Пожалуйста, не хворайте. Оставьте же и нам хоть какую-нибудь привилегию... Читаю лежа в постели Ибсена... Снежные люди... Снежные люди... Поющая руда... Недвижные, застывшие розовые зори... Женщины с кроличьими воротниками, молитвенником... и острый, убивающий воздух голых утесов... Зима... зима жизни... Ибсен?.. Какой это в жизни, должно быть, был тяжелый человек... Он пишет - точно хоронит... Оттого ли, что от героинь его пахнет елкой и можжевельником?..

Когда же Вы в Царское? Ваш И. Анненский.

Е. M. МУХИНОЙ

16. XII 1906

Ц С

Дорогая Екатерина Максимовна,

Милая, привезите легенды. Не знаю, когда я выберусь. Хотя я и ползаю, но только по комнатам. Едва ли выеду ранее 20-го, на каковое число отложил заседание Попеч Сов. Иначе - ранее конца месяца я бы и не рискнул даже. Ведь инфлуэнца c'est comme la femme: c'est trompeur {Как женщина; она обманчива (фр.).}. Сегодня целый день сижу за бумагами... Вышел Еврипид... {1} Вы любите Ибсена?.. Холодно... резко... до жестокости резко иногда. Сегодня вечером, когда кончу ненавистные дела, буду читать "Женщину с моря"... {2} Знаете? Чем более я думаю над Гамлетом, тем ничтожнее кажутся мне выводы мои из этой трагедии. Боюсь, что все мои заметки сведутся к тем словам, крые Эккерман приписывает Гете: "Пьеса, как "Гамлет", все-таки, что бы там ни говорили, лежит на душе, как беспросветный загадочный вопрос"... {3} Гамлет?.. Право, о нем уже были сказаны все слова: и звучные, и глубокие, и острые, и жгучие... и какие еще... Да и страшно говорить о нем после Гете, Гервинуса, Куно Фишера, Брандеса, Белинского {4}. Страшно, а в то же время влечет, как море, как бездна, как чуткое безмолвие... То, что было у меня написано, я отверг и уничтожил. Слава богу, отделался хоть от одного кошмара.

Ну, храни Вас бог. Желаю Арк Анду скорей поправиться. Жду Вас в Царское...

Весь Ваш И. Анненский.

А. В. БОРОДИНОЙ

12. I 1907

Ц С

Дорогая Анна Владимировна,

Дина все не поправляется: температура скачет - утром сегодня было 36,4, а к пяти часам 38. Слабость Дину донимает: пробовала она было написать записку сидя на постели - кончилось тем, что записки не написала, а вся в испарине улеглась опять. У Вали {1} температура все время была нормальная, но его мучили сильные боли, и поплакивал он, бедняжка, то и дело. Сегодня ему не больно, но он только очень смущен своим безобразием. Доктор надеется, что дело обойдется без осложнений, которые у мальчиков бывают иногда в этой болезни пренеприятные и требуют даже операции... Сегодня я видел Нину {2} (она была у меня на приеме) - не хочет знать ни о какой заразе и зовет к себе; впрочем, сегодня же я еще раз спрашивал доктора Карпова - свинка и в самом деле обыкновенно передается только от больного прямо... К Тане {3} я все-таки не поехал - да и к Нине, вероятно, не поеду...

Мне было очень приятно прочитать в Вашем милом письме, что Frostzauber {Морозное чудо (нем.).} заставил Вас подумать и обо мне. Знаете - смешно подумать иногда: отчего это не хочется порой возобновлять приятных впечатлений?.. Это было более 25 лет тому назад; зимой, в морозную, густо белозвездную ночь мы по дороге во Ржев заплутались на порубе... Если представить себе в июльский полдень эту же мшистую поляну, которая курится по бокам Вашей дороги, ее выкорчеванные пни, такие мшистопыльные, и этот дрожащий полуденный воздух, весь полный гари, белых бабочек, удушливой пыли, зноя и свежего дегтя, - и во что обратил иней все это тяжелое калечество! Если когда-нибудь в жизни я был не... счастлив... а блажен, то именно в эту ночь. Рядом со мной была женщина, которую я любил, но она была решительно ни при чем в этом т_а_инстве; я был поэтом, но мне и в голову не приходило подойти к этому завороженному _не-я_ с покровами слова, с назойливостью ритма, с попыткой какого бы то ни было ограничения...

