Офицеры, связисты, расчеты противотанковых ружей, стрелки уничтожали вражескую пехоту и танки. Атака врага была отбита.

828-й стрелковый Владимир-Волынский полк совместно с 418-м отдельным истребительно-противотанковым дивизионом в районе Доробна-Воля несколько часов подряд вели бой с вражеской механизированной группой. Не подоспей на помощь красовцам другие части дивизии, врага не то что разбить, трудно было бы остановить.

Борьбу с прорывавшимися группами противника вели не только наша и соседние дивизии, но и танкисты генерал-лейтенанта И. П. Корчагина. Нам не раз с ними приходилось совместно громить врага.

Фашисты яростно сопротивлялись, во многих местах контратаковали, однако сдержать напор не удавалось. Гитлеровцы хотя и не так быстро, как хотелось бы нам, но пятились назад, а в отдельных местах бежали, бросая технику и оружие. Бой, марш, снова бой - таким порядком мы продвигались к Одеру. Пригодные автомобили, мотоциклы, повозки командиры подразделений приспосабливали для переброски личного состава, подвоза боеприпасов, имущества, снаряжения.

В эти дни мне особенно запомнился марш в район Бошкува. Полк продвигался по раскисшим грунтовым дорогам: ртутный столбик прыгнул на плюсовую отметку, валил мокрый снег. Командование дивизии торопило. Машины буксовали на подъемах, застревали. Не раз недобрым словом пришлось вспомнить "небесную канцелярию". Прямо с марша вместе с другими частями в ночь на 28 января вступили в бой за город Кребень. Основная тяжесть борьбы легла на нас. Вторую половину ночи и утро 29 января батальоны при поддержке артиллерии штурмовали городские кварталы. Продвижение шло медленно. Гитлеровцы дрались за каждый квартал, улицу, дом. То и дело приходилось ставить на прямую наводку артиллерию.

Часам к пити я оказался в батальоне Бухарина. Комбат охрипшим голосом отдавал распоряжения. Увидев меня, он обрадованно улыбнулся. В это время вражеский пулеметчик, залегший на крыше стоящего через улицу особняка, стеганул по окнам верхнего этажа здания, у которого мы стояли. Посыпались стекла, штукатурка вперемешку с деревянными щепками.

Бухарин поморщился, как от зубной боли, кивнул в сторону огневой точки:

- Ну что ты с ним поделаешь! Нечем взять, а пушкари отстали.

- Да, плохо. Не знаешь, почему застряли артиллеристы?

- В расчетах людей негусто. Потери за последние дни большие.

- Помоги им.

- И то верно, хотя и у меня народу осталось немного. Николай Яковлевич распорядился помочь артиллеристам. Вскоре прибыли два орудия. Расчеты довольно быстро расправились с пулеметом врага, начали прикрывать двинувшиеся вперед штурмовые группы. Одно орудие вело огонь по засевшим гитлеровцам, другое в это время перемещалось на новую огневую позицию.

Продвижение батальона пошло живее.

- Ну вот, Николай Яковлевич, дело-то двинулось, кажется. Как же это ты сам не сообразил? Или прижимистым становишься? Не похоже на тебя.

Бухарин опустил глаза и развел руками:

- В суматохе упустил.

В полдень последние группы противника прекратили сопротивление. Город был в наших руках. На улицах стали появляться жители. Поляки с интересом смотрели на бойцов и командиров, но по привычке продолжали жаться к стенам домов: годы страха в оккупации давали о себе знать. Однако, видя дружелюбные взгляды наших солдат и офицеров, смелели, вступали в разговоры.

С Кребенем в моей памяти связан такой эпизод. По пути из батальона Бухарина в штаб полка завернул на огневую позицию полковых минометчиков. Батарейцы выносили из горящего здания людей. Почти на всех было военное обмундирование.

Мне невольно вспомнился сорок первый год. Полыхающий на залитой солнцем поляне сарай. И вопли раненых немецких парашютистов, которых пытались сжечь, уходя, свои же десантники. Значит, война до сих пор не всех научила.

- Цивилизованные мракобесы, - грубо произнес Василий Пономарев, убийцы, будь они прокляты!

