Так и вышло: пришли с востока черные полчища воинов, прогнали хана Ойрота, заковали его в цепи, сделали вечным узником, а злого хана Эрлика поставили правителем над судьбами всех людей Алтая. И закрыл свои серебряные глаза Бурхан и отрекся от глупых и пустых людей, что сами приготовили свою погибель.
И забыли навсегда люди великие заветы: стали есть траву вместо мяса, ковырять железом и уродовать землю, командовать водой и натравливать одно родное племя на другое родное племя.
И воцарился на Алтае хан Эрлик с его черным зеркалом, в которое он превратил волшебные книги. И в этом его зеркале всегда отныне отражались только плохие поступки людей и совсем не были видны их хорошие поступки! А когда-то хан Эрлик лизал ноги хану Ойроту, как пес лижет ноги своему хозяину.
И поняли люди: зло всегда приходит, когда уходит добро из человеческих сердец и души их становятся холодными и пустыми, а глаза равнодушными и незрячими1...
Третье лето жил Дельмек у русского доктора Гладышева. И к мылу привык, и к воде, и к белому клеенчатому фартуку. Сначала он за скотом ухаживал, жене доктора Галине Петровне по хозяйству помогал, а потом сам доктор стал Дельмека понемногу и к своему делу приучать:
- Санитаром при мне будешь! Братом милосердия. Новое звание Дельмеку понравилось. И фартук, который доктор выдал ему, понравился. Он помогал доктору во всем - перевязывал раненых на охоте, ставил банки и горчичники, поил вкусными лекарствами из трав. Даже уколы наловчился делать и ножичком для прививок по коже царапать! Только к стеклянному ящику, где главные лекарства доктора хранились, он Дельмека не подпускал:
- Нельзя! И сам отравишься чем-нибудь и других отравишь!
И все чаще и чаще повторял:
- Золотые руки у тебя, Дельмек! И душа добрая. Учиться бы тебе надо, в школу ходить! Большую бы пользу мог принести своему несчастному народу.
Школы Дельмек боялся. Там бы и косичку ему отстригли, и новое имя дали, и русскому бородатому богу молиться заставили! А он не хотел среди своих соплеменников чужим и постылым человеком быть. Перекрещенцев нигде не жаловали: русские на них смотрели с любопытством, сородичи сторонились, а сами русские попы считали их людьми десятого сорта, которых по-хорошему-то и крестить грех великий для веры, если бы не необходимость проклятущая!
Эта необходимость не давала спокойно жить и Дельмеку у доброго и умного доктора. А приходила эта необходимость в образе священника, хорошего знакомого семейства Гладышевых. Сколько бы ни сидел тот гость у доктора за самоваром, о чем бы ни говорил, а всегда глаза на Дельмека сворачивал:
- Крестить бы вашего слугу, уважаемый Федор Васильевич! К святому престолу дикаря эрликова присовокупить!
- Он мне не слуга. Сам пришел, сам уйдет. Птица вольная и крылатая, хе-хе... Да и какой вам прок, отец Лаврентий, привести к православию человека, который не понимает и не разделяет христианских догматов?
- Всякая душа, к господу пришедшая или приползшая, радость! Поговорили бы с ним строго. Он вас послушается.
- Нет, отец Лаврентий! Я его душу трогать не буду и жене закажу не делать этого... Сами вы уж, как пастырь...
И поп сам, своим манером, начал переводить Дельмека в истинную веру:
- Куче навоза молишься, басурман? Смотри, будут тебя черти на том свете в котле варить, пока мясо от костей не отвалится!
Дельмек смотрел на попа с недоумением:
- Правильно говоришь, поп. Мясо долго варить надо!
- Тебя варить будут! - рассердился поп.
- Меня? Я не баран. Ты варить будешь, поп? Отец Лаврентий плевался и уходил, а потом, появившись снова, с теми же обидными словами приставал:
- Эрлик твой разве бог? Эрлик - дьявол есть, низвергнутый в ад! У меня бог настоящий - добрый, мудрый, чадолюбивый!
Дельмек пожимал плечами: чего пристает, зачем Эрлика ругает, за что? Дельмек же не ругает его бородатого бога!
Пожаловался при случае Галине Петровне:
- Надоел поп. Совсем плохой человек стал.
- Служба у него такая, - смутилась жена доктора.- Человеков ловить, души спасать заблудшие... Не отстанет он от тебя, пока к купели не подойдешь...
- Башку кунать? Зачем?
- Чтобы к Христу ты стал ближе.
- Еська Крист? Я его не знаю, он меня не знает. Как говорить будем? Как трубка курить и чай с талканом пить с ним?
- С Эрликом же ты общаешься как-то!
- Кам есть. Он Эрлика знает. Он и говорит, что надо Эрлику!
Галина Петровна отмахнулась, еле сдерживая смех:
- Верно говорит Федор - не созрел ты еще для церкви православной! Иди щепы мне наколи для самовара...
Такие поручения Дельмек любил: руками всегда хорошо работать - легко, совсем не то, что головой! Да и работу твою всем видно! Хоть в охапку бери ее, хоть шагами измеряй... А то, что в голове сидит, кому видно?
По вечерам доктор всегда рассказывал историю Алтая. Дельмек многое пропускал мимо ушей, а то, что понимал и запоминал, осмысливал по-своему, лепил легенду за легендой, какие и не каждый кайчи знает!..
В этот вечер рассказов о хане Эрлике с его черным зеркалом, спящем боге Бурхане с серебряными глазами и закованном в цепи хане Ойроте больше не было - долго сидел в кабинете доктора поп, Галина Петровна ходила с заплаканными глазами, а сам Дельмек так и проторчал у погасшей на все лето печки, выкуривая трубку за трубкой и пуская рваными клочками сизый дым в ее распахнутый зев. Мысли его были тяжелыми: он догадывался, что поп говорил с Федором Васильевичем о нем, и добрый доктор ничем не мог отгородить теперь Дельмека, не испортив своих отношений с бородатым русским богом Еськой Кристом.
Галина Петровна несколько раз зазывала Дельмека к столу, чтобы тот пообедал, а потом и поужинал, но тот упорно отказывался:
- Спасип, не хочу. Потом.
Наконец поп ушел, прошуршав своим темным женским чегедеком у самого лица Дельмека, но даже не взглянув в его сторону.
Осуждающе посмотрев ему вслед, Галина Петровна поспешила в кабинет мужа, но долго там не задержалась" Вышла сердитая, дрогнула губами, чтобы ободрить Дельмека хотя бы улыбкой, но у нее ничего не получилось.
- Иди, Дельмек, к Федору... Фу, всю кухню прокурил! Парень выбил трубку в колосник, закрыл зев печи, нехотя отлепил зад от табуретки.