Жизнь Ильи Ефимовича состояла из маленьких удач и маленьких потерь, из мелких радостей и мелких же огорчений... Илья Ефимович, может быть, рискнул бы и бросился однажды за большой удачей, но слишком он был осторожен и прекрасно понимал, что завладей он каким-нибудь большим и аппетитным куском жизненных благ - сейчас же налетят на него со всех сторон алчные хищники и отнимут добычу, может быть, даже и вместе с самою жизнью. Что там далеко ходить за примером - ведь застрелили же только за последние два года и банкира Агуреева, и биржевика Тебенькова, зарезали под рижской эстакадой сутенера Зворыкина, отравили черной икрой начальника таможни Виталия Петровича Муху с домочадцами, и на всех похоронах был Илья Ефимович Понышев, и речи говорил, поскольку это все бывшие однокурсники, сослуживцы и соседи.
А потому он и не высовывался, и не рисковал. Экономил вот на билете до Ерденева десять рублей в случае ревизоров - или, если пофартит, то все восемнадцать - и был вполне доволен.
Понышев все рассчитал верно: электричка до Калуги была последней, а потому вероятность появления ревизоров приближалась к нулю. Они любят работать в поездах многолюдных, дневных, частых, когда удобнее выходить на станциях и пересаживаться на встречную электричку...
Понышев ехал, рассеянно усмехаясь и напрочь отрешившись от внешнего мира. Взгляд его блуждал в иных пространствах. У Ильи Ефимовича, как и у всякого маленького человека, имелось две-три заветных мечты, которые он обычно приберегал для долгой дороги, когда можно было неторопливо и без помех проживать их от начала до конца. Грезы эти помогали скрасить дорожную скуку и убить время. Одну из них, особенно сладкую и увлекательную, проживал он в настоящий миг. "Ну что, милок, - с нехорошей лаской произносил в своей грезе Понышев, намыливая веревку и глядя на очередного трясущегося, поскуливающего от страха негодяя, - сдал Россию? Дореформировался, иудушка ты этакая? Ворюга! Ну-ка, поднимайся с четверенек...... Становись на табуретку, суй шею вот сюда......" Празднично гремел туш, и уже висели в грезе этой рядком, высунув страшные языки - и рыжий, и лысый, и кучерявый, и упитанный, а теперь Илья Ефимович готовился вздернуть последнего, главного... реформатора...
Тем огорчительнее было Понышеву увидеть приближающихся к нему из пресной, унылой реальности тетку и дядьку в синих форменных фуражках, с блестящими щипчиками в руках. Следом за ними шел долговязый, сутулый милиционер, постукивая черной резиновой дубинкой по спинкам сидений.
Вагон был совершенно пуст, не считая двоих подвыпивших мужиков, которые, ничуть не стесняясь появления представителей власти, продолжали мирно беседовать в уголке вагона и даже не потрудились убрать пустую тару под лавку.
Сердце же Ильи Ефимовича при приближении контролеров заполошно дрогнуло, он сжался, съежился, повернулся боком и припал лбом к холодному вагонному окошку, за которым неслась куда-то с мельканием и свистом испуганная ночь. Ничего нельзя было разглядеть за этим окошком. И в этот самый момент Илья Ефимович, сумел сориентироваться в пространстве и времени и вспомнил вдруг, что сейчас будет станция Ерденево! Именно сейчас. Ах, как удачно! То есть высадят его, согласно инструкции, именно там, где ему и нужно. Это была одна из тех мелких удач в жизни Ильи Ефимовича, о которых мы уже упоминали.
Как порою ничтожные обстоятельства решительно меняют характер и поведение человека! Нет бы Илье Ефимовичу смириться и скромно выйти из вагона, так нет ведь - захотелось ему еще и моральную выгоду извлечь из своего положения, покуражиться ему захотелось. Положительных эмоций набраться.
- Ваш билет, гражданин! - спокойным служебным тоном, как водится, спросил контролер.
Илья Ефимович не пошевельнулся, продолжал пристально вглядываться в сумятицу ночи. Тогда контролер легонько потрепал его по плечу. И вот тут-то Илья Ефимович вскинулся.
- В чем дело? - тонким, неприятным голосом крикнул он. - Кто дал право?..
- Ваш билет, - строго сказал контролер, почуяв в Илье Ефимовиче "зайца".
- Никогда билета не беру, - сухо отрезал Понышев. - Принципиально... Пока эта сволочь у власти...
Некоторое колебание отразилось в лице пожилого усталого контролера. Очевидно, он тоже имел свои претензии к "этой сволочи у власти". Но колебание очень скоро прошло, чувство служебного долга победило, и лицо контролера вновь стало непроницаемым и суровым. Еще строже глядела на Понышева тетка в фуражке.
- Или предъявляй билет, или выходи к чертовой матери! - сказала тетка. - Тебе куда ехать?
- В Калугу, - мрачно огрызнулся Илья Ефимович, внутренне торжествуя.
- В Калугу, в Калугу... А ведь это последняя электричка, усмехнувшись, сообщила тетка. - Выйдешь сейчас в Ерденеве, и ночь куковать тебе на станции. Да и станция уже заперта...
- Плевать я хотел! - сказал Понышев и добавил мстительно, хотя и не совсем к месту: - Не хрен было державу разваливать...
- Ну-ну-ну, потише тут... - предупредил милиционер. - Выходи давай. Или штраф гони. Нечего тут агитировать...
- Шиш вам, а не штраф! - Понышев обиженно насупил брови, накинул на плечо ремень сумки.
- Электричка последняя! - напомнила тетка.
- Да здравствует эсэсэр! - хрипло сказал Понышев и пошел в тамбур.
Противники растерянно молчали, глядя в его уходящую спину.
Поезд между тем потихоньку стал замедлять скорость.
Понышев стоял в тамбуре лицом к дверям и ухмылялся сам себе в полумраке.
- Ладно, пес с тобой, - послышался за спиной голос. - Иди в вагон, раз денег нет. Не торчать же, в самом деле, на станции всю ночь.
Понышев напрягся и не нашелся, что отвечать. Он продолжал стоять спиной к противникам, но ухмылка сошла с его лица. Поезд уже ощутимо замедлял ход.
- Слышь, мужик, - вмешался милиционер. - Иди на место. Не надо штрафа.
Понышев продолжал молчать.
- Иди-иди, - дернула его за рукав тетка.
- Ну уж нет, - мрачно сказал Понышев и оперся о дверь ладонью. - Тут дело принципа...
Поезд остановился, но дверь почему-то мешкала отворяться. Пауза становилась слишком напряженной. Наконец створки с шипением начали расходиться, и Илья Ефимович, не дождавшись, пока они раскроются полностью, попытался юркнуть в образовавшуюся щель - но не тут-то было...
