- Да-да, что же в этом письме?

- Сейчас покажу, - Арнольд вскочил, бросился к сумке и вытащил из нее письмо. - Выхожу я сегодня из дома, а в почтовом ящике конверт. Без марки, без адреса. Просто подписано: "Красивому незнакомцу из квартиры 162"! Вот почитайте!

Дамкин и Стрекозов снова переглянулись. Дамкин взял протянутое письмо.

- "Любимый мой!" - с выражением прочитал он, в то время как Карамелькин самодовольно прищурился. - А кто написал-то?

Карамелькин, только что махавший конвертом, теперь пытался изобразить незаинтересованный вид, но безуспешно.

- Да так. Одна девушка. Живет в моем подъезде. Да вы читайте дальше.

- Нет уж, читай сам. Ты ведь сам все уши нам прожужжал, что тебе надо было стать актером - и голос красивый, и дикция отменная, - серьезно сказал Дамкин.

- Да, Карамелькин, читай лучше сам. Только с выражением. Мне очень нравится, как ты читаешь с выражением, - добавил Стрекозов.

- Ну, хорошо.

Карамелькин взял покрытое каракулями письмо и стал читать вслух. Очевидно, он знал текст достаточно хорошо, поскольку, начав читать, ни разу не сбился.

- "Любимый мой!

Не пытайся узнать меня, ты меня не знаешь, а я тебя знаю очень хорошо. Ты самый красивый и умный мужчина из всех, кого я когда-либо видела. Ты не только красивый, но и воспитанный, всегда хорошо одеваешься. Я поняла, что ты как раз тот человек, которого я часто представляла в своих мечтах. Я знаю, что уже не смогу жить на белом свете, если не признаюсь тебе в любви. Я часто смотрю на тебя, когда ты проходишь мимо, но ты не замечаешь меня. Я полюбила тебя сразу же, как только увидела тебя у нашего подъезда. Как бы я хотела быть с тобой рядом, понимать тебя с полуслова! Я чувствую наше родство душ. Жаль, если ты уже любишь какую-нибудь женщину, которая под стать тебе, умна и красива. Прости меня за это письмо, но если бы я не призналась тебе в своих чувствах, то, наверное, удавилась бы. Я тебя так люблю, что уже не могу молчать и поэтому пишу это письмо. Я еще учусь, но я уже вполне симпатичная девушка. У меня красивая грудь, и все остальное вполне на уровне. За мной ухаживают многие мальчики, но мне нравишься только ты. Ты такой мужественный, я так хочу с тобой познакомиться, но очень стесняюсь. Если ты хочешь со мной встретиться и если у тебя нет другой женщины, то нарисуй на своем почтовом ящике красный крестик. Тогда я напишу тебе еще одно письмо, в котором расскажу, где мы сможем увидеть друг друга. Как бы я хотела, чтобы ты поцеловал меня!

До свидания, милый. Та, кто всем своим молодым существом любит тебя".

- Ну как? - спросил Карамелькин, затаив дыхание. Читая письмо, он изрядно порозовел. - Круто, а?

- Какая-то дурочка, - сказал Дамкин. - Пэтэушница, наверно.

- Сам ты пэтэушник! - обиделся Карамелькин. - Тут такая любовь, девочка страдает по мне, а ты...

- Ты уверен, что она по тебе страдает? - усмехнулся Стрекозов.

- А по кому же? Написано же: незнакомцу из квартиры 162. А это моя квартира.

- И ты собираешься продолжить знакомство? Я бы тебе не советовал! предупредил Стрекозов.

- Это почему?

- Она еще учится. Значит, несовершеннолетняя. Знаешь, сколько дают за развращение малолеток?

- Ну, почему обязательно несовершеннолетняя? Может, она в институте учится?

- Такая дура, и в институте! Думай, что говоришь! - воскликнул Дамкин. - Ты посмотри, какой дубовый слог в этом письме! Так только школьники пишут сочинения о Евгении Онегине в восьмом классе.

- Сам ты дурак! - опять поджал губы Арнольд. - Очень даже милое письмо. Видно, что девушка страдает от любви! Да вы сами гораздо дубовее пишете!

- Ну ты и сказал! - Стрекозов покачал головой. - Сравнил нас, профессионалов пера, и эту глупую девочку. Я бы тебе, Арнольд, не рекомендовал с ней связываться!

- Советчик нашелся!

- Ладно, мужики! - прервал их Дамкин. - Арнольд, ты не будешь возражать, если мы у тебя поживем два дня? Нам надо скрыться на время, пока из командировки не вернемся.

- Конечно, живите! Что мне, жалко что ли? Только пожрать чего-нибудь захватите, а то у меня ничего нет.

- Пожрать и у нас нет. И денег нет. Но сообща чего-нибудь придумаем. Утюги вон можно продать.

- Да, мужики, - вскочил Карамелькин. - Подарите мне один утюг, а то у меня его нет, а у вас все равно много!

- Бери, конечно.

Карамелькин погрузил утюг в сумку и проговорил:

- Ну, ладно. Мне на работу пора. Вы когда приедете?

- Вечерком сегодня.

- Если Шлезинского не будет, ключ, как всегда, под ковриком. Бывайте!

- Счастливо! - попрощались с другом литераторы.

- Надо статью о Сахалине писать, - весело сказал Стрекозов.

- К Арнольду приедем и напишем, - с улыбкой ответил Дамкин. - Хоть две статьи! А сейчас может еще кофе сваришь? Какое, однако, Карамелькину страстное письмо пришло!

- Главное, не завидовать чужому горю.

- Это точно.

Глава очередная

Сахалин вчера, сегодня, завтра и послезавтра

(Статья Дамкина и Стрекозова)

Воображение так преувеличивает любой пустяк и придает ему такую невероятную цену, что он заполняет нам душу...

Блез Паскаль

Ясное советское солнышко вставало над Сахалином. Трудящиеся этого известного острова, на котором в суровые годы царизма побывал прогрессивный писатель Антон Палыч Чехов, готовились к новому рабочему дню, одному из тех рабочих дней, каждый из которых может служить примером беспримерного героизма советских людей, их осмысления трудовых буден.

День только начинался, а рыбаки уже вытаскивали из Охотского моря воблу, красную рыбу и креветок к чешскому пиву. Металлурги смывали с себя копоть и сажу доменных печей рыбообрабатывающих комбинатов. И лишь где-то в темных подвалах буржуазно-настроенные корейцы гнали отвратительную жень-шеневую водку.

Прилетевших из Москвы литераторов Дамкина и Стрекозова встретил в аэропорту первый секретарь Южно-Сахалинского горкома партии Иван Семенович Журдымбабаев. Его круглое лицо со слегка приплюснутым носом и узкими глазами светилось добротой и взаимопониманием.

- Здравствуйте, дорогие гости! - с восторгом вскричал Иван Семенович, выходя из машины. - Как долетели?

- Хорошо, - с оптимизмом ответил Дамкин.