Все это забудется, но не хотелось бы, чтобы соседи забыли о нем, о Бахмане, и о том, как он помешал хулигану, и очень хотелось, чтобы его вспоминали добром. И чтобы он мог, никого не стесняясь, приходить в этот двор, повидать Афет. Иначе как во дворе где он мог бы ее увидеть? Стоять и издать у школы или тут, около дома, на улице, неловко, да и для девушки небезопасно. А что сказала бы Гюляндам-нене, если бы до нее дошло, что он около этого двора вьется? Старуха обиделась бы! «Какой неуважительный, — сказала бы, — этот парень: в квартале нашем бывает, а ко мне не заходит…»

Да, только теперь Бахман сообразил, как навредил он себе, да и другим, в какое неловкое положение попал, пожалев Гани-киши, проявив мягкосердечие и уступчивость… А может быть, и еще хуже. Хорошо, если Алигулу угомонится. Только вряд ли. Как говорили предки, если собака и перестанет быть собакой, скулить и лаять она все равно будет…

Из-за угла выскочило такси, остановилось. Бахман бросился за вещами. Но водитель, непонятно почему, не сказав ни слова, тронул с места и уехал. Наверное, невыгодным показался пассажир… Долго стоял Бахман на углу.

Наконец из-за угла выскочила личная «Волга». Водитель притормозил, высунулся в боковое окошко:

— Тебе куда, красавец?

— Мне на улицу Самеда Вургуна, почти в самый конец, там есть общежитие медицинского института, отвезешь?

— Почему не отвезти? За деньги все можно, хочешь — на край света отвезу? Садись!

Он открыл багажник. Бахман сложил туда свои пожитки — чемодан и узел. Сел на заднее сиденье.

Машина мягко взяла с места.

«Надо сегодня же, не откладывая, написать маме, сообщить новый адрес, чтобы по адресу Гюляндам-нене ни писем, ничего другого больше не посылала».

Это было первое, о чем он подумал, уезжая.