Командиры по-разному реагировали на объявленный приказ. Одни засыпали командира батальона вопросами о порядке передислокации, особенно вооружения и имущества, другие, в основном молодежь, выражали явное огорчение, что их надежда немедленно вступить в бой с врагом не сбывается. Как только комбат Темнов объявил совещание законченным, командиры разбились на группы, медленно расходясь по подразделениям, горячо обменивались впечатлениями. В одной из групп, в которой оказался и Катученко, сошлись на том, что в столь грозный для Сталинграда час стыдно уходить за Волгу, что всем командирам надо проситься на фронт. Катученко, стянув с головы пилотку и размахивая ею, предложил:
- Братцы! Давайте обратимся к командиру полка с просьбой доложить командованию о нашем желании выехать на фронт!
- Правильно! - послышались голоса единомышленников лейтенанта. Обратимся с просьбой: пусть направят желающих на фронт!
Узнав об этих настроениях, командир и комиссар полка собрали весь средний комсостав.
- Товарищи командиры! - Майор Янин пристально посмотрел на собравшихся. - Я буду краток: времени на разговоры у нас нет. Из батальонов поступили рапорты, в которых изложена одна просьба: направить на фронт. Я не имею возможности ответить каждому, поэтому объявляю свое решение всем: категорически отказываю и прошу учесть, что больше рапорты с просьбами об отправке на фронт рассматривать не буду. Запомните, товарищи, что, чем тяжелее складывается обстановка на фронте, тем важнее, чтобы каждый командир и политработник соразмерял свои желания с железной необходимостью. Победа куется не только на фронте! Поэтому настоящий патриот тот, кто не щадит ни сил, ни жизни во имя исполнения своего гражданского долга на том посту, который доверила ему Родина! Прошу учесть...
- Товарищ майор! - неожиданно послышался справа от меня хрипловатый голос. - Командир роты первого батальона Ковалев, прошу разрешения обратиться...
- Пожалуйста, товарищ Ковалев.
- Я понимаю, - в голосе Ковалева волнение, - что каждый командир должен исполнять свой долг на том посту, который ему доверила Родина. Но ведь могут быть особые обстоятельства. У меня жена и дочь в Сталинграде. Разве могу я бросить их и удрать за Волгу? Нет уж, разрешите мне остаться здесь, чтобы сражаться с врагом.
- Вы не правы, Ковалев. - Командир полка спокоен, но суров. - Разве можно распустить всех командиров, чтобы они сражались только там, где живет их семья?
- Но, товарищ майор... - В голосе Ковалева отчаяние.
- Все, товарищ командир роты, - сухо обрывает его Янин, - если до вашего сознания не дошли мои слова, приходите, побеседуем, а сейчас надо спешить со сборами. - Повернувшись к Казакову, он вопросительно смотрит на него.
Кивнув, комиссар сказал:
- Товарищи! Я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что в труднейшей обстановке, которая сложилась на сталинградском направлении, когда враг рвется к Волге, наше Верховное Главнокомандование отводит десятки тысяч воинов за Волгу. О чем это свидетельствует?.. О том, что наше Верховное Главнокомандование уверенно контролирует события на фронте и твердо осуществляет свой стратегический замысел. В решающий момент оно двинет резервы, которые готовятся в тылу, и мы с вами должны помочь в подготовке этих резервов. Поэтому долой хныканье и сомнения! Все наши усилия на передислокацию и на то, чтобы как можно быстрее возобновить учебу. Всем ясна задача, товарищи?
- Всем! Всем!
- В таком случае по местам! - скомандовал командир полка. В назначенный час наш учебный батальон начал переправу.
