Как водится, планы согласованной германо-финской агрессии на северо-западе связывались с созданием "Великой Финляндии от моря до моря" при разделе сфер влияния и ресурсов советского Заполярья.
Ни Маннергейм в своих мемуарах, ни ведущие финские политики не упоминают о содержании приведенной выше ноты по сути разъяснений финской позиции в отношении СССР. Наверное, упоминания об этом не было из простых соображений "не будоражить финскую общественность" и сохранить стабильность (или ее видимость) в послевоенном мире".
Но интересно то, что те же намерения и ожидания присутствовали в сознании советского военно-политического руководства не в послевоенных мемуарах, а в директивах войскам с началом агрессии Германии. Так, уже когда немцы бомбили территорию СССР и атаковали по всему фронту западную границу Советского Союза, утром 22 июня командование ЛенВО получило директиву НКО No02, в которой последний пункт гласил следующее: "На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать", подпись - Тимошенко, Маленков, Жуков (22.6.41 г., 7.15). Думаю, не приходится особенно сомневаться в том, что упомянутая Директива носила действительно больше политический, чем оперативный характер. Именно этим объясняется появление в ней подписи Маленкова.
Именно эти ожидания политиков, закрепленные в "оперативных директивах", необъяснимых для действующей армии и являются одной из причин наших поражений в первом периоде войны.
"Особых распоряжений" о бомбардировке объектов на территории агрессоров (Румынии и Финляндии), так и не последовало.
По признанию даже финских историков "территорию Финляндии фактически не бомбили" как, например, территорию Германии. Однако, как пишут финны "в феврале 1944 года состоялось три не самых сильных ночных налета на Хельсинки", но именно эти демонстративные по масштабам действия ВВС СССР, подвигли финское руководство к мысли о выходе из войны. В марте специальный представитель президента Финляндии - советник Паасикиви по договоренности с советским руководством выехал в Москву через линию фронта для выяснения условий заключения мира.
Однако, налеты оказались не достаточно "убедительными" для сейма Финляндии, чтобы решиться на разрыв с Германией. Война на северо-западе продолжалась до октября 1944 года.
"Но Финляндию, опять, не бомбили..."
И только проведение на северо-западе двух стратегических наступательных операций (Петрозаводск-Выборгской и Петсамо-Киркинеской) наземными войсками ВС СССР летом-осенью 1944 г. окончательно убедило руководство Финляндии в необходимости очистить оккупированную территорию Советской Карелии и Ленинградской области. Но это стоило РККА и флоту СССР 117-тысячных потерь в личном составе, в том числе около 30 тысяч убитыми. Можно было убедить финское руководство за счет решения проблемы вывода Финляндии из войны другим способом, по примеру США и Великобритании. Но советское руководство проявило гуманизм и естественно были неоправданные с точки зрения стратегии потери.
Возможно, с точки зрения "гуманитарного права" здесь не место рассматривать политические ожидания и последствия "ковровых бомбежек" или "превентивных ударов" для вывода из войны прямого агрессора или потенциального участника агрессии. Но очевидно, что "жестокость - есть высшая форма гуманизма на войне", если действительно иметь в виду "не исторические водевили, а миллионные потери и подвиг народа".
И желательно, чтобы в будущем было поменьше жестокости к своему народу, а для того чтобы проявлять модный ныне гуманизм следует осуществлять жесткую политику к потенциальным агрессорам в интересах России и всеобщей безопасности. Пока видим неоправданный гуманизм к агрессору, что оборачивается жестокостью к своим войскам и к собственному народу.
Стоит ли удивляться, что борьба с бандитизмом требует массового героизма со стороны войск и невероятных жертв народа, а специфические приготовления организованных банд к ведению полномасштабных действий воспринимаются как безобидные действия мирного населения и миграция от ужасов войны?