Вы пишете - _стихотворение_.

А Вы знаете, что, когда сердце захвачено, то слово кажется иногда не только смешным, но почти святотатственным. Если бы вторая такая ночь - так иногда я думаю... И вдруг мне становится жалко той старой, невозвратимой, единственной. Да и не слишком ли много бы было на одно человеческое сердце две такие ночи: стенки бы, пожалуй, не выдержали... Посылаю Вам мое последнее стихотворение.

Невозможно {4}.

Есть слова. Их дыханье, - что цвет:

Так же нежно и бело-тревожно,

Но меж них ни печальнее нет,

Ни нежнее тебя, Н_е_в_о_з_м_о_ж_н_о.

Не познав, я в тебе уж любил

Эти в бархат ушедшие звуки:

Мне являлись мерцанья могил

И сквозь сумрак белевшие руки.

Но лишь в белом венце хризантем,

Перед первой угрозой забвенья,

Этих _ве_, этих _зэ_, этих _эм_

Различить я сумел дуновенья,

И, запомнив, невестой в саду

Как в апреле тебя разубрали,

. . . . . . . . . . . . . . .

У забитой калитки я жду,

Позвонить к сторожам не пора ли.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Если слово за словом, - что цвет,

Упадает, белея тревожно,

Не печальных меж павшими нет,

Но люблю я одно - Н_е_в_о_з_м_о_ж_н_о.

Ваш И. Анненский.

С. А. СОКОЛОВУ

16. I 1907

Ц С,

дача Эбермана

Дорогой Сергей Алексеевич,

Жаль, что "Невозможно" не пойдет {1}. А впрочем, оно само виновато: nomen-omen {Здесь: в самом имени предзнаменование (лат.).}. Вы пишете прислать Вам стихов. Ей-богу, не знаю, как за это и приняться. Попробовал я пересмотреть ларец {2} и, кажется, кроме "Невозможно" в разных вариациях, там ничего и нет. _Я_ везде _я_, и если оно не интересно, то где же мне взять другого? Впрочем, чтобы показать Вам, насколько я ценю милую сердечность Вашего - пусть и огорчительного - письма, посылаю Вам несколько пьесок {3}.

Отчего так запоздает мой Гейне {4}?.. А я-то с ним горячку порол. Первый э "Перевала" мне больше понравился, чем второй. Еврипид высылается: я написал об этом редактору "Просвещения".

Весь Ваш И. Анненский.

Р. S. Я выбирал пьесы из разных отделов и, по возможности, менее субъективные.

Е. М. МУХИНОЙ

Le 22. II 1907

В Устюг

Je viens de recevoir votre lettre, ma douce amie, la veille de mon depart (possible!). C'etait un alinea charmant-tout poesie et violette-a mon epopee d Устюг le fastidieux, ou, du reste, je crois avoir mis le point resolu.

Vous me parlez de Lohengrin. Savez vous que j'ai pense a ce personnage mystique (plus tot que mysterioux), et peut-etre au moment meme que vous l l'applaudissiez. Pour toute ressource j'ai emporte avec moi de Царское un volume de Зелинский "Troisieme livre des idees". La partie concluante en est consacree a Merlin l'enchanteur d'lmmermann. Зелинский me donne l'impression d'en raffoler. D'apres son analyse - et par esprit de contradiction peut etre-je ne !e goute que mediocrement, ce monde de sygnes et de blondes charnues aux yeux couleur de mousse de biere. Pour Wagnerien, je le suis. je 1'etais toujours, et je me rejouis d'avance de la perspective de contempler le Ring en entier, d'autani plus que je puis compter sur votre commentaire... une parcelle de vous: vous qui Faimez bien, n'est ce pas, ce monde d'Allemagne legendaire?