В волшебных сказках Бредбери все может случиться. Питер Пен не только не хотел становиться старше, но и умел летать - его научили этому феи. Герой рассказа "Здравствуй и прощай" тоже не становится старше: ведь взрослыми создан тот ад, который придумал термоядерное оружие, межконтинентальные ракеты, расовое и национальное угнетение. Но, оставаясь мальчишкой, он находит для себя профессию, чудесное, самое человечное дело в жизни: приносить людям радость!
Вот это и есть едва ли не главное для всех "волшебных" рассказов Бредбери. Всюду возникает эта очень реальная мысль: чем жив и для чего живет человек!
Может, и нелегко весь век оставаться мальчишкой, не знать иных "взрослых" радостей - зато можно радовать других. А вот если пожелаешь радости и покоя только для себя, тогда не только вокруг, но и в душе образуется пустыня (рассказ "Каникулы"). Когда слишком заботишься - о себе, можно прожить и сто лет, но вот беда - обокрадешь себя, заживо похоронишь ("Смерть и дева"). Зато если каждую минуту жизни хлопочешь о других, то можно и впрямь победить смерть ("Жила-была старушка").
Плохо, сиротливо человеку одному, когда не о ком заботиться, вот почему даже старая неудачливая колдунья может затосковать о чьей-то улыбке (рассказ "Мальчик-невидимка"). Бескорыстная доброта и способность бескорыстно любоваться прекрасным-вот сила, которая творит в волшебном мире Бредбери самые настоящие чудеса. И тогда старик возвращается в напоенное первозданной свежестью запахов и красок лето жизни ("Запах сарсапарели"). И люди на закатном берегу, отказавшись от кощунственной мысли торговать чудом, уж, наверно, дождутся его; вновь, потому что отныне ждут бескорыстно, - как дождались герои рассказа "Диковинное диво".
Все эти чудеса, все волшебство рассказов Бредбери, как и "Вина из одуванчиков", по самой глубокой сути своей очень человечны. Да иначе и не может быть, ибо он, прежде всего - гуманист.
"В этой книге представлен лишь один Бредбери - мастер волхвований и чар. Это лишь одна сторона его фантастики. Но что представляет собой столь привычный для нас термин "фантастика", или, чаще, "научная фантастика"?
Чаще всего слова "научная фантастика" у нас ассоциируются с именем Жюля Верна. Но идеи Жюля Верна - это техническая мечта его века. И к ней никак нельзя подверстать творчество ни Эдгара По, ни такого великого фантаста, как Герберт Уэллс.
Технически Машина времени не имеет никакого смысла, да и невидимый человек не может существовать,- это превосходно знал и сам Уэллс, один из самых образованных людей своего времени. Говорят о том, что Уэллс предсказал атомную войну, но он предсказал ее не как техническую революцию, а как социальную катастрофу.
"Я должен сказать ясно и открыто, - сказал Уэллс, - я социалист и не могу быть иным. Я должен писать и говорить о социализме, обдумывать его новые формы и действовать во имя его..."
Наш век - век великих писателей-фантастов мирового класса. Это социальный фантаст Герберт Уэллс, это фантаст-философ Станислав Лем, это японский писатель Абэ. В этот список должен быть внесен и Рэй Бредбери.
Чудеса тоже могут быть возведены в ранг фантастики, если они введены в литературу вдохновенным пером. В русской литературе мы знаем "Пиковую даму" Пушкина и творчество Гоголя. Областью, которая подвластна фантастике, не может быть лишь одна наука. "Фантастика, - сказал Бредбери, - это окружающая нас реальность, доведенная до абсурда!.."
Сам Герберт Уэллс не считал свои фантазии научными. Такие фантазии, писал он, "не ставят своей целью изобразить, в самом деле, возможное, их цель - добиться не большего правдоподобия, чем-то, какое бывает в хорошем увлекательном сне. Они захватывают читателя искусством и иллюзией, а не доказательством и аргументами, и стоит только закрыть книгу, как пробуждается понимание невозможности всего этого..."
Бредбери всегда на стороне своих любимых героев - простых людей Америки, людей смелой мысли, непобедимых своем труде и своей борьбе. И бёрчисты в отместку за его резкие выступления против сенатора Голдуотера, кандидата в президенты, ставленника самых реакционных кругов, сожгли красивый дом Бредбери с прозрачными чистыми стеклами, стоявший на холме в Лос-Анжелосе. Что ж, ничто хорошее не приходит само, без борьбы, его нужно завоевать. И Бредбери продолжает улыбаться и говорить о грядущем американском Возрождении!
Как и дети, его герои, Бредбери любит смотреть на мир сквозь цветные стекла. Он знает, что через изумрудное стекло кар становится изумрудным, цвета мха и мяты. Сиреневое окно превращает всех прохожих в фиолетовые виноградины. А земляничное стекло, которое преображает городок, где он родился, несет тепло и радость, озаряет мир розовым восходом, исцеляет людей от их бледности, делает холодный дождь теплым и превращает в язычки алого пламени летучий мятущийся февральский снег...
И не случайно герой Бредбери, тоскующий на Марсе, привозит с Земли разноцветные стекла: дверь с земляничными и лимонными окошками, со стеклами цвета белых облаков и цвета прозрачной ключевой воды, а по краям - две дюжины маленьких окошек цвета фруктовых соков, желе и холодящих леденцов!..
И когда глядишь через земляничное стекло, - а ведь это точка зрения и мировоззрение человека, пришедшего заселить Вселенную, - холодное небо Марса кажется согретым, высохшие моря рдеют алым пламенем, радуя душу и глаза светом немеркнущей зари!
Таков Рэй Дуглас Бредбери, человек, знающий цвет и запах времени: они зелены, словно увиденные сквозь изумрудное стекло, зелены, как листья травы и кроны деревьев, потому, что это цвет надежды. Он знает, что время имеет только одно направление-к победоносному будущему.
Он верит в старую и вечно юную американскую демократию: пусть она устарела, для него она жива. Он подлинный гуманист и поэтому не только верит, но и знает, что свет победит тьму, добро сокрушит зло, "люди осени" будут изгнаны и подлинная наука восстанет против изуверов от науки, готовящих термоядерную смерть всему человечеству!
