25 В своих мемуарах Маннергейм сетует, что оккупационная администрация встретилась с невероятными трудностями, так как вся промышленность и половина жилого фонда были разрушены, а сельскохозяйственное производство обеспечивало норму в 125 грамм хлеба на душу. Маннергейм объясняет это дикостью советской власти и тактикой "выжженной земли", примененной советскими войсками при отступлении, а не финской агрессией и прямым уничтожением материальных средств в ходе войны. Кстати говоря, в последствии ущерб СССР был оценен в 600 миллионов долларов репараций с Финляндии. Правда, по доброте душевной (после нытья и слез маленькой Финляндии о "технической невозможности выплатить такую сумму без потери суверенитета") Россия из гуманных соображений согласилась на 300 миллионов, растянутых по срокам выплаты на 6 вместо определенных ранее 5 лет. Интересно то, что при планомерной эвакуации из Петрозаводска в 1944 году финны пытались вывести даже кирпичи с развалин сожженного города. В то же время Маннергейм гордится открытием за три года оккупации 14 здравпунктов, полутора десятков русскоязычных школ, сельскохозяйственных кружков, восхищается работой группы патронажных сестер по раздаче "витаминных таблеток". Восхищается лечением золотухи в населении, заботами о зубах аборигенов, "испорченных советами за 22 год", и прочими мероприятиями финской военной администрации. В том числе по возрождению промышленности в интересах 90 тысячного местного населения Южной Карелии. Но кирпичи с развалин, используя труд 20 тысяч заключенных шести лагпунктов в Петрозаводске, все же увозили финны. Русские ни одного камня из Хельсинки не вывезли ни в 1918, ни в 1944 году. А что касается репараций, то судя по обилию слез, с Финляндии можно было бы взять и побольше, чем не выплаченные, к стати говоря, 300 миллионов долларов репараций. Эти слезы и мизерные репарации, по существу и создали финское послевоенное чудо, вместе с "особыми отношениями" вплоть до настоящего времени.
26 Не в лучшем положении находилась и Финляндия. По поводу ее готовности к войне Маннергейм пишет следующее. "Полученный в войне опыт ясно показал последствия политики экономии, которой правительство придерживалось много лет. Экономия в мирное время была оплачена теперь кровью. Кадрового состава было недостаточно, и частично эти люди были измотаны многолетней тяжелой службой. Недостатки в обучении так же были весьма ощутимы. ...овладение современной техникой требовало гораздо больше времени, чем умение стрелять и ходить на лыжах. Самым тревожным фактором была наша слабая материальная подготовка. Относительно легкими экономическими жертвами мы могли бы добиться того, что... Москва решила бы не начинать этой войны. Если бы мы позаботились об укреплении восточной границы (Маннергейм представляет построенную и названную его именем оборонительную линию как "систему пулеметных гнезд, окопов и траншей, и совсем не упоминает о сооружениях именуемых ДОТами с артиллерийским вооружением, С.А.), то предпосылки более успешной обороны были повсюду совершенно иные. ...Восхищение вызывает то, что народ Финляндии...казалось бы в безнадежной ситуации оказался способным не только не пасть духом, но и еще больше окреп в своей самоотверженности и величии".
27 Забегая несколько вперед, следует отметить, что в ноябре 1941 года в ответной ноте правительству США по поводу участия Финляндии в агрессии против СССР, финский МИД указывал следующее: "Финляндия стремится (в союзе с Германией - С. А.) обезвредить и занять наступательные позиции противника, лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо... предпринять такие меры уже в 1939 году во время первой фазы войны, если бы только ее (Финляндии, - С. А) силы были для этого достаточны". Примерно то же было изложено в телеграмме посольствам Финляндии в июне 1941 года (за несколько дней до начала агрессии против СССР). Интересно то, что Маннергейм не упоминает об этом. В его мемуарах, изданных после войны, ни слова нет о наступательных замыслах с продвижением за пределы старой границы 1939 года, а оккупация южной Карелии выдается за освобождение финских земель. Однако факт остается фактом - финские оккупационные войска стояли в 200 км от этой границы и ничто кроме наступления Советской Армии не могло заставить финское руководство очистить территорию Советской Карелии от своего вооруженного присутствия.
