Перри Мейсон вопросительно посмотрел на Деллу Стрит, потом снова на Диану Рэджис.

- К чему все это? Почему человек в здравом уме тратит время на чтение несовременных, устаревших бредней? В конце концов, даже самый проницательный публицист это все же не пророк. Он только собирает факты и делает из них логичные выводы.

Диана Рэджис нервно засмеялась.

- Мне кажется, что я недостаточно ясно выразилась. Так вот, мистер Бартслер считает, что это самый лучший способ увидеть вещи с соответствующего расстояния, как он это определяет. Он утверждает, что единственным способом защиты от некритического проглатывания глупостей, подаваемых нам сейчас в виде неопровержимой логики, является знакомство с иллюзиями прошлого, украшенными внешне доказательствами, основывающимися все на той же неопровержимой логике.

- Ну что ж, - согласился Мейсон с улыбкой, - трудно отказать ему в определенной дозе правоты. Конечно, если кто-то хочет столько потрудиться, чтобы обосновать свой скептицизм.

- Дело в том, что он хочет, - продолжала Диана Рэджис. - Он утверждает, что американцы, как маленькие дети. Приходит первый попавшийся человек и говорит: "Вы мечтаете о такой-то и такой-то утопии? Единственным способом достигнуть ее, это сделать так-то и так-то". И никто даже не задумывается, а начинают танцевать так, как им заиграют.

На лице Мейсона отражался все больший интересе.

- Мне нужно будет, наверное, поговорить с этим мистером Бартслером, заявил он. - Но перейдем к вашим личным неприятностям.

- Во всем виноват Карл Фрэтч. Это он...

- Не так быстро, - перебил Мейсон. - Я хотел бы услышать все по порядку. Кто такой Карл Фрэтч?

- Сын миссис Бартслер от первого брака, распущенный до мозга костей мелкий негодяй. Но это проявляется только тогда, когда с него спадает маска. Он воображает, что станет великим актером. Ходит на курсы и ни о чем другом не может разговаривать. Всю жизнь у него было все, о чем бы он ни пожелал и в результате он приобрел внешний лоск. На первый взгляд видны только его манеры. В действительности это распущенный, эгоистичный, фальшивый мерзавец, без малейших угрызений совести.

- А миссис Бартслер? - спросил Мейсон.

- Выдра! - выразительно фыркнула Диана Рэджис.

Мейсон рассмеялся.

- Я знаю, это во мне говорит раздражение, - сказала молодая женщина. - Но когда вы услышите, какой они выкинули со мной номер...

- Минуточку. Вначале приведем в порядок действующих лиц. Кто еще живет в этом доме?

- Фрэнк Гленмор, Карл Фрэтч, супруги Бартслер и домохозяйка, старая прислуга, которая находится в доме уже много лет. Орут на нее, как на ломовую лошадь, она глухая...

- Кто такой Гленмор?

- Насколько мне известно, он занимается управлением чужих шахт за определенный процент от каждой добытой тонны руды, доставленной на сталелитейный завод. Это что-то вроде уполномоченного мистера Бартслера, с тех пор, как у мистера Бартслера стало плохо со зрением. Предполагаю, что он получает половину прибыли с некоторых его предприятий. Это человек, которого нельзя не любить. Он очень справедливый, всегда готов выслушать мнение других. Я ему очень симпатизирую.

- Сколько ему лет?

- Тридцать восемь.

- Вы жили в доме или только приходили?

- Мне пришлось жить, потому что мистер Бартслер хотел, чтобы я читала ему перед сном. Но, конечно, я оставила за собой квартиру в городе. Я снимаю ее вместе с подругой, мы отлично ладим. Я не хотела отказываться от квартиры до тех пор, пока не будет ясно, что моя работа постоянна.

- А где у вас квартира?

- В Палм Виста Апартаментс.

- Хорошо. Теперь расскажите мне о Карле Фрэтче.

- Как только у меня выдавался свободный вечер, Карл постоянно надоедал мне, чтобы я пошла с ним в кино или еще куда-нибудь. А я все время отговаривалась то головной болью, то маникюром, то перепиской... Я старалась быть с ним вежливой, но держалась на расстоянии.

- Что повлияло ни изменение вашей позиции вчера?

- Я заметила, что его мать явно недовольна мною из-за этого. Кажется, она считала, что я задирала нос или Бог его знает, что еще. Впрочем, мне уже и самой наскучило одиночество и я не видела ничего плохого в том, чтобы пойти с ним в кино или на ужин. Поэтому я согласилась.

- И что?

- Как только он оказался за порогом дома, сразу же стал совершенно другим человеком. Вначале это меня даже развлекало. Не было сомнений в том, что он играет выбранную себе роль светского человека. Мы поехали в ресторан и Карл начал заказывать самые лучшие вина, изводить кельнеров, требовать различных приправ и чтобы соус к салату приготовили отдельно... И все с такой миной...

- Сколько ему, собственно, лет?

- Скоро будет двадцать три.

- А военная категория?

- "С", неизвестно почему. Мне неприлично было бы спрашивать. Наверное, какой-нибудь сочувствующий врач осмотрел его под сильной лупой и доискался до какого-нибудь психического искривления, которое позволило признать его неспособным к службе.

- Что произошло после ужина?

- То, что обычно бывает в таких случаях. Он начал приставать ко мне прямо в машине.

- И что вы сделали?

- Сперва старалась быть с ним вежливой и призвать к порядку, но с него словно упала маска и я увидела его настоящую сущность.

- Как вы отреагировали?

- Я с силой ударила его по лицу, выскочила из машины и пошла пешком.

- А он?

- Нахал! Оставил меня возвращаться пешком.

- Далеко было до дома?

- Как мне кажется, несколько миль. Наконец, я остановила какую-то машину, подъехала к стоянке такси и велела таксисту отвезти меня домой. Только в такси я сообразила, что оставила в машине Карла сумочку и у меня нет при себе ни цента. Когда я иду на свидание, то всегда беру с собой на всякий случай пять долларов. Я сказала таксисту, чтобы он вошел со мной в дом и тогда я ему заплачу. Но от дома как раз отъезжало другое такси и на крыльце я встретилась с дамой, которая на том такси и приехала. Эта слегка прихрамывающая женщина, лет шестидесяти, оказалась очень благожелательной. Она слышала наш разговор и стала настаивать на том, что заплатит за меня таксисту. У меня не было времени даже спросить ее имя, потому что она нажала звонок и Фрэнк Гленмор открыл дверь. Она сказала, что звонила по телефону, а мистер Гленмор спросил: "О шахте?" и попросил ее войти. У меня не было возможности даже поговорить с ней. Мне стыдно, потому что я не поблагодарила ее, так была возбуждена. Я лишь попросила Гленмора, чтобы он был настолько добр и вернул ей деньги, а сама помчалась к себе, наверх. Я открыла дверь. Посреди моей комнаты стоял Карл собственной персоной. Ну, тогда меня понесло. Я велела ему сейчас же убираться, но он только усмехнулся этим своим отвратительным презрительным оскалом и сказал: "Все же я думаю, что останусь. Не смог с тобой справиться по-хорошему, придется по-плохому. Я хочу тебе кое-что сказать и советую меня внимательно выслушать".