Все встали, подняли ладони и вслед за имамом произнесли «Аллах акбар», затем, продолжая стоять и, вложив левую руку в правую, молящиеся стали вполголоса повторять «Фатиху» – первую суру корана:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала – Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, – не тех, которые находятся под гневом и не заблудших». После этого имам приступил к молитве. Отговорив положенные слова, он сделал паузу для того, чтобы смочить себе горло. В зале в это время возник негромкий гул от того, что верующие принялись переговариваться друг с другом. Затем имам перешел к хутбе[43]. «Каждый пророк до пророчества был верующим в своего господа, – сказал имам, – знающим о его единственности, либо в следствии умозрительных доказательств, либо в следствии религиозного закона предшествующего пророка. О нашем пророке говорят, что до нисхождения на него откровения он следовал вероучению Ибрахима – мир ему! Это допустимо разумом, но об этом нет предания. Утверждали также, что он следовал религиозному закону Исы – мир ему. Это допустимо, но об этом нет предания…»

– Какие новости? – вполголоса спросил Абу Хасан.

– Все прошло успешно, – ответил Ахмад Башир, – Имран исчез вместе с исмаилитским проповедником. Теперь ждем от него известий.

– Как бы он совсем не исчез.

– Человек не птица, а городские ворота под наблюдением.

– Хорошо.

– Вот список людей, прибывших в город за истекшие сутки.

Сахиб аш-шурта протянул бумажный свиток. Чиновник принял список и спрятал в рукаве.

– Посмотрю в кайсаре, – сказал он, – а вы смотрели?

– Я сам его писал, – заметил Ахмад Башир.

– Есть какие-либо соображения? Подозрения?

Сахиб аш-шурта покачал головой:

– Ничего определенного. Я вот что думаю, может назначить вознаграждение, пустить по городу глашатая?

– Не надо раньше времени, а то мы его спугнем.

– Раньше какого времени? – с некоторым сарказмом спросил начальник полиции.

– Раньше того времени, когда это будет необходимо, – невозмутимо ответил чиновник из Багдада – дока в канцелярских формулировках, – подождем сведений, которые добудет ваш человек.

– Не следует обольщаться насчет моего агента, – сказал сахиб аш-шурта.

– Что это значит? – ледяным голосом спросил чиновник.

– Это обычный крестьянин. Не думаю, что он проявит чудеса расторопности. Я смотрел его уголовное дело. Он проломил голову налоговому инспектору, кстати, я бы на его месте сделал то же самое, а затем пошел и сдался мухтасибу, а мог бы скрыться. Кто бы стал его искать? Наивный сельский житель.

– Странно слышать все это из уст начальника полиции, – недовольно сказал Абу Хасан. – Я полагал, что вы отнесетесь к этому делу с большой ответственностью.

– Прошу прощения, – сказал привыкший к вседозволенности начальник полиции, упустивший из виду, что его собеседник – столичная штучка, – у меня плохое настроение, все видится в черном свете. Жена, будь она неладна, пьет мою кровь. Не беспокойтесь, к вашему делу я приложу все силы.

Абу Хасан кивнул.

– Да, – смягчаясь сказал он, – понимаю вас и сочувствую.

В это время имам, приводя слова Посланника возвысил голос: «Всякий раз, как мы отменяем стих или заставляем его забыть, мы приводим лучший, чем он, или похожий на него».

Этими словами он закончил проповедь. Люди стали подниматься и выходить из молитвенного зала.

Сахиб аш-шурта взял у дежурного сводку происшествий по городу и, не заходя в свой кабинет, вышел во внутренний дворик и крикнул евнуха. Появился Али, почтительно поклонился и замер в ожидании распоряжений.

– Где госпожа? – спросил хозяин.

– Спит, – ответил Али.

– Приведи наверх Анаис.

– Слушаюсь, господин.

