4

КАБУРО

Случилось так, что в 3-м году Нинъан, в одиннадцатый день одиннадцатого месяца, князь Киёмори, пятидесяти лет от роду, внезапно занемог и, дабы не расстаться с жизнью, поспешно принял духовный сан. В монашестве взял он имя "Дзёкай" - "Океан чистоты". Поступок сей и впрямь, как видно, был угоден богам - мгновенно исцелился он от тяжкого недуга и прожил столько лет, сколько было уготовано ему свыше. Как гнутся под порывами ветра деревья и травы, так покорно склонялись перед ним люди; как земля впитывает струи дождя, так всё вокруг смиренно повиновалось его приказам.

Самые знатные вельможи, самые храбрые витязи не могли соперничать с многочисленными отпрысками семейства новоявленного инока Киёмори, владельца усадьбы в Рокухаре. А князь Токитада, шурин Правителя-инока35, так прямо и говорил: "Тот не человек, кто не из нашего рода!" Немудрено, что все старались любым способом породниться с домом Тайра. Во всём, что ни возьми, будь то покрой одежды или обычай по-особому носить шапку, стоило только заикнуться, что так принято в Рокухаре, как все спешили сделать так же.

Но так уж повелось в нашем мире, что какой бы добродетельный государь, какой бы мудрый регент или канцлер ни стоял у кормила власти, всегда найдутся никчёмные людишки, обойдённые судьбой неудачники, - в укромном месте, где никто их не слышит, осуждают и бранят они власть предержащую; однако в те годы, когда процветал весь род Правителя-инока, не было ни единого человека, который решился бы поносить семейство Тайра.

А всё оттого, что Правитель-инок собрал триста отроков четырнадцати-пятнадцати лет и взял их к себе службу; подрезали им волосы в кружок, сделали прическу "кабуро" и одели в одинаковые красные куртки. День и ночь бродили они по улицам, выискивая в городе крамолу. И стоило хоть одному из них услышать, что кто то дурно отзывается о доме Тайра, тотчас созывал он своих дружков, гурьбой врывались они в жилище неосторожного, всю утварь, всё имущество разоряли и отбирали, а хозяина вязали и тащили в Рокухару. Вот почему как бы плохо ни относились люди к многочисленным отпрыскам дома Тайра, как бы ни судили о них в душе, никто не осмеливался сказать о том вслух.

При одном лишь слове "Кабуро!" и верховая лошадь, и запряжённая волами повозка спешили свернуть в переулок. И в запретные дворцовые ворота входили и выходили кабуро без спроса, никто не смел спросить у них имя: столичные чиновники отводили глаза, притворяясь, будто не видят36.

5

РАСЦВЕТ И СЛАВА

Вершины славы достиг не только сам князь Киёмори, - весь род его благоденствовал. Старший сын и наследник, князь Сигэмори, - Средний министр и начальник Левой дворцовой стражи, второй сын Мунэмори - тюнагон и начальник Правой стражи, третий сын Томомори - военачальник третьего ранга, внук-наследник Корэмори - военачальник четвёртого ранга; всего же в роду Тайра высших сановников насчитывалось шестнадцать человек, удостоенных права являться ко двору - свыше тридцати, а если добавить к ним правителей различных земель, чиновников и других высоких должностных лиц - набралось бы, пoжалуй, больше шестидесяти. Казалось, будто на свете и впрямь нет достойных называться людьми, кроме отпрысков дома Тайра.

С пор, как в давние времена, в 5-м году Дзинги, при блаженном императоре Сёму, при дворе впервые учредили звания военачальников внутренней стражи (а в 4-м году Дайдо назвали эту стражу "Дворцовой"), не бывало, чтобы родные братья одновременно возглавляли Левую и Правую стражи. Если и случалось подобное считанные разы за долгие годы, - так бывало это только с отпрысками знатного рода правителей-регентов Фудзивара; но чтобы из других семейств братья одновременно носили столь высокое звание - ни о чём подобном не слыхивали. Ныне же потомкам человека, с которым вельможи в прошлом даже знаться гнушались, высочайшим указом даровано было право являться ко двору в одеждах запретных цветов37 и сшитых не по уставу; они наряжались в шелка и атлас, в узорчатую парчу; родные братья, совмещая звания военачальника и министра, возглавили Левую и Правую стражи. Пусть приблизился конец света38, всё же это было уж слишком!

Кроме того, было у Киёмори восемь дочерей. Всех удачно выдали замуж. Старшую предназначали в супруги Сигэнори, тюнагону с улицы Сакура, но дело свелось только к помолвке, когда невесте исполнилось восемь лет; после смуты годов Хэйдзи помолвку расторгли и выдали девушку замуж за Левого министра Канэмасу. От этого брака родилось множество сыновей.

А Сигэнори прозвали "тюнагоном с улицы Сакуры"39 оттого, что он, больше других любя всё прекрасное, насадил в городе большой сад и поселился в красивом доме, построенном среди этого сада. Каждую весну люди приходили сюда любоваться цветами и назвали это место "улицей Сакуры". Известно, что цветы сакуры осыпаются на седьмой день, но молва гласит, будто Сигэнори так горевал об их недолгом цветении, что вознёс молитвы великой богине Аматэрасу40, и с тех пор сакура у него цвела три полных недели. Да, в старину не то что ныне государи правили мудро, оттого и боги являли свою благодать людям, а деревья сакуры обладали душой чувствительной, оттого и цвели в три раза дольше обычного!

Вторая дочь Киёмори стала императрицей. У неё родился сын, его вскоре объявили наследником, а после его вступления на престол государыне-матери пожаловали титул Кэнрэймонъин41. Родная дочь князя Киёмори, Мать страны - что может быть почётнее!

Третья дочь стала супругой регента Мотодзанэ42. Её назначили в воспитательницы к младенцу-императору Такакуре и дали высокое придворное звание. Звали её госпожа Сиракава, при дворе она считалась очень влиятельной и важной особой. Следующую дочь выдали за канцлера Мотомити43 . Ещё одну - за дайнагона Такафусу, младшую - за Нобутаку, главу Ведомства построек. И ещё была у Киёмори дочь от старшей жрицы светлой богини в Ицукусиме44, что в краю Аки; эта дочь служила государю-иноку Го-Сиракаве и находилась на положении чуть ли не законной супруги младшего ранга45. А ещё одну дочь родила ему Токива, прислужница вдовствующей государыни Кудзёин; эта дочь состояла в свите Левого министра Канэмасы и носила прозвище "Госпожа с галереи".