— Ты чего это, Надя, такая взволнованная?

— Мария Петровна, вспомните, пожалуйста, вы время точное не заметили, когда у Березиных крики услыхали?

— А чего мне вспоминать? Я все хорошо помню и следовательше уже рассказала. Когда крики начались, я ведь сначала подумала, что это телевизор у кого-то работает, ну и посмотрела на часы, чтобы в программе определить, что за фильм.

— Ну и сколько же было времени?

— Так без десяти двенадцать.

— Без десяти? А не без двадцати?

— Да что ты, у меня пока еще склероза нету.

— А на какие часы вы смотрели? — подозрительно уточнила Надежда.

— Ну, ты по части допроса похлеще этой следовательши Громовой будешь.

Тебе надо в прокуратуре работать, — недовольно проговорила Мария Петровна.

— Да вы не обижайтесь, Мария Петровна, просто я вот на эти ваши настенные часы смотрю, а они ведь на десять минут спешат.

— Ой, правда? Ну-ка, я по телефону проверю.

Соседка набрала по телефону номер точного времени и уставилась на Надежду с уважением во взгляде:

— Ты смотри, и правда спешат… Выходит, я следователя Громову обманула…

— Значит, вы на эти часы вчера смотрели?

— На эти самые.

— Тогда выходит, что крики не без десяти, а без двадцати двенадцать начались?

— Выходит, так. Ну и что с того?

— А выходит, Мария Петровна, что не сами Березины друг дружку убили, а кто-то их обоих пришил, а потом все дело так обставил, что это они сами…

Очень хитро все придумано.

— Ну не пугай ты меня, Надя. И так-то ничего хорошего — вроде приличные люди, а такое с собой сотворили, а ты еще больше все запутала. Следовательша-то ничего такого не говорила, а уж ей-то виднее.

— Ладно уж, не буду вас запутывать, пусть все как есть останется, а только я чувствую, что не все так просто. Если у них без двадцати двенадцать такой скандал получился, то кто же тогда видик на запись поставил?

— Да какая еще запись?

— А вот та самая, что я у них из видеомагнитофона вынула, пока вы на стреме стояли.

— Ой, ну ты меня совсем запутала. Ты же говорила, что это твоя кассета, ты им давала, я потому тебе и помогла.

— Да я сама так думала, а оказалось — ошиблась. Кассета похожая просто, а не та.

— Что же, выходит, что мы как бы улику украли?

— Очень может быть. Но вы, Мария Петровна, не переживайте, что Громовой не правильное время сказали, она сама должна была ваши часы проверить, ей за это деньги платят.

— И то верно!

Надежда в задумчивости попрощалась с соседкой и вернулась к себе. «Так, любопытная ситуация получается», — подумала она.

Без двадцати двенадцать Мария Петровна услышала у соседей крики, причем что-то в этих криках было такое, что она сначала подумала, что это по телевизору фильм идет. Почему ей так показалось? Во-первых, крики могли быть ненатуральными, наигранными, с неестественными интонациями, как в телесериалах.

Во-вторых, сам звук мог идти не с разных сторон, как это бывает, когда ругаются два человека, перемещаясь по квартире, а из одной точки — из телевизора. И в-третьих, тембр звука, издаваемого телевизором, отличается от тембра человеческого голоса.

Итак, допустим, кто-то без двадцати двенадцать включил в квартире Березиных и поставил на видеомагнитофон кассету с заранее записанным скандалом.

Запись продолжалась одиннадцать с половиной минут, потом закончилась, и примерно столько времени слышались крики из квартиры убитых, и столько же времени на кассете от начала записи и до конца пленки. Затем кассету сматывают на начало использованного куска и включают запись. Зачем? Очевидно, чтобы стереть записанный скандал. Но почему же убийца (а манипуляции с кассетой производил, конечно, тот, кто убил Березиных) не унес с собой кассету? И это очевидно. Потому что его в это время в квартире Березиных уже не было. Выходить из квартиры, когда в ней так жутко кричат, — самоубийство: соседи могут выбежать на лестничную площадку и увидеть незнакомца. Значит, уйти он должен был раньше, по возможности значительно раньше. Тогда как же он провернул всю операцию с воспроизведением сцены между супругами, впоследствии затертой?