Сахиб аш-шурта поднялся по винтовой лестнице на крышу дома, где был навес, закрытый от посторонних глаз. Здесь лежал толстый индийский ковер, конфискованный у мошенника-торговца, и несколько продолговатых подушек. Башир снял сандалии, скинул кабу и лег, подложив под голову подушку. Подумав, он бережно снял чалму, обнажив плешь на макушке, и положил рядом. Голову приятно захолодило. Здесь на крыше было не так жарко, к тому же веял легкий ветерок. Ахмад Башир с наслаждением потянулся и лег на бок, держа перед глазами сводку. Вскоре послышались шаги, и на крыше появилась молодая красивая девушка. Она была в длинной до колен рубашке и шароварах. Голову покрывал голубой платок.

– Здравствуйте, господин, – робко сказала девушка.

– Садись, милая, – пригласил Ахмад Башир.

Девушка поблагодарила и присела на край ковра.

– Не бойся, ближе садись. Сними платок и распусти волосы.

Девушка все выполнила и стала еще моложе и красивей. Но Ахмад Башир знал, что ей уже пятнадцать лет. Он купил ее у работорговца за сто динаров, не торгуясь, хотя мог бы просто забрать. Начальник полиции мог позволить себе все, что угодно. Новая рабыня понадобилась жене для ведения хозяйства. Ахмад Башир зашел на рынок и увидел, как подняв платок, работорговец предлагал ее купцу. Такой красивой женщины у него еще не было.

– Какова ей цена? – спросил начальник.

– Вам, раис, она ничего не будет стоить, – тут же забыв про купца, сказал работорговец.

Глаза девушки смотрели на начальника. Сахиб аш-шурта понимал, что это глупо, но все же решил произвести на нее впечатление.

– Скажи цену, – повторил он.

– Восемьдесят пять динаров, – дрожа от страха сказал работорговец. Он не понимал, почему сахиб аш-шурта хочет заплатить, и ожидал подвоха. О крутом нраве начальника полиции знали далеко за пределами Сиджильмасы.

– Вот тебе сто динаров, – сказал Ахмад Башир, – отправь ее ко мне домой.

В первую же ночь разразился скандал. Жена Ахмад Башира словно обезумела, увидев новую рабыню, хотя к другим женщинам она вообще не ревновала. Когда сахиб аш-шурта за неуважение к мужу толкнул ее, жена завопила как резаная и пригрозила пожаловаться отцу.

Закон был на стороне Ахмад Башира. Но кто знает, как дело обернется. Ведь это только пророк Мухаммад мог отправить дочь обратно к мужу, когда она пришла жаловаться на него. Ахмад Башир не имел за спиной влиятельной родни и был вынужден опасаться необдуманных поступков.

– Что это? – поднеся палец к ее виску, спросил начальник. Там была свежая царапина.

– Госпожа побила меня сегодня утром, – сказала девушка. Её звали Анаис.

– Я поговорю с ней, – угрожающе сказал Ахмад Башир.

– Не надо, прошу вас, – взмолилась девушка, – будет еще хуже.

– Иди сюда, – притягивая ее к себе, сказал Ахмад Башир. – Я весь день думал о тебе и знаешь, какие стихи пришли мне на ум?

– Нет, господин.

– Вы хотите сейчас, господин? – покраснев, сказала девушка.

– Да, сейчас хочу, – зашептал ей в ухо Ахмад Башир.

– Здесь очень светло, – нерешительно, также шепотом, ответила девушка, – я не могу.

– Глупости, – запуская руку в ее шаровары, шептал Ахмад Башир.

Анаис начала вздрагивать, слабо сопротивляясь. Когда сахиб аш-шурта навалился на нее всем телом и коленями разжал ее ноги, снизу раздался пронзительный крик:

– Анаис! Где эта нечестивица?

Анаис вздрогнула и с неожиданной силой высвободилась.

– Успокойся, – сказал Ахмад Башир, – сюда она не посмеет прийти.

– Простите меня, господин, я должна спуститься вниз.

– Нет, ты останешься здесь.

– Я умоляю вас, господин, разрешите мне спуститься к госпоже. Я боюсь ее.

– Ты боишься ее больше, чем меня?

– Да, господин.

– Вот как, почему же?