Всю свою деятельность Московская партийная организация подчинила обороне Москвы. Москва и ее окрестности превращались в военно-укрепленный лагерь.

Наступление войск противника началось 30 сентября ударом танковой группы Гудериана и 2-й немецкой армии по войскам Брянского фронта на участке Жуковка, Шостка. 2 октября противник нанес мощные удары по войскам Западного и Резервного фронтов. Особенно сильные удары последовали из районов севернее Духовщины и восточнее Рославля. Под эти удары попали 30-я и 19-я армии Западного фронта и 43-я армия Резервного фронта. Противнику удалось прорвать оборону наших войск. Ударные группировки врага стремительно продвигались вперед, охватывая с юга и севера всю вяземскую группировку войск Западного и Резервного фронтов.

Крайне тяжелая обстановка сложилась к югу от Брянска, где 3-я и 13-я армия Брянского фронта оказались под угрозой окружения. Не встречая серьезного сопротивления, войска Гудериана устремились к Орлу, в районе которого не было войск для отражения наступления. 3 октября немцы захватили Орел.

Брянский фронт оказался рассеченным, его войска, неся потери, с боями отходили на восток. Создалось угрожающее положение и на тульском направлении.

По приказу командующего Западным фронтом генерал-полковника И. С. Конева оперативная группа генерал-лейтенанта И. В. Болдина нанесла контрудар по обходящей северной группировке войск противника, но действия этой оперативной группы успеха не имели. К исходу 6 октября значительная часть войск Западного фронта (войска 19-й армии генерал-лейтенанта М. Ф. Лунина, 16-й армии генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского, 20-й армии генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова, оперативной группы генерал-лейтенанта И. В. Болдина) и Резервного фронта (32-я армия генерал-майора С. В. Вишневского, 24-я армия генерал-майора К. И. Ракутина) были окружены западнее Вязьмы.

6 октября возникла серьезная опасность прорыва противника вдоль автострады Минск - Москва на Можайск и вдоль Варшавского шоссе на Малоярославец. К этому времени работы на можайской линии обороны и на ближних подступах к Москве еще не закончились и оборонительные рубежи не были заняты нашими войсками. Нависла серьезная угроза прорыва противника к Москве.

Государственный Комитет Обороны, Центральный Комитет Коммунистической партии и Верховное Главнокомандование приняли меры, чтобы приостановить наступление противника. Необходимо было, чтобы войска срочно заняли оборонительные рубежи и в первую очередь можайскую линию обороны. На эту линию 7 октября началась переброска из резерва Ставки и с соседних фронтов 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артиллерийских полков и ряда других частей. Конечно, этих сил для создания надежной обороны было явно недостаточно, но тогда Ставка большими возможностями не располагала, а переброска войск с Дальнего Востока и других отдаленных районов страны запаздывала.

Вечером 6 октября в Ленинград, где я командовал войсками Ленинградского фронта, позвонил И. В. Сталин и спросил, как обстоят дела под Ленинградом, что нового в действиях противника.

- Немцы ослабили натиск, - доложил я. - По данным пленных, войска противника в сентябрьских боях под Ленинградом понесли тяжелые потери и переходят к обороне, сейчас противник ведет артиллерийский огонь по городу и бомбит его с воздуха. Нашей авиационной разведкой установлено большое движение мотомеханизированных и танковых колонн противника из района Ленинграда на юг. Видимо, противник перебрасывает свои танковые и механизированные войска на московское направление.

- Оставьте за себя начальника штаба фронта генерала Хозина, - сказал Сталин, - а сами вылетайте в Москву. - На московском направлении серьезно осложнилась обстановка, особенно на участке Западного фронта.

Простившись с членами Военного совета Ленинградского фронта А. А. Ждановым, А. А. Кузнецовым, Т. Ф. Штыковым, Я. Ф. Капустиным и Н. В. Соловьевым, с которыми в критические дни обороны Ленинграда мы исключительно дружно работали, я вылетел в Москву. Этих товарищей теперь нет в живых. Должен сказать, что это были люди, преданные до конца нашей партии. Они сделали все, что можно было сделать для успешной борьбы с врагом у стен Ленинграда, которому тогда грозила смертельная опасность.

В Москву прилетел 7 октября, самолет приземлился на Центральном аэродроме в сумерки. Встречал меня начальник охраны Сталина, сообщивший, что Верховный Главнокомандующий болен гриппом и работает на квартире. Туда мы и направились. Поздоровавшись кивком головы, Сталин, указывая на карту, сказал:

- Вот смотрите. Сложилась очень тяжелая обстановка, но я не могу добиться от Западного фронта доклада об истинном положении дел. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, тщательно разберитесь в обстановке и позвоните мне оттуда в любое время ночи. Я буду ждать.

Через 15 минут я был у начальника Генштаба Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова. Он выглядел очень плохо. Здороваясь, Б. М. Шапошников сказал:

- Только что звонил Верховный, приказал подготовить для вас карту Западного направления. Карта сейчас будет. Командование Западного фронта находится там же, где был штаб Резервного фронта в августе, когда проводилась вами операция против ельнинского выступа.

Принесли карту с обстановкой на 12 часов 7 октября. Борис Михайлович угостил меня крепким чаем. Сказал, что очень устал. От Шапошникова я поехал в штаб Западного фронта.

В пути, при свете карманного фонаря я изучал обстановку на фронте и действия сторон. Клонило ко сну и, чтобы разогнать его, приходилось останавливать машину и делать 200 - 300-метровые пробежки.

В штаб Западного фронта приехал ночью. Дежурный доложил, что все руководство находится у командующего. В комнате командующего был полумрак, так как она освещалась только стеариновыми свечами. За столом сидели И. С. Конев, В. Д. Соколовский, Н. А. Булганин и Г. К. Маландин. Вид у всех был переутомленный. Я сказал, что приехал по поручению Верховного Главнокомандующего разобраться в обстановке и доложить о ней ему отсюда по телефону.