С ранней поры своей жизни он знал, что самое трудное для него - общение с людьми. Когда-то он страдал от этого, но с годами привык. Это стало как бы его хронической болезнью, хоть не смертельно опасной, но неизлечимой. И он вроде бы даже лелеял и холил ее - свою отчужденность, необщительность, одиночество. Лучшим и единственным собеседником он считал самого себя. И теперь, когда он взял барьер, победил и перед ним встала необходимость надолго поселиться в этом чужом городе, где у него не было ни единой знакомой души, он первым делом подумал о жилье. Заранее готовясь к студенческой жизни, он собрал небольшую, но достаточную сумму для того, чтобы снять отдельную комнату. Поисками ее он и занялся сразу же, как узнал о своем поступлении. И поскольку знакомств и связей у него не было, он начал изучать объявления.
Ежедневно он ходил в центр города, где в определенном месте собирались разные люди - сдающие, снимающие, меняющие дома, квартиры, комнаты, углы, койки; маклеры и просто зеваки толпились у большой доски, к которой были приклеены или же прикреплены кнопками объявления, написанные от руки и на машинке.
Шестой день безрезультатно ходил он к этой доске. В тот раз народу было поменьше, и студент, простояв перед ней с полчаса, прочел буквально все объявления от точки до точки и, вновь не обнаружив ничего подходящего, повернулся, чтобы уйти. Но, сделав шаг, он остановился. Ему показалось, что его окликнули. Показалось, потому что никто в этом городе не мог знать его имени, кроме тех троих, с которыми он жил в комнате и которые, как ему было хорошо известно, уже разъехались. Однако он не только услышал зов, но и спиной почувствовал направленный на него пристальный взгляд. Студент резко повернулся. Улица была пустынна, и шесть человек перед доской - студент их быстро пересчитал - сосредоточенно изучали объявления. Двое переписывали их в свои блокноты, никто на студента не смотрел и тем более не думал его окликать.
Студент медленно обвел глазами улицу, затем осмотрел дома, в основном одно- и двухэтажные здания по обе стороны мостовой. Вернее, он осмотрел окна: взгляд, который он почувствовал, мог быть и оттуда - из какого-нибудь дома. Но все окна, все до единого, несмотря на нестерпимую жару, а может быть, именно поэтому, были наглухо закрыты. Никого. Двое перед доской, переписав все нужное в свои блокноты, пошли прочь по солнечной стороне улицы, трое других отошли от доски и завернули за угол. Это была узкая малопроезжая улочка, но почему-то в нее свернула, заняв ее почти всю, огромная, неестественно длинная машина-рефрижератор, чем-то напоминающая гигантского древнего ящера. Гибко изогнувшись, она заслонила собою доску, и студент стоял, ожидая, когда она проедет. Машина проползла за угол и исчезла, будто ее и не было. И тут только студент обратил внимание на высокого парня в синей рубашке, стоящего у доски. Это был один из абитуриентов, тот самый, который срезался на первом экзамене,их кровати стояли рядом. Сосед имел привычку громко спорить с кем-то во сне по поводу спортивных прогнозов. Сразу же после экзамена он попрощался со всеми и ушел из общежития. Студент думал, что он вообще уехал из города. Как бы то ни было, студент не имел ни малейшего желания встречаться и разговаривать с ним, но парень повернулся и пошел навстречу к нему. И, странное дело, когда улыбающийся парень - студенту показалось, что тот улыбается ему,- подошел ближе, он с удивлением обнаружил, что обознался: это был совсем другой человек, хотя чем-то действительно напоминал соседа по комнате. И, естественно, он вовсе не улыбался студенту, а прошел мимо него, как и полагается незнакомому человеку.
Этот момент, как оказалось впоследствии, сыграл весьма важную роль в дальнейшей истории. Знакомый, оказавшийся незнакомым, прошел, и какой-то необъяснимый порыв заставил студента вновь подойти к доске, от которой он только что отошел и которую изучил вдоль и поперек. И тот же необъяснимый порыв заставил его вновь одно за другим перечитать объявления. Он читал с совершенно необъяснимой дотошностью, хотя и знал, что ничего существенного упустить не мог. Вдруг он снова почувствовал чей-то пристальный взгляд и тут же услышал голос, бодрый, уверенный и на этот раз знакомый:
- Привет студенту. Ну, как жизнь?
Студент повернулся и обомлел. -За его спиной стоял парень, тот самый абитуриент, сосед по комнате, в зеленой рубашке и улыбался ему.
"Телепатия",- подумал студент. С ним и раньше случалось такое: стоило подумать о ком-либо, как через несколько минут в совершенно неожиданном месте и совершенно неожиданным образом он встречал именно того самого человека. Бывали и такие, как это, совпадения. Он ошибался, принимая прохожего за знакомого, и через две-три минуты сталкивался с этим знакомым. Телепатия - раз и навсегда определил для себя это явление студент, и оно потеряло для него всякую загадочность, так же как и другое обстоятельство, вначале мучавшее его своей необъяснимостью: порой, попадая в незнакомое место, где - он знал наверняка - ранее никогда не бывал, или съев какую-либо диковинку, которую наверняка - ранее ни разу не пробовал, или впервые делая что-нибудь, он чувствовал, что уже когда-то испытывал этот вкус, это ощущение, и что улица нового для него города ему чем-то знакома, и этот пейзаж, и этот вкус знакомы ему чем-то. Чем - определить он не мог и оттого мучился, но не столько невозможностью понять, сколько пугающей тайной самого явления, пока наконец не вычитал где-то, что есть память генов, передающаяся через поколения, и даже не всегда прямо, а, так сказать, по диагонали - от каких-нибудь пратетушки и прадядюшки. И он успокоился. Тайна почти нереальных и невозможных совпадений как будто перестала быть тайной.
Улица вновь была безлюдной. Бывший сосед по комнате ушел. Он хотел было задержаться, но, очевидно вспомнив необщительный нрав студента, отправился своим путем.
Студент повернулся к доске и в самой нижней части ее обнаружил объявление, которого почему-то до сих пор не заметил. "Удивительно,- подумал студент,- как это я не заметил его?" Главное - в том объявлении была особенность, которая заставила бы обратить на него внимание и запомнить, даже и не читая. Оно было напечатано на машинке, но почему-то на нотной бумаге, с написанными от руки скрипичными и басовыми ключами. Пять линеек, а на них буквы.