Вспомним хотя бы образование 200 тысячного контингента беженцев на территории Ингушетии, по существу это было отселение бесполезного для войны чеченского населения из зоны боевых действий при условии его содержания "федералами". Можно напомнить уже основательно забытые терракты в Москве осенью 1999 года с целью оказания давления на психику народа и "сражение" 6 пдр 76 вдд в марте 2000 года. Действительно, слабость порождает агрессию, а ничем необъяснимый гуманизм к "условно мирному населению" - только жестокость к собственным войскам и русскому народу.
В России такие соображения стали каким то странным правилом политики и стратегии.
Но соответствует ли подобное "правило" интересам народа?
Почему нас преследовали неудачи в первый период войны вплоть до конца 1942 года?
Можно найти объяснение этому "внезапностью нападения". Но внезапность может быть только тактической, когда тебя застали врасплох, неподготовленным к бою. Примеров можно привести множество от бомбардировки немцами целых авиадивизий на аэродромах базирования мирного времени, до обстрела казарм со спящим мирным сном личным составом дивизий, своевременно не выведенных в районы сосредоточения или боевого применения.
Но всё упорно переводится на "стратегическую внезапность", как будто бы война "грянула как гром с ясного неба".
Так ли это?
Наверное нет, все понимали неотвратимость столкновения с объединенной гитлеровской Германией Европой. Но креститься начали после того как своевременно не были предприняты меры исключающие тактическую внезапность. На фоне ошибок стратегического звена управления и общей неготовности страны и ВС к отражению агрессии многие по сию пору открещиваются от того, что была проявлена элементарная нераспорядительность в низовых звеньях управления в 1941 году.
Действительно, можно все ошибки свалить на политическое руководство и лично Сталина, который "не дал прямого указания на вывод войск по тревоге из военных городков".
Но так ли велика вина Сталина, при наличии ГШ и НКО, если в войсках Западного особого округа в результате нераспорядительности дело дошло до "стратегической внезапности и невосполнимых потерь личного состава в казармах"?
Для России действительно характерна "общая неготовность к войне" - такова ее специфика и особая стратегия отражение агрессии "массовой армией". Прежде всего в расчете на ее отмобилизование в течение 1-3 месяцев. Но факт и в том, что на флотах, встретили войну в боевой готовности и понесли минимальные потери, для них тактической внезапности не было.
Опыт войны и современных военных конфликтов показывает, что наша система тревог и степеней повышения боевой готовности не соответствует условиям и требует пересмотра, примерно так же как это случилось в 1976 году, по инициативе НГШ Маршала Советского Союза Куликова. Правда, тогда обошлись "косметическими мерами" модернизацией системы БГ, исходя из политических соображений и "собственного опыта войны". На этом ситуация с модернизацией системы перевода войск с мирного на военное положение была заморожена и поэтому сегодня с полным правом можно говорить о том, что мобилизация превратилась в исторический анахронизм для НАТО, а мы топчемся на месте, не понимая, что в основе реформ должна быть существенная перестройка именно мобилизационной системы ВС и государства в целом.
Следует отметить, что в 1976 году правоприменение ВС в силу непонимания общего замысла перевода войск на военное положение на низовом звене для исполнителей было усложнено до предела. Вместе с тем, одни и те же недостатки в боеготовности повторялись и повторяются по сию пору. То, что было услышано когда - то на разборе учений (25-30 лет назад) слышится и сегодня. Практически без изменений повторяются формулировки недостатков процесса перевода ВС с мирного на военное время тогда и сегодня.
Современное положение ВС до крайности усложнилось, а застаревшие проблемы остались и приобрели характер неразрешимых противоречий по несоответствию численности и состава войск мирного и военного времени, условий содержания войск и способов комплектования, требований мобилизационного развертывания и наличных ресурсов. Здесь можно отметить рассогласование средств и способов достижения политических целей государства в военно-экономической сфере: дальнейшее содержание армии становится опасным для государства, но ее ускоренный демонтаж с благими намерениями еще более опасен для общества в силу неуправляемости процесса ликвидации избыточного вооружения. Рассогласование настолько велико, что ни только об искусстве, но и самой стратегии говорить не приходится.