Мистер Ильичевски с некоторым сомнением посмотрел на старого прохиндея.

— Ну, допустим, я приехал, чтобы выяснить, не оставил ли мой папаша какого-нибудь наследства, ведь других наследников у него не было, потому что жены после моей матери у него были, но все умерли, он их извел, мерзкого характера был человек, а сын только я один.

— Ах, как интересно! Вы летите через океан, тратите, я полагаю, немалые деньги, чтобы получить семейный альбом с фотографиями и отцовскую простреленную шинель. Боюсь, со дня кончины вашего батюшки прошло столько лет, что эти вещи вряд ли сохранились. Есть ведь наследственное право, законный срок претендентов, и он не более полугода. Так что Попробуйте подыскать другое объяснение. И учтите, я могу быть вам полезен — при условии, что вы будете искренни и действительно раскроете карты. Я ведь хорошо знаю местные условия, имею немалый опыт, достаточно знаком с предысторией вопроса — вы понимаете, о чем я говорю… И, наконец, я знаю рынок, если опять-таки мы говорим с вами об одном и том же.

Мистер Алекс Ильичевски в задумчивости достал пачку «Мальборо», закурил, предложил сигарету Гржемскому, тот жестом отказался. Глубоко затянувшись, Алекс махнул рукой и сказал:

— Наверное, я делаю ошибку, но мне действительно нужен компаньон, ориентирующийся в местных условиях. Поскольку я понял, что вы, так или иначе, все равно в курсе дела, наверное, будет полезно заключить с вами некое подобие соглашения и обменяться информацией. Я готов первым открыть карты. Мой отец был сотрудником здешних карательных органов, думаю, вам это известно…

— Да уж, — вставил Гржемский.

— И как многие сотрудники этих служб в период репрессий прибрал к рукам некие ценности.

— Как вы понимаете, это для меня тоже не новость.

— Да, конечно. Однако сам я узнал про это не так давно. Мать моя недавно умерла. Смерть ее была легкой, умирала она в полном сознании и рассказала мне о ценностях, спрятанных моим отцом, и даже о том тайнике, где они спрятаны. И вот, похоронив ее достойным образом и выждав приличное время траура, я — Ваша поразительная активность как-то не вяжется с понятием «отдых».

Так с чем же связан ваш подозрительный интерес к моему покойному отцу?

— Возможно, я расскажу вам о причинах этого интереса, если вы расскажете о действительных причинах вашего визита на Родину. Давайте, так сказать, вместе раскроем наши карты. Очень может быть, что мы с вами окажемся друг другу полезны.

Мистер Ильичевски с некоторым сомнением посмотрел на старого прохиндея.

— Ну, допустим, я приехал, чтобы выяснить, не оставил ли мой папаша какого-нибудь наследства, ведь других наследников у него не было, потому что жены после моей матери у него были, но все умерли, он их извел, мерзкого характера был человек, а сын только я один.

— Ах, как интересно! Вы летите через океан, тратите, я полагаю, немалые деньги, чтобы получить семейный альбом с фотографиями и отцовскую простреленную шинель. Боюсь, со дня кончины вашего батюшки прошло столько лет, что эти вещи вряд ли сохранились. Есть ведь наследственное право, законный срок претендентов, и он не более полугода. Так что попробуйте подыскать другое объяснение. И учтите, я могу быть вам полезен — при условии, что вы будете искренни и действительно раскроете карты. Я ведь хорошо знаю местные условия, имею немалый опыт, достаточно знаком с предысторией вопроса — вы понимаете, о чем я говорю… И, наконец, я знаю рынок, если опять-таки мы говорим с вами об одном и том же.

Мистер Алекс Ильичевски в задумчивости достал пачку «Мальборо», закурил, предложил сигарету Гржемскому, тот жестом отказался. Глубоко затянувшись, Алекс махнул рукой и сказал:

— Наверное, я делаю ошибку, но мне действительно нужен компаньон, ориентирующийся в местных условиях. Поскольку я понял, что вы, так или иначе, все равно в курсе дела, наверное, будет полезно заключить с вами некое подобие соглашения и обменяться информацией. Я готов первым открыть карты. Мой отец был сотрудником здешних карательных органов, думаю, вам это известно…

— Да уж, — вставил Гржемский.

