- Конечно, - сказал я. - Только у меня нет денег.
Галка сощурила глаза, отвернулась, и я понял, что она мне не поверила. Мне стало обидно, потому что Галка хорошая девчонка, с ней всегда интересно разговаривать.
Наконец к кассе протиснулся какой-то парень в кепке и взял билет. Он смущенно оглянулся на толпу, боком вошел в калитку, все так же, боком, словно раздвигая воду, пересек поле и начал подниматься по крутым лесенкам, переброшенным с площадки на площадку наверх. Сразу же все стало похоже на представление. Публика, замерев, смотрела на единственного актера, который черным силуэтом двигался внутри железных решетчатых переплетений башни. Инструктор отошел от поручней и теперь ждал у основания шпиля, там, где на площадку выходил квадратный люк. Парень поднимался не торопясь, под его ногами скрипели деревянные ступеньки. Вот он уже у самого верха, под площадкой, вот он исчез в люке и появился уже на краю площадки, там, где в поручнях сделан проем. Инструктор подтягивает стропы парашюта и надевает на парня какие-то ремни, объясняя, как надо прыгать. И вот парень, изогнувшись, как рыба, срывается вниз - и над ним расцветает чудесный шелковый зонт, за которым с конца стрелы тянется тонкий, как нитка, трос. Парень приземляется на спину, смешно выбросив вверх ноги. Парашют накрывает его красно-синим курганом. Толпа хохочет: у парня во время прыжка слетела с головы кепка и, отдутая ветром, упала прямо в оркестр на танцплощадке.
И вдруг я чувствую, что мою руку ищет чья-то чужая, тонкая и горячая рука. В мою ладонь втискивают несколько потных монеток, и Галка, придвинув свое лицо к моему, шепчет:
- На, бери, прыгай!
Я стою. Я не знаю, что говорить и что делать.
- Боишься? - говорит Галка. Брови ее взлетают над переносицей двумя прочерченными угольком стрелками.
- Боюсь? - говорю я и врезаюсь в толпу.
Передо мной раздвигаются. На меня смотрят. Я подхожу к кассе и сую в окошечко деньги. Кассирша подозрительно оглядывает меня и спрашивает:
- Тебе сколько лет?
- Семнадцать, - говорю я и поднимаюсь на цыпочки, чтобы казаться выше.
Кассирша медлит, потом все-таки дает мне билет, и вот я на поле, под вышкой; в том месте, откуда начинаются лесенки.
Парня, который прыгал, уже нет. Парашюта тоже нет: его подтянули кверху. Цепляясь за перильца лесенки, я начинаю быстро подниматься к первой площадке. Вот она. Вот вторая. Третья. Четвертая. Высота вышки семьдесят пять метров. Так написано над кассой. Вокруг меня ветер Гудит серебряный каркас. Деревья парка похожи на пушистые зеленые волны. Я на секунду останавливаюсь и смотрю вниз. Лица сливаются в сплошные светлые пятна. Отсюда никого не узнаешь - ни Галки, ни Юрки Блинова. Мне становится приятно оттого, что они смотрят на меня. В самом деле, разве это не здорово? Сейчас я спущусь к ним на парашюте.
Наверху меня встречает инструктор.
- Прыгнем? - говорит он.
Я протягиваю инструктору билет.
- Не надо, - смеется он, и я замечаю, что у него облупившийся на солнце мальчишеский нос и серые озорные глаза. Билет, вспорхнув бабочкой, улетает из моей руки.
Я влезаю ногами в какую-то парусиновую сбрую, инструктор застегивает на моей груди пряжку.
- Прыгай сразу, не думая. Поджимай ноги. Руками держись за стропы, советует он мне.
Я подхожу к самому краю площадки. Вот это высота! Виден весь город до железнодорожного переезда. По щелочкам улиц майскими жуками ползут автомашины. А вот и мой дом. Эх, если бы меня сейчас увидела тетя Инна!
- Давай! - говорит инструктор за моей спиной.
Я вцепляюсь руками в стропы и делаю шаг в пустоту. В меня ударяет ветер. Тело сжимается. Я закрываю глаза и лечу куда-то вниз и вперед широким размахом, будто на конце огромного маятника. Томительно замирает сердце, и даже в плечах и в ногах тоже что-то замирает.
- У-у-у-уххх!..
Потом меня слегка поддергивает кверху, и глаза сами собой открываются. Я удобно, как на скамейке, сижу на парусиновых лямках. Парк медленно поднимается мне навстречу. И совсем не страшно. Ну, ни капельки! Я смотрю вниз. Кто-то в толпе машет рукой. Юрка! Ну конечно, это он!
Я опускаюсь все медленнее и медленнее и вдруг совсем останавливаюсь, не долетев до земли. Парашют начинает крутиться. Я вижу то вышку, то кассовую будку, то густые парковые липы.
- Дергай! - кричит мне снизу Юрка. - Трос заело!
Я обеими руками дергаю стропы. Я подпрыгиваю на своем парусиновом сиденье. Ничего не получается. Парашют с шелковым шелестом опадает над моей головой, и, наконец, обвисает, как тряпка. Я болтаюсь на уровне первой площадки. Я никак не могу опуститься ниже. Из толпы слышится обидный смех. Я опять закрываю глаза и начинаю гореть от стыда.
... Я не помню, как меня сняли с парашюта. Кажется, инструктор зацепил трос багром и подтянул меня к вышке. Юрка потом рассказывал, что парашютная вышка устроена по принципу весов. С одной стороны - груз, который ходит внутри вышки по деревянной трубе, а с другой - человек с парашютом. Груз чуточку легче человека, и оттого человек опускается. Я оказался слишком легким, и груз уравновесил меня недалеко от земли.
Я уходил из парка один. Галка догнала меня на пихтовой аллее.
- Ты смелый, - сказала она, стараясь подделаться под мои быстрые шаги. - Я бы побоялась.
- Уйди, - сказал я, - а то как дам...
За ужином тетя Инна нарисовала мне мое будущее:
- Ты окончишь десятилетку и поступишь в Ленинграде в медицинский институт. В Ленинграде самые солидные медицинские институты. Через пять лет ты будешь хирургом. Ты будешь интеллигентным человеком. У тебя будет отдельный светлый кабинет и большой письменный стол со стеклом.
Я бросил вилку в сковородку с картошкой.
- Я не буду хирургом, - сказал я испуганной тете. - Я поступлю на курсы и через три месяца буду шофером, а потом уеду на Индигирку строить города.
САМЫЙ ЛУЧШИЙ СПОСОБ
Ну-ка, попробуйте правильно произнести, например, такую фразу по-английски: "I find English pronunciation very difficult". Да еще, чтобы буквы в словах звучали не так, как они написаны, и чтобы в слове "pronunciation" было два ударения, и тогда вы сразу поймете, что такое английский язык.
Да что фраза! Ну-ка, произнесите коротенькое, всего из трех букв, слово "the". Что, не получается? Как ни старайтесь, как ни крутите языком во рту, все равно правильно никогда не получится.
