Литмир - Электронная Библиотека

Странно. Никакой особой горечи и печали в ее голосе не чувствовалось. Напротив, голос был теплый, проникновенный, богатый оттенками. Какое же, в таком случае, у нее лицо? Лало мысленно представил себе эту девушку: чистые легкие черты, яркие глаза, волосы теплого оттенка — возможно, светло-каштанового, цвета корицы…

В соседней комнате Ведемир о чем-то разговаривал с матерью.

— Я слышал, мой сын за вами ухаживает, — сказал, помолчав, Лало, и снова возникла пауза. Он чувствовал, что Райан озирается вокруг, пытаясь понять, кто еще есть в доме.

— Ведемир — очень хороший человек, — неторопливо начала было она, — вот только… — В ее речи вдруг отчетливо зазвучал ранканский акцент.

— Вот только он, к сожалению, илсиг да к тому же и не из высшего сословия! — резко закончил незаконченную фразу Лало, тщетно пытаясь заглушить горечь своих слов. А он-то думал, что давно уже подавил в себе эту манеру!

— Ах нет, дело совсем не в этом! — поспешила возразить Райан. — Да и какое это имеет значение в наши дни? Но я, еще до встречи с Ведемиром, дала слово одному…

— Одному волшебнику… — Теперь Лало вспомнил. — Да, Ведемир как-то говорил мне. И вы, должно быть, очень его любили? — Он умолк. Да как он смеет столь нагло допрашивать ее? Не потому ли, что не может посмотреть ей в лицо? Впрочем, и она, возможно, отвечает ему так прямо, потому что не боится прочесть в его глазах осуждение?

Райан вздохнула.

— Ведемир всегда такой живой, теплый… Когда я с ним, то ничего не боюсь. Я чувствую, что он меня любит. Но я же обещала Дариосу!..

— Смерть отменяет все данные обещания.

— Дариос не умер!

— Она все время это повторяет, отец! — Лало вздрогнул: он не заметил, как к ним подошел Ведемир. — Но если он не умер, Райан, то, значит, он тебя бросил! Забыл о тебе! — продолжал Ведемир, обращаясь уже к девушке. — Ни в том, ни в другом случае ты ничего ему не должна!

— Но я же постоянно чувствую его присутствие! Если он мертв, значит, меня преследует его дух!

Теперь она почти кричала, и Лало совершенно отчетливо представил ее себе. Она обернулась к Ведемиру, глаза ее сверкали так ярко, точно были полны слез. А может, слез и не было, но та боль, что звучала в ее голосе, заставляла художника видеть Райан именно такой?

— Во сне я часто вижу.., что Дариос попал в какую-то ловушку. Вокруг него царит непроницаемый мрак, и он никак не может освободиться из своей темницы!..

«Ловушка, темница! — думал Лало. — Я тоже попал в ловушку, в темницу!» На мгновение волна ужаса окатила его с ног до головы, но вот что странно: ужас этот как бы не являлся его собственным! Это был чужой ужас! Сам-то он мог слышать голоса людей, ощущать прикосновение солнечных лучей, дышать вольным ветром… Впервые с тех пор, как его ослепили, ему в голову пришла мысль о том, что бывает и куда более худшая судьба, чем его собственная.

— Но он пока еще жив, — продолжала Райан. — Хотя и умирает. Он заживо похоронен, и если я не смогу его отыскать, он так и умрет от голода.., в темноте… Он уже утратил всякую надежду, но по-прежнему думает обо мне…

И опять дикий панический ужас охватил Лало, словно видения Райан каким-то неведомым образом касались и его.

— Но где он может находиться? — воскликнул Ведемир, явно стараясь как-то подстроиться к своей возлюбленной. — Ведь все завалы после бунта расчищены, рухнувшие здания разобраны…

— Не все… — Райан явно колебалась. — Никто не решился даже прикоснуться к зданию Гильдии Магов, а ведь большая часть его рухнула. И Дариос жил именно в этой части здания! Что, если он попытался укрыться в подвалах и его там завалило? Это вполне возможно, и мысли об этом не дают мне покоя!

