Потом откашлялась.
Лидочка продолжила:
– Кто-то застрелил его. Наверное, из пистолета. Говорят, что грабитель.
– Из пистолета? – Даша была поражена. – Этого быть не может!
– Да, конечно, это странно, так бывает с банкирами, но милиция считает, что грабитель лез за видео, а Сергей его спугнул.
– Лез с пистолетом?
Даша перестала слушать ее, всегда чувствуешь, когда человек перестает тебя слушать.
– Пистолет пока не нашли, – сказала Лидочка и осеклась.
– Большое спасибо, – сказала Даша, – только мне нехорошо, я вам потом позвоню, хорошо? Или мама позвонит. Она скоро придет. Я ей сама расскажу. И потом мы вам позвоним.
Лидочка ненавидела телефон. Сейчас телефон зазвонит снова, и снова придется обжигаться о чужое горе. О горе Даши… Но помимо горя было и другое – какое-то дополнительное знание, понимание причин и обстоятельств смерти, понятное только самой Даше.
Телефон заверещал.
Это была Марина Котова.
– Ты извини, – сказала она, – что я трубку кинула. Это от неожиданности. Понимаешь, для меня Сергей – это нечто постоянное, почти вечное. Другие люди могут умирать, уходить, болеть, а с ним ничего не случалось. Я прямо оторопела от твоих слов. Это ничего, что я тебе звоню?
– Ничего, – сказала Лидочка.
– У меня ведь его рукопись. Он всю жизнь писал только популярные книжки, ты же знаешь. И вот почувствовал себя созревшим для прозы. Это редко бывает с популяризаторами. Они не могут вырваться из своей шкуры. А вот Сергей смог. Честное слово, он написал неожиданную вещь! И я добьюсь, что она увидит свет. Знаешь, как бывает – нет человека, нет проблем. Но я обязательно добьюсь, чтобы роман вышел. Это дело чести.
«Каждый кулик хвалит свое болото, – подумала Лидочка. – И Марина, хоть и опечалена смертью Сергея, видит его и понимает сквозь призму романа, который уже не имеет смысла для Сергея, если сам он погиб. Теперь роман остался реальностью лишь для его редактора, для Марины. Вот этим она и обеспокоена. А потому сама смерть Сергея – это вторично, это не так важно, если есть Произведение… Может, я несправедлива к ней, может, она действительно взволнована смертью Сергея…»
– А как это случилось? – спросила Марина. – Мне страшно спрашивать. Ведь, кажется, только-только попрощались, правда?
– Правда. Его убили из пистолета. Грабитель забрался в дом, окно было открыто, он видео…
«Я уже твержу заученный текст, как нищенка в метро».
– Господи! – воскликнула Марина. – Из-за жалкого видео убить такого человека! Ты не представляешь, какая это была светлая голова! Ты не представляешь… – Марина всхлипнула.
Лидочка ждала, пока она заговорит снова.
– Ты продолжай, – произнесла наконец Марина. – Забрался в дом и выстрелил. А что, разве никто не слышал, не видел?
– Это было в два часа ночи, – сказала Лидочка. – Соседка говорит, что проснулась от выстрела, но не догадалась в тот момент, что это был выстрел. Ты знаешь, участок угловой – с двух сторон улица, а сад Ольги отделен сараями и деревьями.
– Может, он потом испугался и кинул пистолет? – с надеждой спросила Марина Олеговна. – Пистолет найдут и убийцу поймают.
– Ничего он не испугался! – возразила Лидочка. – Ведь он потом все-таки забрал видео и ушел. Спокойно ушел. Ольга говорит, что там горел свет. Она видела после того, как проснулась от выстрела.
– Ты только что уверяла, что с Ольгиного участка дом не виден, – упрекнула Лидочку Марина.
– Зачем ей врать?
– Мало ли кто и почему забрался к Сергею. А они, местные, друг друга все знают. И если твоя Ольга…
– Она не моя! – воскликнула Лидочка.
– Ну, не твоя… Если твоя Ольга видела кого-то знакомого, она в жизни никому не признается. Ей же в поселке жить. А там каждый второй бандит, а остальные бывшие бандиты.
– Ты преувеличиваешь, Марина.