Это был не единственный случай в тот день. Оказывается, по приказу командования эсэсовцы обливали бензином здания с ранеными и поджигали их.

В Кребене мы находились недолго. Полк выступил в сторону Фрауэнштадта. Ночью выпал снег, но часам к восьми прояснилось. Легкий морозец бодрил людей. Батальонные колонны шли навстречу канонаде боя. Настроение у всех было приподнятое.

* * *

Совинформбюро приносило радостные вести с фронтов. Были освобождены столица Польши Варшава, крупные промышленные центры Лодзь, Краков. Войска нашего фронта вышли к реке Одер и захватили несколько плацдармов, окружили в Померании крупную группировку врага.

С радостью мы восприняли весть о вступлении советских войск на территорию фашистской Германии. Наступило долгожданное возмездие. Пожар войны возвратился туда, где он был зажжен.

Дивизия продолжала вести бои на подступах к Одеру. Они проходили на редкость упорно, и по накалу борьбы трудно отличить их один от другого. Немцы использовали густонаселенный район для создания очагов сопротивления в городах и поселках городского типа. Стены каменных зданий надежно укрывали врага, были удобны для устройства огневых точек. Крепости стен и упорству противника мы противопоставили умение командиров и разнообразные приемы борьбы. Следует сказать, что наш офицерский состав ротного, батальонного да и большей частью полкового звена являлся командирами военного времени. Многие наши офицеры выросли из солдат. За их плечами был не один блестяще проведенный бой. Война способствовала их выдвижению на командные должности, а обстановка переднего края, бои - приобретению опыта, командирских навыков. В основном это были мастера своего дела.

По ходу повествования я не раз вспоминал капитана Сергеева. К сказанному добавлю, что войну Иван Алексеевич начал в стрелковой роте. Проявил себя волевым офицером. Был назначен командиром роты автоматчиков. Здесь, как говорят, всеми гранями засверкал его командирский талант. Там, где требовались смелость, инициатива, решительность, посылали его. Нужно прорвать долговременную оборону противника - первыми шли автоматчики, отрезать пути отхода врага или обойти его - тоже.

На дороткинском плацдарме капитан Сергеев стал заместителем командира батальона. В новой должности быстро освоился. Уже в ходе Висло-Одерской операции не раз решал задачи по ликвидации прорывающихся к фронту групп фашистов.

В районе польского хутора Чабаны фашисты сумели прорвать боевые порядки полка и устремились в направлении КП дивизии. В критической ситуации группа в составе стрелковой роты, артиллерийского и минометного взводов, саперного отделения под командованием Сергеева была брошена наперерез противнику с задачей остановить врага.

Иван Алексеевич понимал: наличных сил у него мало. Гитлеровцы в несколько раз превосходили группу по численности. В распоряжении врага танки, штурмовые орудия, бронетранспортеры. Бронированный кулак и помог им проломить кольцо окружения.

Двигаясь навстречу противнику, офицер подбирал участок местности. Началась покрытая лесом лощина. Километра через полтора ее горловина стала сужаться, все круче становились скаты. Березы и липы вплотную подступили к шоссе. Самое узкое место капитан и решил перекрыть.

Пока саперы минировали шоссе, подпиливали деревья, пехотинцы помогли артиллерийским расчетам поднять на склоны орудия, расчистить для них секторы обстрела, оборудовать огневые позиции. Расчеты противотанковых ружей под прикрытием ручных пулеметов Сергеев расположил так, что под прицелом оказалось около трехсот метров полотна дороги. Минометчики должны были своим огнем преградить путь отхода фашистов.

Расчет Сергеева оправдался. Фашистская механизированная колонна двигалась без боевого охранения; вырвавшимся из окружения гитлеровцам было не до этого, они стремились быстрее оторваться от преследования. Головной танк наскочил на мину и подорвался. Следовавший за ним начал было обходить и тоже закрутился на месте с перебитой гусеницей. И тут по вражеским боевым машинам ударили орудия. Загорелся еще танк, вспыхнула самоходка. Два бронетранспортера столкнулись и свалились в придорожный кювет. На узкой лесной дороге создалась пробка.