Подразделения пересекали Волгу на катерах, лодках, паромах. С тревогой поглядываем на безоблачное небо. Когда катера, на которых переправлялась наша рота, подходили к середине реки, неожиданно завыла сирена. А минут через пять там, где только что виднелись лодки и паромы, поднялись огромные фонтаны. Над рекой разносятся громкие команды, крики отчаяния, возгласы "Спасите! ". Мое внимание приковано к идущему вслед за нами катеру, на котором переправляются взводы Кузьмичева и Катученко. Разорвавшиеся по обоим бортам катера бомбы вызвали панику: бойцы шарахаются из стороны в сторону. Легкое суденышко страшно кренится и ложится то одним, то другим бортом на воду. Казалось, катер неминуемо перевернется... Но в этот момент фашистский самолет неожиданно задымил и, оставляя позади черный шлейф, стремительно ринулся к земле. Увидев это, бойцы застыли на местах. Громкий взрыв, донесшийся оттуда, где упал фашистский самолет, вызвал крики радости.
Самолеты с паучьей свастикой еще ревут над головами переправляющихся бойцов, но они уже спокойнее реагируют на вздымающиеся поблизости фонтаны. С катера, уцелевшего, казалось, от неминуемой гибели, послышался звонкий голос Катученко, запевшего о несгибаемой воле русских моряков:
Наверх вы, товарищи! Все по местам! Последний парад наступает...
Слова припева, подхваченные десятками голосов, заглушили свист падающих бомб.
Врагу не сдается наш гордый "Варяг", Пощады никто не желает...
Песню подхватили на ближайших катерах, лодках, паромах, плотах, и под ее волнующие слова подразделения одно за другим благополучно причаливают к берегу.
Солнце стояло на полпути к зениту, когда последние повозки полкового обоза, переправившиеся через Волгу, укрылись в широких балках на левом берегу.
Под вечер комбат Темнов собрал командиров взводов и объявил, что через два часа полк выступает. Тяжелое вооружение и ротное имущество нужно было сдать в батальонный обоз. Так как нам предстоял длительный пеший переход, комбат строго предупредил командиров о необходимости соответственно подготовить бойцов. Предупреждение было нелишним. Мне невольно припомнилось отступление нашего батальона к Смоленску, когда я, к своему стыду, оказался в числе тех, кто чуть не выбыл из строя из-за того, что не позаботился о своих ногах. В пути малейшая потертость ног может вывести из строя.
Наступил вечер, но прохладнее не стало. Температура около тридцати градусов. Обливаемся потом, который смешивается с дорожной пылью. По сторонам выжженная степь со скудной и неизвестной мне растительностью: какие-то дикорастущие иссохшие злаковые, полынь, кустики жесткой травы, которую один из бойцов назвал "солянкой". Удивляюсь, что при такой чахлой растительности в Прикаспийской низменности развитое скотоводство.
Казавшаяся безжизненной степь вечером оживает: под ногами мелькают ящерицы, в стороне группками собираются тушканчики, множество насекомых.
На рассвете справа от нас заблестела вдали извилистая лента реки.
- Братцы! - послышался чей-то радостно-возбужденный голос. - Гляди-ка, к Волге-матушке снова возвернулись!
- Попал пальцем в небо! - осадил его кто-то. - Ты что, Степан, Волгу забыл? Это ж ручей...
- А что ж это за река, коль не Волга?
- Спроси у командиров, им все положено знать...
- Товарищ лейтенант! Что это за река?
Вопрос явно застал Катученко врасплох: карты у него не было. Однако лейтенант не любил признаваться в незнании. Мгновение поколебавшись, он насмешливо ответил:
- Все знать будете, Водолазкин, скоро состаритесь. Если потребуется, все будет вам сказано: и где мы сейчас находимся, и куда следуем, и какая это река.
Незаметно приотстав от взвода, Катученко оказывается рядом со мной и, словно бы невзначай, спрашивает:
- Случайно, не знаете, товарищ комроты, что за задрипанная речушка справа от нас?
Несколько мгновений шагаю молча, припоминая названия рек, впадающих в Волгу между Сталинградом и Астраханью. Неожиданно всплывает в памяти название "Волго-Ахтубинская пойма".
- Ахтуба, левый рукав Волги, товарищ Катученко, - отвечаю мимоходом, а в душе радуюсь, что память не подвела. - В нижнем течении Волги на левом берегу притоков у нее нет... У вас по географии какая оценка была?
- Удочка...{23} А что?
- Вот потому и не смогли ответить на вопрос бойца, - не удержался я, чтобы не уколоть заносчивого лейтенанта.