Надежда, несмотря на свое высшее техническое образование и большой опыт инженерной работы, не слишком хорошо разбиралась в современной бытовой технике, поэтому с решением загадки пришлось подождать до вечера, когда вернулся с очередной халтуры ее муж, Сан Саныч. Не дав ему даже толком отдохнуть и поесть, она огорошила его вопросом:

— Саша, представь, что ты хочешь уйти из дома и оставить на видике кассету, чтобы она проиграла какую-нибудь запись, а потом затерлась. Ну, я плохо объясняю, но ты, наверное, понял.

Сан Саныч абсолютно не удивился вопросу и ответил, как обычно, неторопливо и обстоятельно:

— Ну, я ставлю кассету с нужной мне записью, — кстати, если я хочу, чтобы запись пошла не сразу и если запись не очень большая, я кассету поставлю на начало, а запись помещу ближе к концу. Кроме того, я программирую магнитофон так, чтобы он через точно рассчитанное время включился на запись. Тогда кассета воспроизводится — сначала пустая часть, потом — моя запись. Затем она доходит до конца и тут же начинает автоматически перематываться назад. Во время переметки включается заложенная мной программа записи, перемотка прекращается и начинается запись телепрограммы, которая сотрет ту, предыдущую запись. Главное, точно рассчитать время…

Надежда слушала его восхищенно, с горящими от возбуждения глазами.

Когда он закончил объяснения, она воскликнула:

— Я всегда знала!

— Что ты всегда знала?

— Я всегда знала, что мой муж — технический гений, и не только технический, а и вообще… Именно так он все и сделал!

Муж мгновенно напрягся и посерьезнел.

— Надежда, отвечай немедленно, что случилось?

— Ничего не случилось, дорогой, сейчас я тебя буду кормить, извини, что я к тебе сразу с вопросами…

— И кто такой он?

— Какой-такой он? Ах, этот? Убийца.

— Надежда, когда у тебя так горят глаза, я знаю, что ты опять влезла в какую-то историю.

— Да никуда я не влезла, не волнуйся, я абсолютно ни при чем, только у нас на площадке произошло убийство, двойное.

Сан Саныч чуть не подавился.

— Как? Двойное убийство? Кого же убили-то?

— Да вот эти новые соседи, Березины, которые ремонт делали.

— А-а-а, — оживился муж, — тот самый ремонт, который тебе спать не давал, которым ты меня постоянно донимала! Теперь ты поняла, к чему все эти ремонты приводят?

— Ну, Сашенька, не в ремонте же дело. И вообще, милиция считает, что их никто не убивал, что они сами друг друга убили, то есть Геннадий из ревности убил жену, а потом сам себя.

— Да не из ревности он, а потому что она еще один ремонт захотела!

— Ну перестань, не шути так.

— А что это ты кассетой интересуешься? Подожди-подожди, сам догадаюсь.

Ты им давала какую-то нашу кассету?

Она кивнула, но как-то неуверенно.

— Что, не нашу, чужую?

Она зажмурила глаза и закивала сильнее.

— Что, ту, которую я у Пашки Соколова взял на неделю всего?

— Саша, но я же не знала, что их убьют! А они взяли и… и кассета пропала. А я вытащила из их видика совершенно постороннюю кассету, там и была эта запись, вот я и заинтересовалась.

— И сделала выводы, что соседей кто-то убил? Господи, ну зачем?

— Откуда я знаю, зачем в наше время людей убивают?

— Я говорю, зачем ты опять начинаешь что-то расследовать, когда тебя об этом никто не просит! Отнеси кассету в милицию или следователю и не лезь в это дело.

— Ни за что! Кстати, знаешь, кто там всем заправляет, следователем по этому делу кто? Угадай с трех раз!

— Неужели Громова?

— Ну вот, сразу догадался, не зря я подозревала, что у тебя с ней роман.

На этот раз муж действительно подавился.

— Ты что, с ума сошла? Да у меня о ней воспоминания самые неприятные остались!

— А ты хочешь, чтобы я ей кассету отнесла? Да она еще привяжется, станет допрашивать, не пойду я к ней ни за что!