28 Как известно, у здравомыслящего руководства СССР были и небезосновательные сомнения о целесообразности продолжения войны за пределами территории СССР и оккупации стран сателлитов Германии. Руководством СССР было инициировано создание разного рода более или менее легитимных "народных правительств" на территории оккупированных стран Восточной Европы в интересах безопасности России. Оказывается, что это не изобретение "хитрых и вероломных советских правителей". Теми же способами пытались оправдать вторжение и закрепить свое влияние "белофинны" в "карельской авантюре" 1922 года. Еще ранее нечто подобное проделало правительство кайзеровской Германии на Украине и в Прибалтике. К этому неоднократно прибегали Япония и США, Великобритания и Франция.
29 Насколько была велика эта группировка, предлагаю судить читателю: среднемесячная численность советских войск на Северо-западе составляла около 400 тысяч. Это 8-10% численности действующей армии на советско-германском фронте в 1941-1944 годах гг.(3-5,3 - 6,4 миллиона). Очевидно, что если бы ставка ВГК имела свободными 20-30 стрелковых дивизий, задействованных на Северо-западе, можно было бы в "иной ситуации" переломить ход военных действий на главном Западном направлении уже в начальный период войны.
30 Суть позиции Финляндии выражена в ноте финского правительства в адрес внешнеполитического ведомства США 11 ноября 1941 года. В ней говорилось следующее: "Финляндия стремится обезвредить и занять наступательные позиции противника, в том числе лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо для Финляндии и в интересах действенности ее обороны предпринять такие меры уже в 1939 году во время первой фазы войны, если бы только ее силы были для этого достаточны"'. Может быть, финское руководство вообще не ставило вопроса о выходе своих войск за пределы границы 1939 года и переносе ее в глубь советской территории? Потребовалось обратиться к архивным документам министерства иностранных дел Финляндии. Они-то и подтвердили истину. Именно 11 ноября 1941 года в телеграмме, направленной МИД Финляндии своим зарубежным посольствам, было дано следующее разъяснение: "Мы сражаемся не иначе как для обеспечения своей защиты, стремясь обеспечить себя от захвата противником наступательных позиций за пределами старой границы. Для Финляндии это было бы важно сделать еще во время "зимней войны", если бы силы имелись достаточные. Едва ли в этом случае были бы сомнения в правомерности наших операций".
Президент Р. Рюти тогда уже определял будущую восточную границу Финляндии. Она виделась ему проходящей по Неве, южному берегу Ладожского озера, Свири, Онежскому озеру и далее к Белому морю и Ледовитому океану (с включением Кольского полуострова). В финской ставке намечавшаяся граница была названа "стратегической". В этой связи естествен следующий вопрос: почему же осенью 1939 года на советско-финляндских переговорах в Москве, при постановке вопроса о том, чтобы в интересах обеспечения безопасности Ленинграда несколько удалить от него границу на Карельском перешейке (с соответствующей территориальной компенсацией). Но как мы понимаем, это не нашло понимания с финской стороны? Ведь для СССР разрешение данной проблемы также диктовалось стратегическими соображениями, касавшимися укрепления своей обороны на северо-западе страны. (Цитируется по статье Н. Барышникова Всего одна нота..., журнал "Родина", 1995.12)
31 Несомненно, порочность своей политики поняли ведущие деятели послевоенной Финляндии. Не случайно ни одного упоминания о содержании ноты финского МИД департаменту США со стороны финских историков и мемуаристов по сию пору нет. В "Мемуарах" Маннергейма отсутствует его провокационный "прощальный капитуляционный приказ". Навряд-ли возврат к политике конфронтации с Россией будет выгодным для Финляндии и любого другого государства - соседа РФ.