– Как? Убивают человека. Интеллигентного, милого, совершенно безобидного, губят талантливого писателя – ты, по-моему, еще не осознаешь, что же произошло! Это же продолжение беспредела! Беспредела во всем! В политике, в экономике, в армии! Знаешь, я иногда просыпаюсь ночью и думаю: боже, пошли нам генерала Лебедя! Пускай он скрутит железной рукой всех преступников, жуликов, паразитов! Мне так надоело существовать на нищенскую зарплату, бояться выйти на улицу в темноте, бояться, что тебя могут избить… И это кончается смертью хорошего человека.
– Я не верю в панацеи, – сказала Лидочка. – В лекарства, о которых все кричат, что они вылечат от всех болезней. Чаще всего они оказываются смертельными для большинства больных. Особенно для тех, кто так горячо в них уверовал. Я не знаю, кого в первую очередь положено скручивать генералам, но исторический опыт не вселяет в меня оптимизма.
– Исторический опыт – чепуха собачья! Прости, Лидия, но сначала в истории бывает первый раз. А от него и начинается опыт… Что я несу чепуху… над Сережиным гробом… прости меня, Лидочка. Я просто очень устала от нашей неладной жизни. Лучше скажи мне, что еще известно? Он сильно мучился перед смертью?
– Не знаю, но мне кажется, что его убили сразу, в голову.
– Ты права, если было несколько выстрелов, соседи бы проснулись и всполошились.
– Там ни у кого нет телефона. Если нужно позвонить, бегут на почту, а ночью – в милицию. Благо недалеко, – сказала Лидочка.
– Я не могу поверить в то, что ты говоришь, я не могу, понимаешь?
– Нам некуда от этого деться.
– Мы же с ним договорились на неделе, чтобы обсудить замечания рецензентов.
Марина сказала последнюю фразу с напором, словно ей обязательно нужно было донести до сознания Лидочки важность их общей с Сергеем работы.
Лидочка, как бы признавая внутреннюю правоту Марины, сообщила:
– В машинку была вставлена страница. Наверное, после нашего отъезда он сел работать.
– Сережа говорил, что любит работать ночами, когда никто не мешает. А где он сейчас? Куда его повезли?
– Наверное, в морг.
– В какой?
– А ты собиралась туда поехать?
– Ой, что ты, я боюсь мертвых!
Как будто граница проходила именно у порога морга – до этого Сергей оставался для Марины живым человеком. С этого момента он стал чужим, страшным мертвецом.
– Извини, Марина, – сказала Лидочка, – я жду звонка от Нины Абрамовны.
– От кого?
– От жены Сергея. Ты видела ее вчера на даче.
– А, от Нины! Конечно. Она заберет его из морга?
– Нина Абрамовна еще ничего толком не знает. Она сказала, что позвонит мне, когда кончится урок.
– Конечно! Делу время – потехе час. Я ее немного знаю, и мне порой кажется, что Господь Бог обделил ее человеческими чувствами. В ней есть только расчетливость, свойственная этой нации.
– Я с ней совсем мало знакома, – ответила Лидочка.
– Твое счастье.
– Я позвонила Лизе Корф, – призналась Лидочка.
– Вот это – зря, – сказала Марина. – Ты впутываешься в скандал, до которого нам с тобой дела нет. Они же ненавидят друг дружку – Лиза и Нина.
– Кто-то же должен его похоронить.
– У Нины больше формальных оснований, – отрезала Марина.
– Может быть.
– Я тебе позвоню вечерком, если чего еще узнаешь, сообщи.
Лидочке оставалось дождаться еще одного звонка, прежде чем можно будет уйти из дома.
И телефон, подчиняясь мыслям Лидочки, тут же ожил.
– К тебе невозможно дозвониться, – сердито начала Лиза Корф. – Я полчаса звоню.
– Здравствуй, Лиза. Я рассказала о смерти Сергея только Нине Абрамовне и Марине Олеговне.
– Это кто еще такая – Марина Олеговна?
«Господи, о чем мы говорим!» – подумала Лидочка. И ответила:
– Марина – редактор Сергея.
– Это та, из «Московского рабочего»?
– Та самая. Ты позвонила мне из-за Сергея?
– Теперь это уже не играет роли, – резко произнесла Лиза.
– Почему?
– Потому что ты дозвонилась до Нинки. Какого черта ты ей дозванивалась?
– Во-первых, потому что она его бывшая жена. Во-вторых, потому что я разговаривала с Дашей, а тебя не было дома.