- Исключили?
Муж ничего не ответил, встал с кровати, налил из графина квасу и так застыл, с пробкой от графина в одной руке, со стаканом в другой. Потом спохватился, сунул пробку в горлышко графина и снова лег. Клара подошла, властно взяла его за плечи и посадила на кровати.
- Сиди и слушай! - приказала она. - Ты чего раскис? Мямля! Умирать, что ли, собрался? Действовать надо! Решение собрания должно ведь утверждаться в райкоме?
- Допустим!..
- Собирайся в город! Возьми денег. Тысячу, две - не жалко для такого дела. Выпей там с кем нужно, поговори, сунь деньги - все сделают! Только не лежи, ради Бога, не изгнивай заживо...
Птахин не мигая глядел на Клару, будто только что проснулся и увидел ее. Она соскочила с кровати...
- Чего уставился, как баран на новые ворота?
А Птахин сказал с усталой усмешкой:
- Какая ты все-таки.
Клару взбесили эти слова. Она сжала свои тонкие губы, сощурила цыганские глаза.
- Не такая жванина, как ты! Если бы была такая - сильная пара получилась бы! Мы бы оба давно подохли с голоду, нас бы в порошок стерли!
- Порошок? Да мы и на порошок-то не годны. На мыло разве. А насчет денег ты зря расщедрилась. Не все на деньги купишь! Ясно?
Но по выражению ее лица он понял, что ей ничего не ясно. Птахин снова лег на подушку.
Клара попыталась продолжить разговор.
- Слушай, прекрати. Ну тебя к аллаху! Если уж такая ты добрая - сходи в Сосновый Бор и возьми с книжки тысчонку. Съезжу-ка я, в самом деле, в город. Есть ведь у меня там друзья. Они помогут мне пропить эту тысчонку. Жалко на пропой, а? Жалко?
- Что я, без понятья? - обиделась Клара и притворно надула губы.
Пусть Птахин говорит, что хочет, но поступает так, как ей угодно, - и все будет нормально.
В силу денег Клара верила твердо, непоколебимо.
Давно уверовала. Эту веру ей еще в детстве привила тетка. Походила эта тетка, как и многие старые девы, на плохо обглоданный мосол. Клару она взяла на воспитание из детского дома и все свои качества: зависть, жадность, неверие в людей и даже неприязнь к ним - привила своей воспитаннице. Оставляя все свои пороки людям в наследство, она словно мстила через Клару тому миру, который прошел мимо нее. Кроме этого, она оставила Кларе большую сумму денег. Была старая дева отличной швеей и изумительной сквалыгой. Она копила деньги всю жизнь.
Клара с трудом доучилась до восьмого класса, просидев перед этим по две зимы в четвертом, пятом и шестом. Потом поступила в сельскохозяйственный техникум. Гонялись за ней в техникуме многие парни, но почти никто не нравился Кларе. Она была девица с разбором. Молчком и накрепко влюбился в нее Зинка Птахин, незаметный и, как считала Клара, самый бросовый парень в техникуме. Ни товару, ни красоты в нем не было. Птахин и сам понимал - до Клары ему далеко, а потому переносил свою любовь героически - мучился и молчал. Ребята посмеивались над ним, Клара тоже.
Потом дороги их разошлись. Клару отчислили из техникума - плохо училась. Встретились они уже несколько лет спустя, когда Птахин прочно осел в Корзиновке. Зачем-то его вызвали в облсельхозуправление, и здесь лидом к лицу он столкнулся с Кларой. Клара занимала должность секретаря в одном из отделов управления.
Она не процветала. Тетушкины деньги кончились, замужество не удалось. Попался какой-то хлюст поизворотливей, чем она, ободрал ее, как липку. - и был таков.
Птахин все это пропустил мимо ушей. До его рассудка, потрясенного встречей, не доходили злоключения Клары. Перед ним была та, которая приходила к нему в тревожных снах по ночам, чей голос, низкий, насмешливый, слышался в говоре ручья, и звонком пенье жаворонка, в шорохе травы, девушка, по которой он тосковал и с которой уже не надеялся встретиться.
Она все такая же, ослепительно красивая. Только глаза ее стали чаще прятаться в надменном, полупрезрительном прищуре, будто она долго перед этим глядела на солнце. Черные, до яркости черные глаза, с большими яркими белками. Ни у кого не видел таких глаз Зиновий.
Как и все тихие нравом, немножко замкнутые люди, любил Птахин единожды и неизменно. И он готов был на все, потому что заранее принижал себя, принимал ответ как милость великую. А в таких случаях всегда бывает одно и то же: есть у жены совесть, значит, она будет злоупотреблять властью в меру, нет совести - она замордует, заездит мужа до того, что он однажды взревет, взбунтуется, как добрая крестьянская лошадь, брыкнется и сбросит с себя седока. Сбросит и удивится; оказывается, без седока-то значительно легче.
Что-то похожее на бунт заезженной лошади назревало и в душе Птахина. Сегодня Птахин уже пробовал брыкнуться, и это сразу озадачило Клару. Ей хотелось по привычке сделать ему укорот, но положение сложилось такое, что с мужем приходилось считаться. "Вот отчалим отсюда - и я подтяну узду!" утешала она себя, шагая в Сосновый Бор. И все-таки Клара знала, что Птахин не станет употреблять деньги на спасение партийного билета, не такой он человек. Ему просто захотелось куда-нибудь уехать, напиться до обалдения, чтобы все забыть. "И пусть встряхнется, - сочувствовала Клара, - пусть. За один раз много не пропьет..."
Как только Птахин уехал в город, к Кларе заявился гость - Карасев. Он снял хрустящий реглан, по-хозяйски огляделся.
- Давненько не бывал у вас, давненько, - с легкой усмешкой, таившей что-то циничное, подмигнул он хозяйке дома.
- И хорошо делал! - лениво отозвалась Клара, перекладывая вещи из гардероба в чемодан.
Карасев остановился позади нее со сложенными за спиной руками.
- Собираешься?
- А чего ж? Пойдем искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Так, кажется, у Грибоедова?
- А черт его знает. Больно мне нужны твои Грибоедовы. - Карасев нахмурился, отошел к комоду, взял в руки флакон замысловатой формы, повертел его в руках и, поставив на место, вздохнул: - Ты лучше скажи, как быть? Куда деваться? Нет ли каких соображений у твоего Грибоедова насчет этого?
Клара прикинула на груди кремовую кофточку, приосанилась, глянула в зеркало и, аккуратно сложив ее, безразличным голосом проговорила:
- Тебе горевать нечего. Ты не пропадешь, не то, что мое чудо. Ему все время поводыря нужно.
