- Иди сюда! - позвал Магнус в это время Каркефу, - Болтунья хорошо сегодня поработала, ей необходимо отдохнуть. - То же я могу сказать и о своей Дрожалке! - поддержал его Каркефу.

Придя в себя, Диана дотронулась своим хорошеньким пальчиком до Рено. Он, неподвижный и молчаливый, остался стоять перед нею на коленях.

- Я понимаю, почему де ла Герш спешил в Магдебург, заговорила девушка тихо, - он спешил предстать перед мадемуазель де Сувини по мотивам, нам всем известным. Но вы, почему вы поехали с ним в Магдебург?

- Я не знаю, - отвечал Рено, смущаясь.

- Вот это ответ! Итак, если вы этого не знаете, вам нужно уходить отсюда как можно скорее. Это страшная страна, повсюду свистят пули и полыхают пожары. Господин де ла Герш имеет право остаться здесь, любовь держит его здесь и он готов на все, чтобы не потерять её. Но Шофонтен? Если вдруг он окажется ранен, как вы на это посмотрите?

- Вы меня гоните? - только и мог произнести влюбленный, который едва дышал.

- Если вы не можете объяснить свое присутствие здесь, вам необходимо уйти!

- Но мадемуазель, послушайте, ведь я люблю вас, я обожаю вас! вскричал де Шофонтен вне себя.

- Вы в этом уверены? - спросила Диана с серьезным видом.

- Уверен ли я в этом? Но я отдал бы десять тысяч жизней, чтобы никогда не видеть ваших слез... Я не принадлежу себе с тех пор, как увидел вас!.. Воспоминания о замке Сан-Вест, где мы проводили вместе время, запали мне в душу. Я как будто обезумел. Я говорю правду.

- Неужели? - прервала его страстную речь Диана, улыбаясь.

- Да, да, безумен... И ещё со мной стало происходить нечто, доколе мне неведомое. Я стал ужасно ревнив. Если кто-то посмеет заговорить с вами, я убью его! О! Боже! Что за историю я вам здесь рассказываю? Я люблю вас и это чувство переполняет меня. Вам стоил только поманить меня пальцем и я буду у ваших ног, как ребенок. Арман-Луи об этом хорошо знает. Спросите, что он об этом думает. Вначале я думал, что это пройдет. Я пытался забыть вас, он тщетно, ни сражения, ни время, ни ваше отсутствие, ничто не помогло! Я нуждаюсь в вашей любви, она живет во мне и ничто не может лишить меня этого чувства, которое с каждым днем все увеличивается... Я с удовольствием подчиняюсь ему. Я постоянно хочу быть рядом с вами, и, если однажды, в наказание за мои грехи, а их, увы, много, вы лишите меня своего присутствия, я пойду, не зная куда, хоть в страну индейцев; я объявлю войну инкам в Америке, и я буду убит на варварских островах с вашим именем на устах!

- Итак! - прервала его Диана. - Выслушав ваши горячие признания, я думаю, что однажды назовусь мадам де Шофонтен.

Рено издал крик радости. Он был такой силы, что стены дома затряслись. Он попытался подняться с колен, но не смог и, взволнованный, залился слезами.

- О! Это добрый слезы! - говорила Диана, сжимая его руку, - не нужно слов, но я хочу вам сказать, что тоже люблю вас и никогда не любила никого, кроме вас.

3.

Предсказания Магнуса

Вечером де ла Герш прибыл к господину Фалькенбергу, обосновавшемуся в главном отеле города, и доложил ему содержание разговора с Густавом-Адольфом во время их последней встречи.

- О! Я буду держаться столько, сколько смогу, - отвечал шведский офицер, - но я не знаю, сколько это сможет ещё продолжаться.

Он поведал г-ну де ла Герш о том, что среди населения Магдебурга зреет недовольство. Одни сожалели о своей загубленной торговле, другие страшились последствий осады. Город страдал от постоянных артиллерийских налетов.

- Если бы у меня не было двух тысяч солдат шведской армии и большого количества волонтеров, жаждущих сопротивляться до конца, - рассказывал Фалькенберг, - Магдебург давно открыл бы свои ворота.

- Вы теперь знаете, что король хочет. Слово "капитуляция" не должно прозвучать.

- Пока я жив, капитуляции не будет! Я клянусь вам в этом! - заключил Фалькенберг.

Покинув отель, Арман-Луи и Рено решили проехать по городу и его окрестностям. Повсюду они находили следы кровавых сражений. Разрушенный стены, дома со следами ядер, разломанный башни, дымящиеся руины, молчаливое население, ни песен, ни разговоров, плачущие в церквях женщины и дети. Пригороды, разрушенный имперцами, тоже представляли собой руины. Повсюду пылали пожары.

Тем не менее, пыл нападавших несколько поубавился, чего нельзя было сказать о защитниках. Армия графа Тилли, осаждавшая город, несла жестокие потери. Лучшие полки, победители многих сражений, были разбиты; большинство лучших имперских командиров погибли в смертельных схватках.

Крепостные стены Магдебурга оставались непреступными. Шведская артиллерия не ослабляла огонь. Генералы начинали смутно понимать, что самые стойкие отряды уже начинают сомневаться в возможности взять город приступом.

Однажды утром, после длительных перестрелок, стоивших большому количеству наступавших жизни, часовые, находящиеся на вершине самых высоких башен, с удивлением заметили, что батареи, ещё недавно поливавшие город огнем своих пушек, умолкли. Они казались безжизненными, вокруг них не было видно никого.

Каркефу, стоявший на страже у потайной двери, решил на веревке спуститься в ров. Страх уступил место любопытству. Несколько смельчаков решило отправиться вслед за ним в разрушенные предместья. Пробираясь между развалинами и вдоль рвов, они достигли передовых позиций имперцев и увидели, что враги отступили.

Новость об этом неожиданном отступлении разнеслась по Магдебургу с быстротой молнии. Все вышли на улицы и расспрашивали тех, кто был в разведке.

- Я быстро достиг расположения самой крупной батареи, брустверы которой видны вон там, на пригорке, - рассказывал Каркефу. - Бог свидетель, я готов был бежать, как трусливый заяц при первой тревоге!.. Земля везде изрыта, брустверы разрушены, орудия исчезли; я увидел на равнине лишь несколько всадников.

Услышав этот рассказ, сотни буржуа подбросили свои кепи вверх.

- Они ушли! Они отступили! - слышалось со всех сторон.

Самые радостные обнимались.

- Если имперцы действительно ушли, - произнес Магнус многозначительно, - самое время усилить охрану.

Все посмотрели на него с удивлением.