— И как многие сотрудники этих служб в период репрессий прибрал к рукам некие ценности.

— Как вы понимаете, это для меня тоже не новость.

— Да, конечно. Однако сам я узнал про это не так давно. Мать моя недавно умерла. Смерть ее была легкой, умирала она в полном сознании и рассказала мне о ценностях, спрятанных моим отцом, и даже о том тайнике, где они спрятаны. И вот, похоронив ее достойным образом и выждав приличное время траура, я — Ваша поразительная активность как-то не вяжется с понятием «отдых».

Так с чем же связан ваш подозрительный интерес к моему покойному отцу?

— Возможно, я расскажу вам о причинах этого интереса, если вы расскажете о действительных причинах вашего визита на Родину. Давайте, так сказать, вместе раскроем наши карты. Очень может быть, что мы с вами окажемся друг другу полезны.

Мистер Ильичевски с некоторым сомнением посмотрел на старого прохиндея.

— Ну, допустим, я приехал, чтобы выяснить, не оставил ли мой папаша какого-нибудь наследства, ведь других наследников у него не было, потому что жены после моей матери у него были, но все умерли, он их извел, мерзкого характера был человек, а сын только я один.

— Ах, как интересно! Вы летите через океан, тратите, я полагаю, немалые деньги, чтобы получить семейный альбом с фотографиями и отцовскую простреленную шинель. Боюсь, со дня кончины вашего батюшки прошло столько лет, что эти вещи вряд ли сохранились. Есть ведь наследственное право, законный срок претендентов, и он не более полугода. Так что попробуйте подыскать другое объяснение. И учтите, я могу быть вам полезен — при условии, что вы будете искренни и действительно раскроете карты. Я ведь хорошо знаю местные условия, имею немалый опыт, достаточно знаком с предысторией вопроса — вы понимаете, о чем я говорю… И, наконец, я знаю рынок, если опять-таки мы говорим с вами об одном и том же.

Мистер Алекс Ильичевски в задумчивости достал пачку «Мальборо», закурил, предложил сигарету Гржемскому, тот жестом отказался. Глубоко затянувшись, Алекс махнул рукой и сказал:

— Наверное, я делаю ошибку, но мне действительно нужен компаньон, ориентирующийся в местных условиях. Поскольку я понял, что вы, так или иначе, все равно в курсе дела, наверное, будет полезно заключить с вами некое подобие соглашения и обменяться информацией. Я готов первым открыть карты. Мой отец был сотрудником здешних карательных органов, думаю, вам это известно…

— Да уж, — вставил Гржемский.

— И как многие сотрудники этих служб в период репрессий прибрал к рукам некие ценности.

— Как вы понимаете, это для меня тоже не новость.

— Да, конечно. Однако сам я узнал про это не так давно. Мать моя недавно умерла. Смерть ее была легкой, умирала она в полном сознании и рассказала мне о ценностях, спрятанных моим отцом, и даже о том тайнике, где они спрятаны. И вот, похоронив ее достойным образом и выждав приличное время траура, я приехал, чтобы найти эти ценности и… вступить в права наследства.

— А почему вы так уверены, что ваш батюшка не продал эти ценности еще при жизни? Ведь прошло столько лет!

— Он тогда не мог, боялся, и потом, я вовсе ни в чем не уверен. Вот появляетесь вы. Вы не имеете никаких прав на наследство, вы не знаете, где находится тайник, но вы человек энергичный. Ориентируетесь в местных порядках и можете быть мне полезны. Поэтому я готов предложить вам сотрудничество и участие в прибылях. В разумных пределах, конечно, не более пяти процентов.

— Пять процентов? — Леопольд Казимирович задохнулся от возмущения. — Пять? Вы, должно быть, неудачно пошутили. Что ж, я умею ценить юмор. Вы что-то сказали о правах наследства, произнесли высокопарные слова «наследие моего отца»; можно подумать, что вы не понимаете — эти ценности, о которых мы говорим, ваш отец их украл, именно украл, — нечего так на меня смотреть! — украл у замученных им людей; батюшка ваш был, прямо скажем, сволочь первостатейная, и слово «наследие» применительно к нему надо брать в кавычки…