— Ну и что? — свирепо проворчал Страт, рассеянно поглаживая нывшее плечо. Страт, один из лучших бойцов среди пасынков, был сейчас вдвойне уязвлен: Ишад не могла или не захотела исцелить его плечо, и в городе не осталось пасынков, к которым он мог бы обратиться за помощью.

— А то, что мы должны остановить его, — сказала Кама. Ей было до боли жаль Страта, как и всех тех, кого ее отец бросил здесь, как ненужный хлам. Теперь их со Стратом объединяло нечто общее — нечто большее, чем Крит. Возможно, их отсекли от привычной компании Братства потому, что Темпус хотел испытать их. Но это понимала одна лишь Кама. С ее отца станется как-нибудь на рассвете въехать в город и пригласить заблудших овец присоединиться к стаду — если Темпус решит, что они смогли совладать с Санктуарием. Так вот, Кама не хотела, чтобы отец обнаружил, что она не смогла.

Но ее собеседник был слишком пьян или слишком страдал от боли, чтобы уразуметь то, что она говорит.

— Остановить? С какой стати? Зип нашел себе ручного демона или какое-то незначительное илсигское божество для почитания. А нам какая разница? Все равно боги помогут нам не больше, чем маги или воины.

Кама знала, что Страт верил лишь в одну магию — магию Ишад. Он слишком много повидал. Слишком много неупокоенных мертвецов, бродивших по ночным улицам. Страт узнал свою судьбу и принял ее: он был точно таким же подданным вампирши, как и любой другой из ее рабов.

— Пойдем, Стратон, — настойчиво произнесла Кама и потянула наемника за рукав. — Пойдем, я все тебе покажу.

— Ты и твои любовники! — проворчал Страт, перекрывая мерзкий скрежет ножек стула по усыпанному опилками полу. — Что ты хочешь доказать, показав мне, как он лижет задницу своему демону?

— Тс-с! — предостерегающе прошипела Кама и принялась подталкивать Страта в спину, словно жена, которая каждый вечер приходит в «Единорог», чтобы забрать пьяного мужа домой. Снэппер Джо изобразил на лице грубую, нечеловеческую улыбку и почтительно поклонился Каме.

Великолепно. Демон выказывает ей почтение, словно лучший друг, тогда как настоящие друзья от нее отвернулись. И Молин, у которого есть другая жена, и Крит, и Гейл, и Рэндал избегают ее словно зачумленную. Из всех людей, с кем Кама участвовала в Войнах Чародеев, один лишь Стратон, который и сам оказался изгоем, продолжал с ней общаться. Он да еще Зип…

Как верно отметил Страт, Зип действительно был ее любовником. Мужчины постоянно используют свои мускулы и секс для достижения желаемого, и никто не ставит им это в вину. Кама тоже пользовалась тем, что была женщиной. Чтобы добиться своего, все способы хороши. Кама была больно уязвлена тем, что люди, которые сражались с ней плечом к плечу, переменили свое отношение к ней только из-за того, что она позволила верховному жрецу пустить в ход свое влияние и помочь ей.

Ее отец мог иметь хоть дюжину любовниц и хоть десять раз на дню насиловать кого-то, уступая своему священному безумию, и ни одна живая душа в Санктуарии не смела потешаться над этим и не позволяла себе порицать Темпуса. Возможно, ей стоит спустить шкуру со своего следующего партнера по постельным удовольствиям, чтобы доказать себе и всем вокруг, что она — настоящая дочь своего отца. Возможно, тогда Крит перестанет отводить глаза при встрече с ней.

Страт споткнулся в дверях, рыгнул и скатился по лестнице. Гнедая лошадь заржала, прядая ушами. Каму передернуло. Чертова скотина была такой же мертвой, как дверной гвоздь, — это видел любой дурак. Страт же, похоже, об этом даже не догадывался. Он порылся в сумке, вытащил кусок сахарной свеклы и протянул его лошади.

Бархатные губы лошади-призрака осторожно сняли угощение с ладони. Лошадь фыркнула от удовольствия.

Возможно, она все же немного живее дверного гвоздя. Но все равно адски противоестественна. Противоестественна, как сам Санктуарии. Кама решила полностью выбросить всякое упоминание об этом городе из хроники о деяниях ее отца, которую сейчас писала. Санктуарии не заслужил того, чтобы у него был свой летописец. Единственное, чего заслуживал этот город, так это уничтожения.

