам, лягушки, и послан я с вызовом грозным:

[140] Вооружайтесь поспешно, готовьтесь к войне и сраженьям.

Ибо в воде увидали они Крохобора, в чьей смерти

Царь Вздуломорда повинен. Так будьте теперь все в ответе.

Тот же из вас, кто храбрее, на бой пусть скорее дерзает".

Так объявил им глашатай, и, грозное слово услышав,

Затрепетали сердца и у самых бесстрашных лягушек,

Но Вздуломорда, поднявшись, их речью такой успокоил:

"Друга, не я убивал Крохобора и даже не видел,

Как он погиб: верно, сам утонул он, резвясь у болота,

В плаванье нам подражая. А эти гнуснейшие мыши

[150] Вздумали ныне меня обвинять. Ну, тем лучше. Изыщем

Способ мы раз навсегда весь их род уничтожить коварный.

Вот что я вам предложу и что кажется мне наилучшим:

В броню себя заковавши, мы сомкнутым строем, все рядом

Станем у края болота, на самом обрывистом месте,

Чтобы, когда устремятся на нас ненавистные мыши,

Каждый ближайшего мог супостата, за шлем ухвативши,

Вместе с оружием грозным низвергнуть в пучину болота.

Там уже, плавать бессильных, мы быстро их всех перетопим,

Сами же мы, мышебойцы, трофей величавый воздвигнем".

[160] Речью такой убедил он лягушек облечься в доспехи:

Голени прежде всего они листьями мальвы покрыли,

Крепкие панцири соорудили из свеклы зеленой,

А для щитов подобрали искусно капустные листья.

Вместо копья был тростник у них, длинный и остроконечный,

Шлем же вполне заменяла улитки открытой ракушка.

Так на высоком прибрежье стояли, сомкнувшись, лягушки,

Копьями все потрясали, и каждый был полон отваги.

Зевс же богов и богинь всех на звездное небо сзывает

И, показав им величье войны и воителей храбрых,

[170] Мощных и многих, на битву огромные копья несущих,

Рати походной кентавров подобно иль гордых гигантов,

С радостным смехом спросил, не желает ли кто из лягушек

Иль за мышей воевать. А Афине промолвил особо:

"Дочка, быть может, прийти ты на помощь мышам

помышляешь,

Ибо под храмом твоим они пляшут всегда с наслажденьем,

Жиром, тебе приносимым, и вкусною снедью питаясь?"

Так посмеялся Кронид, и ему отвечает Афина:

"Нет, мой отец, никогда я мышам на подмогу не стану,

Даже и в лютой беде их: от них претерпела я много:

[180] Масло лампадное лижут, и вечно венки мои портят,

И еще горшей обидою сердце мое уязвили:

Новенький плащ мой изгрызли, который сама я, трудяся,

Выткала тонким утком и основу пряла столь усердно.

Дыр понаделали множество, и за заплаты починщик

Плату великую просит, а это богам всего хуже.

Да и за нитки еще я должна, расплатиться же нечем.

Так вот с мышатами... Все ж и лягушкам помочь не желаю:

Не по душе мне их нрав переменчивый, да и недавно,

C битвы когда, утомленная, я на покой возвращалась,

[190] Кваком своим оглушительным не дали спать мне лягушки,

Глаз из-за них не сомкнувши, я целую ночь протомилась.

И, когда петел запел, поднялась я с больной головою.

Да и зачем вообще помогать нам мышам иль лягушкам:

Острой стрелою, поди, и бессмертного могут поранить.

Бой у них ожесточенный, пощады и богу не будет.

Лучше, пожалуй, нам издали распрей чужой наслаждаться".

Так говорила Афина. И с ней согласились другие.

Тотчас все боги, собравшись, пошли в безопасное место.

Временем тем комары в большие трубы к сраженью

[200] Вражеским станам обоим знак протрубили, а с неба

Зевс загремел Громовержец, начало войны знаменуя.

Первым Квакун Сластолиза - тот в первых рядах

подвизался

Метким копьем поражает в самую печень по чреву:

Навзничь упал он, и нежная шерстка его запылилась.

С грохотом страшным скатился, доспехи на нем зазвенели.

Этому вслед Норолаз поражает копьем Грязевого

Прямо в могучую грудь. Отлетела от мертвого тела

Живо душа, и упавшего черная смерть осеняет.

Острой стрелою тут в сердце Свекольник убил Горшколаза.

[210] [В брюхо удар Хлебоеда на смерть Крикуна повергает:

Наземь упал он стремглав, и от тела душа отлетела.

Гибель героя увидев и мщеньем за друга пылая,

Камень огромный, на жернов похожий, схватил Болотняник,

В шею метнул Норолазу; в глазах у того потемнело.

Тут уже жалость взяла Травоглода, и дротиком острым

Он упредил нападенье врага. Но и сам поплатился:

Ловко копьем дальнолетным в него размахнулся Облиза,

Меток удар был, под самую печень копье угодило.