ментов отвергали как фантастическую и ненаучную. Но я не предполагал, что Американская ассоциация развития науки позволит этому господину, претендующему на звание ученого, использовать свою трибуну в качестве мыльницы, и был поэтому совершенно не подготовлен к той лекции, которую задумал г-н Тителл.

Основную часть своего "анализа" он посвятил вовсе не ключевым техническим аспектам документа, а бурной атаке на искренность моих поисков свидетельств, подтверждавших двойственную роль Сталина как революционера и царского информатора. Это особенно поразительно и необъяснимо для меня в свете того признанного факта, что я ранее оказал г-ну Тителлю всяческую поддержку в его, как он утверждал, работе по определению подлинности документа.

Почему г-н Тителл проявил столь большую заинтересованность в том, чтобы проследить мои действия по выявлению свидетельств прошлого Сталина, и столь мало интереса к поискам пишущей машинки, на которой оспариваемый документ был отпечатан? Эта загадка возникла сразу же, как только г-н Тителл выступил на конференции AAAS. Когда весной 1957 года сотрудник исполкома AAAS спросил меня о возможных мотивах, которыми руководствовался г-н Тителл в оспаривании искренности моих действий, я мог высказать одно лишь недоумение по этому поводу. Было бы невероятно, чтобы мое участие в 1939 году в доведении до сведения Белого Дома дела Уиттекер Чемберс, которое девятью годами позже привело к делу Хисса, имело бы какое-то отношение к поведению г-на Тителля. Теперь, после публикации показаний г-на Ти-телля на слушаниях сенатского подкомитета по внутренней безопасности, загадка разрешена. К показаниям г-на Тителля, осуждающим его самого, приложены неопровержимые документальные свидетельства, устанавливающие факт обмана со стороны г-на Тителля по нескольким пунктам.

Пункт No 1

8 февраля 1957 г., после того, как г-н Тителл был приведен к присяге сенатором Олином Д. Джонсоном, советник Моррис задал ему вопрос:

"Не работали ли Вы на кого-нибудь?"

"О, нет", -- ответил г-н Тителл.

Это же решительное заявление (стр. 4107) было сделано в ответ на вопросы г-на Морриса о том, предпринял ли г-н Тителл свое исследование "на самодеятельной основе или как деловое предприятие". Г-н Тителл повторил, что он предпринял его "по профессиональным соображениям" в поисках "ма

териалов для лекций". Он заявил: "Одна из моих специальностей -идентификация машинописных документов... Мне постоянно требуются материалы для оживления курса моих лекций".

В связи с нижеследующим надо отметить, что одним из двух адвокатов-советников г-на Тителля выступал г-н Честер Т. Лейн, бывший поверенным Алджера Хисса.

26 марта 1957 года г-н Тителл передал советнику се

натского подкомитета по внутренней безопасности заявление,

которое было явной попыткой предвосхитить возможные об

винения в даче ложных показаний. Г-н Тителл писал (стр.

4120):

"Я ни в чем не отказываюсь от изложенного мною в показаниях, но поразмыслив над конкретной формой приведенных вопросов, я полагаю теперь, что для полноты ответа я должен был бы добавить еще один факт...

Мне следовало бы, вероятно, добавить, что незадолго до начала своего исследования я подумал, что поверенных Алджера Хисса (для которых я проделал определенную работу в связи с его предложением о новом судебном рассмотрении) может заинтересовать вопрос о подлинности или поддельности машинописного документа, предложенного г-ном Исааком Дон Левиным. Я соответственно посетил г-на Честера Т. Лейна, поверенного г-на Хисса, и рассказал ему о своих сомнениях по поводу этого документа. Он сказал, что ему будет весьма интересно, если мое исследование покажет, что подделка, если это подделка, окажется изготовленной на пишущей машинке такого типа, который был использован для подделки документов в деле Хисса. Я ответил, что это представляется вполне возможным, спросил, пожелает ли он компенсировать мое время и расходы в достаточной мере, чтобы я мог сконцентрировать свои усилия на исследованиях в этом направлении. Он сказал, что будет рад сделать это".

Показательно, что присутствовавший на слушаниях 8 февраля работодатель г-на Тителля г-н Лейн не поправил и не дополнил показания г-на Тителля о том, что он "ни на кого не работал".

27 июня 1957 года, когда в результате указанного сооб

щения г-н Тителл был снова приглашен для дачи показаний

в подкомитет и был приведен к присяге сенатором Джоном

Маршаллом Бутлером, советник Уилльям А. Рушер спросил

его:

"Не назовете ли Вы для Комитета сумму, которую он (г-н Честер Лейн) уплатил Вам?"

"Одну тысячу долларов", -- ответил г-н Тителл.

Таким образом, г-н Тителл получил гонорар в 1000 долларов за то, что "ни на кого не работал".

Пункт No 2

В своем докладе, сделанном на сессии AAAS и им самим внесенном под присягой в протокол слушаний 8 февраля (стр. 4184), г-н Тителл сообщает:

"Мое исследование привело меня в июле нынешнего года в Германию... Находясь в Германии, я проверил некоторые из моментов, описанных г-ном Левиным в его книге... о поисках некоего Добролюбова, бывшего ранее офицером Охранного отделения или царской тайной полиции. Автор говорит, что посетил греческую православную церковь на Находштрассе в Шарлоттенбурге (в Берлине), священник которой "немедленно среагировал" на имя Добролюбов... В книге Левина на той же странице 107 говорится: "Поиски Добролюбова привели меня в Висбаден и завершились там на соседнем кладбище... Он умер недавно, и с ним оказались погребенными многие тайны Охранного отделения".

У бывшего революционера, поступившего на службу царской тайной полиции, вечно ускользающего "Добролюбова", известного как Николай "Золотые очки", было много псевдонимов, как-то было обычным для подпольных операций. Среди этих псевдонимов были "Доброскок", "Добролюбов" -- оба близкие к его настоящей фамилии -- Добровольский. Лев Троцкий в автобиографии "Моя жизнь" и Бертрам Д. Вольф в своей важной работе "Трое, сделавшие революцию" называют этого человека Доброскоком (стр. 4155). Хотя высокопоставленный генерал из Охранного отделения Спиридович дал мне рекомендательное письмо к этому человеку с указанием его личного и родового имени (я смог найти оригинал письма лишь после публикации моей книги), я обозначил его фамилией Добролюбов, наиболее распространенной из всех трех в России. Живущая в Нью-Йорке супруга генерала Спиридовича уже в самом начале обратила мое внимание на эту неточность. Я, в свою очередь, привлек внимание г-на Тителля к путанице с фамилиями еще до его отъезда в Германию, чем и объясняются произнесенные им под присягой слова "Я искал что-либо похожее, я помнил об этом... " (стр. 4110).