— Ну что ж, это легко проверить! — рассмеялся Ведемир. — Я получу во дворце разрешение и спущусь в подвалы Гильдии с группой крепких ребят, вооруженных кирками и заступами. Мы там быстренько все завалы раскопаем! И если там какой призрак остался, так мы живо его изловим и бросим к твоим ногам, Райан.

Лало отчетливо почувствовал, как между Ведемиром и Райан вдруг возникла враждебность. Он понимал сына: мальчик защищает свою любовь. Но и эта девушка достойна уважения: при всей своей ранканской изысканности, она обладает поистине стальным характером. И Ведемиру в жизни не добиться ее любви, если он будет продолжать в том же духе. Даже если он действительно ничего не найдет во время этих раскопок. Неужели он сам этого не понимает? Лало напряженно вглядывался в лицо сына своими незрячими глазами, словно это могло заставить Ведемира замолчать, понимая, однако, всю тщетность подобных надежд, и то, что увидеть его «взгляд» им так же невозможно, как невозможно этому Дариосу пронзить своим взглядом непроницаемую тьму.

***

Дариос легко отличал сон от яви — ведь во сне он мог видеть!

Но стоило открыть глаза, и его вновь окутывала пугающая непроницаемая тьма. Скоро он умрет… Так зачем заставлять свое тело жить в этом полусне, если конец все равно один? И для него может открыться лишь одна-единственная дверь… Что ж, остается надеяться, что боги все же простят ему, ученику великих магов, разные мелкие прегрешения и нанесенные им обиды.

«Но я же ничего особенно плохого не сделал! — уговаривал он себя. — Впрочем, и по-настоящему хороших поступков на моем счету нет». И все же вынести ему приговор за обман можно вполне, и это, наверное, будет справедливо, хотя вряд ли кому-то из Гильдии его проступок показался бы таким уж серьезным. Вряд ли вообще кому-то на белом свете не безразлична его судьба.

К тому же он обманул женщину, пытаясь завоевать ее любовь.

«Большое ли это зло? — без конца спрашивал он себя. — И как сказался бы этот обман на мне.., на нас.., если бы я остался жив?»

Он вспомнил яркую красоту Райан и понял, что со временем его же собственное притворство способно разрушить даже эту красоту, подточить ее подозрениями, запятнать ее недоверием. Когда не можешь видеть глазами, более острым становится внутреннее зрение, благодаря которому даже в будущее можно заглянуть — и увидеть там, что один обман, даже самый маленький, всегда тянет за собой следующий, и эта постоянная ложь в итоге приведет к тому, что он, Дариос, возненавидит истинную красоту Райан, потому что красота эта подчеркивает его собственное ничтожество… А возненавидев ее, он захочет избавиться от взгляда этих ясных глаз, которые станут мешать ему видеть себя таким, каким некогда увидела его она, каким он заставил ее его видеть!

Но неужели понимание этого и приносит ему такие страдания? Что ж, теперь он осознал свой грех. И, конечно же, наказан вполне достаточно! Дариос в который раз попытался вспомнить тот сложный Знак, которым была запечатана дверь в подвал, точнее — систему различных символов, которую нужно вспомнить, чтобы освободиться… Но вспомнить Знак он не мог!

И бессмысленно молить богов о спасении. Дариос слишком хорошо знал, как откликнется Великое Заклятье, запечатавшее вход в подвал, если кто-то попытается открыть этот вход силой…

***

Лало отлично понимал: он спит и ему снится сон, ибо сейчас он снова мог видеть. В этих снах зрение у него было настолько острым, каким никогда не было прежде — ни наяву, ни во сне! — до того, как он ослеп. В своих теперешних снах он мог сколько угодно бродить по Санктуарию, невидимый и совершенно неуязвимый, не зная усталости, словно вся та энергия, что в течение дня копилась в нем, не находя выхода, устремлялась наружу во время этих ночных скитаний — ночными, впрочем, их можно было назвать только потому, что сны приходили к Лало ночью.

Ведь уснув, он попадал в самое разное время суток, мог вернуться, например, в собственное прошлое, или же оказаться среди совершенно незнакомых ему прежде людей, или же участвовать в событиях, которых никогда не переживал прежде и которые не смог бы объяснить, проснувшись. Однако он и не пытался вспоминать о своих видениях в те часы, когда бодрствовал. Слишком это было бы мучительно.

60
{"b":"51364","o":1}