– Просто устал, – сказал он, улыбаясь той безразличной и ничего не выражающей улыбкой, которая в последнее время стала ей так знакома. – На дороге к Хэрроугейту была авария, скопилось много машин, пришлось ехать очень медленно. Тянулись еле-еле, несколько миль просто ползли. Страшно утомительно… совсем нет сил.
– Ужасно. Мне очень жаль. Только этого тебе сегодня не хватало. Хочешь выпить? – предложила она. Его ответ не совсем ее удовлетворил, но она решила по крайней мере сейчас, не проявлять настойчивость.
– Отличная мысль! – воскликнул он, немного приободряясь. – Спасибо. Я думаю, джин с тоником – это как раз то, что мне нужно.
– Сейчас принесу немного льда.
– Позвони Мэг. Она может принести. – Он нахмурился. – Я надеюсь, звонок работает? Не испортился снова?
– Нет, но будет быстрее, если я схожу сама.
– Мне не понятно, зачем мы держим прислугу, – сказал он с некоторым раздражением, поднимая голову и глядя на нее своими серо-голубыми глазами.
Она тоже посмотрела на него и почувствовала в голосе и поведении мужа недовольство, но ответила ровно и спокойно:
– Она сейчас очень занята, и вообще, бабушка приучила нас обходиться без прислуги, если нужно, – я тебе уже много раз рассказывала.
Не дожидаясь ответа, она вышла в прихожую, но за спиной все же услышала его недовольный вздох. «Может быть, и вправду все дело в усталости, у него был трудный день в редакции, потом эта пробка на дороге, к тому же сумасшедший уик-энд», – думала Пола, пытаясь убедить себя, что его непонятное поведение действительно объясняется этими причинами. Он обычно не был подвержен дурному настроению, а если это и бывало – то совсем не так, как сейчас. «Расслабься, – приказала она себе. – Его дурное настроение ничего не значит. Сейчас выпьет немного – и придет в себя».
– Миссис Фарли, достаточно бутербродов? – Оторвавшись от работы, Мэг кивнула на серебряный поднос.
– Да, по-моему, уже хватит. И выглядят они очень аппетитно. Спасибо. Будь добра, положи, пожалуйста, лед в ведерко.
Неся ведерко со льдом, Пола вернулась в оранжерею. Пока ее не было, Джим встал с кресла и сейчас стоял, глядя в сад. Он стоял боком к ней, тем не менее она не могла ошибиться: его губы были угрюмо сжаты, а когда он повернулся к ней, то смотрел словно мимо нее.
Ее так и подмывало расспросить мужа, но она сдержала себя и направилась к одному из столиков у стеньг, на котором стояли бутылки и поднос со стаканами. Наливая для него джин с тоником, она спросила, не оборачиваясь:
– Я думаю, мы можем предложить гостям выпить здесь – или ты предпочитаешь в гостиной?
– Все равно, где хочешь, – ответил он, не проявляя никакого интереса.
Стараясь, чтобы голос ее звучал ровно, как обычно, Пола продолжала:
– Где же ты, в конце концов, заказал столик, Джим? В Грэнби?
– Да, я сделал заказ на половину девятого. Энтони звонил мне сегодня и сказал, что они никак не могут быть у нас раньше чем в четверть восьмого. Так что у нас есть еще часок – можно отдохнуть и расслабиться.
Она чувствовала, что ее тревога растет. Он действительно ведет себя странно – это ясно, как божий день. Пола подумала, что, может быть, он еще не забыл об их вчерашней ссоре, возможно, все еще обижен. Но почему? Ведь он добился своего. К тому же они за завтраком нормально разговаривали, он был приветлив. Она решила все-таки разобраться, что же беспокоит мужа. И еще она решила выпить водки с тоником, хотя почти никогда не пила крепких напитков.
Потягивая джин с тоником, Джим заметно повеселел. Он зажег сигарету и спросил:
– С кем-нибудь говорила сегодня?
– С Эмили и Мерри О'Нил. Ну, и с бабушкой, конечно. Она позвонила мне утром, сразу же после того, как ты ушел на работу. Сказала, что уезжает в Лондон на несколько дней. – Пола смотрела на него в упор. Потом собралась с духом и спросила: – Джим, почему мы говорим о ничего не значащих вещах, когда ты явно чем-то огорчен? Я же вижу – что-то случилось. Пожалуйста, дорогой, скажи мне, в чем дело?
Он молчал.
