- Где же ты будешь жить, дорогой брать? - спросила Сигни.
- Здесь же, в лесу, - ответил Сигмунд. - Так что мы скоро увидимся. А сейчас спеши назад, пока Сиггейр тебя не хватился.
Сигни попрощалась с братом и побежала домой, а Сигмунд взвалил на плечи труп лосихи и отнес его подальше в кусты, где и закопал в землю.
В тот же день Сиггейр послал в лес своих воинов узнать, живы еще Вольсунги, и те, вернувшись, доложили ему, что нашли дерево, к которому были прикованы франки, разбитым, а рядом с ним свежую лужу крови.
"Видно, дикие звери или моя мать растерзали всех десятерых", - сказал про себя Сиггейр, а вслух добавил:
- Теперь, Сигни, мы можем царствовать спокойно и нам не грозит ничья месть - Вольсунгов больше нет в живых!
"Что бы ты сказал, Сиггейр, если бы знал правду!" - подумала Сигни, но ничего не ответила мужу и лишь молча наклонила голову в знак согласия.
СИНФИОТЛИ
Вдалеке от королевского замка, в самой чаще леса, Сигмунд построил себе землянку, в которой и поселился, терпеливо поджидая минуты, когда он сможет отомстить Сиггейру за смерть отца и братьев. Мясо он добывал охотой, а муку и овощи ему присылала все с тем же старым слугой Сигни, так что он ни в чем не нуждался. Королева сама часто навещала брата и рассказывала ему обо всем, что происходило при дворе ее мужа.
Так прошли долгие годы. За это время у Сигни родилось трое сыновей. Когда старшему из них исполнилось десять лет, она привела его к Сигмунд и сказала:
- Дорогой брат, испытай этого мальчика. Если ты убедишься, что он честен и храбр, значит, в его жилах течет наша кровь, кровь Вольсунгов. Тогда оставь его у себя и воспитай из него настоящего воина. Со временем он поможет тебе отомстить Сиггейру за смерть деда. Если же он окажется трусом, прогони его прочь, и я буду знать, что он не выдержал испытания.
Сигмунд согласился и оставил мальчика у себя. На следующий день, рано утрам, он разбудил молодого королевича и сказал:
- Я ухожу на охоту, а ты тем временем возьми из ларя муку и испеки нам хлеб. Да поторапливайся, я скоро вернусь.
С этими словами он взял свой лук и колчан со стрелами и ушел. Вернулся он только к полудню, неся на плечах убитого оленя, и первым делом спросил мальчика, испек ли он хлеб.
- Нет, - ответил тот. - Когда я хотел взять муку, в ней что-то зашевелилось, и я побоялся ее трогать.
- Жалкий трусишка! - с презрением вскричал Сигмунд. - Ты настоящий сын своего отца. Ступай же домой к матери и передай ей от меня, что из тебя никогда не выйдет настоящего мужчины.
Горько стало на душе у Сигни, когда она увидела своего старшего сына возвращающимся из леса. Она поняла, что он не выдержал испытания, однако сдержала слезы и лишь строго-настрого приказала ему ничего не рассказывать о том, где он был и что видел.
Когда же минул год и ее второму сыну тоже исполнилось десять лет, она и его привела к брату и попросила испытать так же как и первого. И снова Сигмунд, уходя на охоту, приказал мальчику испечь хлеб, но мальчик, видя, что в муке что-то шевелится, побоялся ее трогать.
- Передай матери, что, видно, от гнилого дерева могут родиться только гнилые плоды, - сказал Сигмунд, отсылая его домой.
Как ни крепилась Сигни, она не могла сдержать слезы, когда увидела перед собой своего второго сына и услышала от него жестокие слова Сигмунда. Теперь она возложила все надежду на третьего, самого младшего из своих сыновей, которого звали Синфиотли.
Синфиотли не был похож на своих старших братьев. Он был так силен, что в борьбе легко побеждал их обоих, и так смел, что не боялся вступать в драку даже с теми, кто был намного сильнее его самого. Однажды, чтобы испытать его терпение, Сигни пришила ему рукава куртки прямо к коже, но Синфиотли только улыбался, не показывая даже виду, что ему больно. Тогда Сигни сняла с него куртку и при этом содрала с рук кожу, но мальчик, все так же улыбаясь, продолжал спокойно смотреть на мать и не издал ни звука. Сигни гордилась сыном и с нетерпением дожидалась того времени, когда ему исполнится десять лет, чтобы показать его брату. Наконец этот день пришел, и Синфиотли вместе с матерью отправился в лес.
- Вот мой третий сын, брат, - сказала Сигни, входя в землянку Сигмунда. - Испытай его, как ты испытывал двух первых. Быть может, он окажется более стойким, чем они.
Сигмунд внимательно посмотрел на Синфиотли. Мальчик ему понравился. Он был высок, широкоплеч и строен и не опустил перед богатырем свои большие глаза, синие как и у всех Вольсунгов. Однако Сигмунд решил испытать его так же как и двух первых.
- Хорошо, - сказал он Сигни, - оставь сына у меня. Завтра я проверю, есть ли в нем настоящее мужество или он так же труслив как и его братья.
Синфиотли остался у Сигмунда и на следующее утро получил от него то же приказание: испечь хлеб. С тревогой возвращался домой последний из Вольсунгов. Он боялся, что и на сей раз найдет это приказание невыполненным, но, как только Сигмунд переступил порог землянки, он увидел на вывороченном пне, служившем ему вместо стола, большой, хорошо испеченный хлеб.
- Когда я начал месить тесто, - сказал Синфиотли, - в муке что-то зашевелилось, но я закатал это что-то в тесто и испек тебе хлеб с начинкой.
- Молодец! - воскликнул Сигмунд, радостно обнимая мальчика. - Ты выдержал испытание и теперь останешься у меня. Но есть этот хлеб я тебе все-таки не дам, - добавил, он смеясь, - потому что то, что ты закатал в тесто, была ядовитая змея. Я настолько силен, - продолжал он, - что ни один яд не может причинить мне вред, но ты - Вольсунг только наполовину и не можешь вынести то же, что и я. Да и никто не сможет, - заключил он свою речь.
С этого дня Синфиотли остался у Сигмунда и вскоре полюбил его больше, чем родного отца. Сигмунд и сам привязался к мальчугану. Он водил его на охоту, учил, как обращаться с оружием, и вскоре сделал из него искусного воина. Исполняя наказ Сигни, он старался воспитать в Синфиотли любовь и уважение к знаменитому роду Вольсунгов и ненависть к предателю отцу. Синфиотли был столь же честен и прям, как и храбр, и испытывал глубокое отвращение ко всякому коварству. Поэтому, когда он узнал о гибели деда и о страшной судьбе братьев своей матери, он тут же поклялся, что отомстит за них Сиггейру, и Сигмунд знал, что он сдержит свою клятву.