Профессор наудачу вырезал из отложений несколько блоков, в которые намертво были вмурованы какие-то останки древнего мира Эгеиды.
С разрозненной и жалкой добычей он вернулся в шахтерский поселок, всплыл под купол воздушной капсулы и из мира безмолвия, где шелестели лишь пузырьки воздуха, вдруг окунулся в мир пронзительных звуков. Шахтеры пели. Хором. Бессмысленно вылупив глаза и разевая рты - все разом. Атлантида чуть не соскользнул назад в Океан - звук резал барабанные перепонки. Так острие лезвия скребет по стеклу.
Но пение внезапно смолкло. Издав еще несколько писклявых звуков, шахтеры разбрелись по своим гамакам. Каждый засунул под язык по таблетке само-само и отключился почти мгновенно.
- А я сегодня не смог попеть, - вздохнул белоглазый. - Кашлять буду до утра. - И запихал под язык сразу два зеленоватых кругляка.
Атлантида принялся аккуратно очищать от наслоений свою добычу. В первом блоке нашлись какие-то обломки металла. В другом куске - косточки растений, похожих на маслины, рыбьи кости и несколько хворостин - все, что осталось от древнего камбуза. Какой-нибудь археолог мог прослезиться, отыскав эти милые подробности древнего быта. Профессор Рассольников безжалостно выбросил их назад в море. И занялся третьим блоком. Неужели ему так не повезло? А ведь Атлантида верил, что он везунчик.
И не ошибся. Из плена многолетний отложений явился осколок какой-то керамики, опять же бесполезный по причине своей одинокости. И осколок рельефа. Платон не мог его датировать - но что это эпоха Восьми Материков тут не было никаких сомнений.
На рельефе был изображен мужчина. Короткие ноги. И не щупальца руки. Лицо точно не определить... что-то среднее между человеческим и нынешним обликом эгейцев. Протоэгеец лежал на каком-то плоском коротком камне так, что голова его и руки свешивались с одной стороны, а ноги - с другой. У эгейца были длинные волосы - они стекали с его головы волной. И все. Ни подписи. Ни каких-то других изображений. Только камень (может, жертвенный?) и на нем эгеец. Мужчина? Или женщина? Не сразу поймешь. Элемент какого-то древнего обряда. Рельеф напомнил голограммы, присланные из музея. Только этот, несомненно, древнее. И на нем нет льющейся изо рта крови и пик, протыкающих тело. Эгеец лежит на камне. Вместо струящейся крови - волны длинных волос. Или это кровь хлещет из шеи? Платон достал цифровую лупу, внимательно оглядел изображение. Волосы. Несомненно волосы. И над головой лежащего эгейца - цветок с восьмью лепестками. Вроде бы чья-то ладонь держит этот странный цветок и протягивает его лежащему. Но чья ладонь, кто протягивает - не поймешь. Кусок рельефа как раз в этом месте отколот.
А что если вернуться назад и вырезать блок рядом? Хотелось невыносимо. Профессор уже потянулся к подводному снаряжению. И замер. Вдруг понял, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой - так смертельно устал. Он сунул под язык сразу две компенсационные таблетки. Ждал, пока они подействуют. Надо плыть. Завтра Бреген, разбивая старый шельф, уничтожит останки затонувшего корабля. Таблетки почти не действовали. Будто во сне медленно, очень медленно, он поднялся, облачился в костюм... Каждое движение совершалось через силу. Раза два Атлантида заснул прямо в воде, но тут же проснулся и поплыл дальше. И все же он выпилил еще пять блоков. Пять песчинок он выхватил из зубов Брегена и притащил в капсулу. Разбивать их тут же не было сил. Он упал и заснул. Один день остров Дальний подождет. Профессор Рассольников должен найти другие куски рельефа. Он спал и во сне извлекал их один за другим из пяти разрозненных блоков осколки камня, они ложились один к одному, и из них складывался целый фриз. Огромный фриз.
Да это же гигантомахия! Невредимый фриз! Все боги и гиганты в том виде, в каком вышли из-под резцов пергамских мастеров, никто не отбивал им голов и половых органов, вопя "Престол сатаны"! Никто не строил из плит алтарного фриза военные укрепления.
Проснувшись, профессор несколько минут лежал, улыбаясь. Только сон... Обидно. Он нашарил на поясе кармашек с компенсационными таблетками и опять положил кругляшку под язык. Слабость отступила. Платон сел. В капсуле никого не было. И...
Он вдруг обнаружил, что пояс подводного костюма с гравитационными регуляторами свалился с него и лежит в плетеном гамаке: одна из наборных пластин исчезла. Та, в которой хранились пластиковые жетоны кредитов. Атлантида выругался и кинулся перерывать капсулу. Но ничего не нашел, кроме нескольких закопченных печек-чемоданов и гамаков из водорослей.
Не нашел он и других частей рельефа в вырезанных блоках. Кроме нескольких осколков керамики - ничего.
Бывают люди удачливые, как Шлиман. Но, видимо, Атлантида не из их числа. Но кто знает, может быть, его удача другого рода?
Шахтеры все еще с утра поднялись на поверхность. Чавики, что поджидали их, сидя на плавучих водорослях, теперь разгуливали с сосредоточенным видом по выставленным над водою бокам, и, приметив добычу, острыми клювами выхватывали засевших под кожей эгейцев жироедов.
Платон предпочел удалиться, не прощаясь. А то чавики, приняв его за эгейца, проткнут острыми клювами костюм-адаптер.
4
За шахтерским поселком дно было пустым, будто его кто-то вымел огромной метлой. Не осталось ни ила, ни песка - одна скальная порода, изрытая бороздами и припорошенная черным мелким песком - ее грызли острыми зубьями буровых автоматов, ее уродовали наглые "кроты". Повсюду на камнях там и здесь попадались белые сердечки. Украшения? Нет... Увы... всего лишь скелеты погибших моллюсков. Вода мутная, плотная, хотя Бреген ограбил дно не сегодня и не вчера. Глухое утробное рычание вдалеке постепенно затихало: Археолог все дальше уплывал от монстров, что выгрызали грудную клетку старого шельфа.
Платон торопился миновать мертвую зону. Но не скоро вода стала вновь прозрачной.
Шельф вокруг острова Дальний встретил кипением жизни. Вокруг сотни тысячи вертикально плывущих рыбок. Они сопровождали человека, перемещаясь то вверх, то вниз, похожие на карандаши с крошечными плавничками. Выпуклые красные глаза квадратной формы напоминали осколки кирпича, почему-то налипшие на эти живые тельца.