Она наклонилась к нему и не отрываясь смотрела ему прямо в глаза.
– Послушай, я хочу знать, что тебя тревожит, – настойчиво повторила она.
– Вряд ли есть смысл оттягивать… У меня сегодня был не очень приятный разговор с Уинстоном и…
– И это все? У тебя и раньше бывали стычки с ним, и все утрясалось, и эта тоже…
– Я заявил, что ухожу с поста директора-распорядителя компании, – безучастно объявил Джим.
Она смотрела на мужа, не понимая, что он говорит, и не в состоянии вымолвить ни слова. Медленным движением она поставила свой стакан на столик и нахмурилась, ее темные брови сошлись на переносице.
– Уходишь?
– Ну да, только с поста директора-распорядителя, – добавил он, поясняя. – С сегодняшнего дня.
Пола застыла, словно громом пораженная. Наконец дар речи вернулся к ней, и она спросила немного осипшим от неожиданности голосом:
– Но почему? И почему ты ничего не сказал мне? Почему не сказал, что собираешься так поступить? Я просто не понимаю… – Она не закончила фразу, напряжение сквозило даже в ее позе.
– Дело в том, что обсуждать было нечего. Видишь ли, я не собирался уходить до тех пор, пока этого не сделал.
– Джим, это же просто смешно, – улыбаясь, сказала она. – Только потому, что ты немного повздорил с Уинстоном, тебе совсем не обязательно предпринимать такие решительные шаги… В конце концов, ты же знаешь, последнее слово – за бабушкой. Она когда-то назначила тебя, она же тебя немедленно восстановит. Послушай, она разберется с Уинстоном, поправит его. Я поговорю с ней завтра же, первым делом позвоню ей утром. – Пола одобряюще улыбнулась ему, но улыбка замерла на ее губах, когда она увидела руку, словно останавливающую ее.
– Боюсь, ты неправильно меня поняла. Если ты думаешь, что Уинстон заставил меня уйти, ты ошибаешься. Ничего подобного. Я поступил так по своей доброй воле. Я этого хотел, и довольно сильно, хотя должен со всей откровенностью признать, что не сознавал этого до тех пор, пока все не произошло. Поэтому я совсем не хочу, чтобы меня восстанавливали в этой должности.
– Но почему? – Ее недоумение и тревога росли и отражались на ее лице, она уже не могла скрывать их.
– Потому что эта работа мне не нравится. И никогда не нравилась. Когда мы сегодня утром встретились с Уинстоном, он меня прямо спросил, хочу ли я по-прежнему оставаться директором-распорядителем. И когда он сказал это, я понял – по-настоящему понял, Пола, – что не хочу. Я никогда не имел склонности к административной работе, да и не слишком преуспевал в ней, и я прямо сказал об этом Уинстону. Он сказал, что заметил это некоторое время тому назад. Он считает, что, возможно, было бы лучше, если бы я занимался чисто журналистской работой, выпуском газет, а не административным руководством компании. Я полностью согласен с ним, поэтому и заявил о своем уходе. Вот, собственно, и все. – Он пожал плечами и не очень уверенно улыбнулся.
– Вот и все, – словно эхо, повторила она, не веря своим ушам. Ее ужаснуло то, что он сделал. – Я не могу поверить, что слышу все это от тебя. Ты ведешь себя так, как будто это несерьезно, как будто это не имеет значения, хотя, по-моему, это очень даже важно. А ты почему-то настолько выше этого, что не придаешь этому значения. Я просто потрясена.
– Не заводись. По правде сказать, я чувствую огромное облегчение.
– Вот как раз об облегчении тебе сейчас меньше всего надо думать, – произнесла она в отчаянии. – А как насчет долга? Ответственности? Бабушка оказала тебе огромное доверие, показала, что верит в тебя, назначив в прошлом году директором-распорядителем. Я думаю, ты не оправдал ее доверия, подвел ее, и довольно серьезно.
– Мне очень жаль, что ты воспринимаешь это так, Пола. Потому что я с тобой не согласен. Я не подвел бабушку, – возразил он. – Я по-прежнему остаюсь ответственным редактором двух основных и самых крупных газет концерна. Я буду заниматься тем, что я умею делать по-настоящему хорошо. Я прежде всего – журналист, к тому же неплохой. – Он откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и посмотрел ей в глаза, не дрогнув под ее взглядом, словно стремящимся пронзить его насквозь. Он и не собирался сдаваться!