Кама была уверена, что у Санктуария имеется душа, илсигский дух, которому осточертели люди, лезущие не в свои дела, и теперь он подталкивает город прямиком к пропасти. Все, что хотела Кама, — это выбраться отсюда, не дожидаясь, пока Санктуарии сровняют с землей ранканцы, выпотрошат и бросят гнить бейсибцы или не разнесут в клочья внутренние неурядицы.

Как историк Кама понимала, что по всем признакам город умирал. Санктуарий потерял почти все: его боги бессильны, его магия разладилась, его жители раскололись на противоборствующие лагери, а его дети жаждали лишь разрушений.

— Ты что-то сказал, Страт? — До Камы вдруг дошло, что она выпала из реальности, полностью погрузившись в свои мысли. Рослый пасынок уже уселся в седло. В правой руке он держал поводья, а левая лежала на бедре.

— Я сказал, что найти Зипа не проблема — сейчас ночь, его смена. Если хочешь видеть его, поехали в штаб. Кама покачала головой.

— Я же тебе сказала, он таскает эти проклятые камни. И каждый вечер приносит жертву богу или демону старого алтаря. Мне это известно от надежного человека.

Появление в штабе ночью не грозило Страту встречей с Критом — тому принадлежала дневная смена. Бывший напарник Страта предпочитал проводить ночи в старом надежном доме на перекрестке Развалин, принадлежащем пасынкам.

— Ну и где это? — в голосе Страта вдруг прозвучала тревога.

— Вниз по течению реки, солдат. Невдалеке от дома Ишад. Не уверена, что ты сможешь совладать с ее зовом.

— Не твое свинячье дело, с чем я могу совладать, женщина! — пьяным голосом проревел Страт. — Я могу общипать этому желторотику все перышки быстрее, чем он задерет тебе юбку. Ты хотела помощи? Ну так ты ее получишь. А если передумала — тоже неплохо. На кой черт тогда торчать тут?

Кама села в седло. Она чувствовала, что у нее горит шея, несмотря на холодную ночь. Непокорный весенний холод пробирал до костей. Пальцы Камы, сжимающие поводья, сразу же окоченели. Чалая затанцевала, взбрыкнула. Неподходящая для такой работы лошадь. Слишком пугливая и недостаточно хорошо объезженная. Но пасынки забрали всех своих лошадей и оставили только тех, которые принадлежали Гильдии наемников. Не считая, конечно, жеребца тресской породы, который, по-хорошему, должен был отойти к ней, но Темпус в свойственной ему манере наносить оскорбления передал его Критиасу.

Это было нечестно, но ее отец никогда и не отличался честностью. Она была нежеланным ребенком, и то, что Кама так много сделала для него, его не волновало. Женщины для Темпуса вообще не имели ни малейшего значения. А ее связь с Факельщиком только ухудшила ситуацию.

А может, отдав жеребца Криту и оставив его здесь вместе с Камой, отец тем самым хотел сказать дочери, что, если она вернется к Криту, он простит обоих? Неужели он признал Крита подходящей для нее парой? Или Темпус просто решил сделать гадость на прощание?

Последнее больше походило на правду. Она хотела плюнуть на все, избежать испытания, которым являлся Санктуарий, улизнуть отсюда. Но все-таки осталась здесь, поскольку была, как любой из людей Темпуса, связана долгом, и у нее не хватило духу, сыграв на родственных отношениях, попросить об особой милости и признать, что ей, женщине, не по силам выполнять свой долг, как это делают мужчины.

«Твоя задача — помогать командиру гарнизона поддерживать здесь порядок. Ты хорошо умеешь собирать разведданные. Вот и собирай», — сказал отец и больше ничего не добавил. Никак не проявил родственных чувств, говоря с дочерью так, как говорил бы с любым солдатом, которого оставил прикрывать тыл.

А Крит сидел за столом и смотрел на нее. Он уже знал тогда, кого Темпус намерен назначить командующим на время своего отсутствия. Знал, что Кама перейдет под его командование.

Все это дурно пахло. Кама пришпорила чалую и врезала ей поводьями между ушей. При помощи этих карательных мер ей в конце концов удалось призвать лошадь к порядку. Галопируя рядом с полупьяным Стратоном вдоль реки, Кама отчаянно мечтала оказаться где-нибудь в другом месте. Удерживать Зипа от таких ошибок — это работа Крита, а вовсе не ее.