Однако я заметил, что он почти не смотрит в нашу сторону и в разговоре обращается только к Тошке и Юрке.
Горько мне стало. Значит, для него мы все-таки были не такие, как прежде. И наше мнение для него - ничто. И вообще мы ему нужны, наверное, как рабочая сила. Ему надо поскорее закончить энтомоптер, вот он и послал за нами.
И еще одно я заметил. Он, который так не любил торопливость, очень торопился. Если у кого что-нибудь не ладилось, он подъезжал, хмурился, показывал, как надо делать, и повторял:
- Дорога каждая минута, ребята. Нам нельзя терять время на пустяки.
А раньше он всегда предупреждал нас: "Хорошо делается то, что делается не торопясь. Большая спешка - большие потери".
Странным мне это показалось. Но скоро я увлекся работой так, что забыл обо всем на свете. Из толстой трубки мы выгнули переднюю кромку крыла, затем из пятимиллиметровок по шаблону согнули нервюры и заднюю кромку. После этого начали паять.
Инженер достал из письменного стола большой черный пистолет, похожий на парабеллум. Из ствола пистолета торчало толстое медное жало, заточенное на конце лопаточкой, а из рукоятки тянулся длинный голубой шнур.
- Это ультразвуковой паяльник, - сказал он. - Алюминий нельзя паять обыкновенным, потому что на алюминии на воздухе мгновенно образуется плотная пленка окисла. Припой к окислу не пристает. Ультразвуковой же паяльник непрерывно счищает, сдирает окисную пленку, и на чистый металл сразу же ложится припой, закрывая доступ кислороду. Пайке поддается что надо. Начнем. Антон, включи!
Тошка воткнул вилку голубого шнура в розетку. Паяльник в руке Инженера тонко зажужжал, будто оса, запутавшаяся в траве.
- Это работает магнитострикционный вибратор, - объяснил Инженер. - Юра, дай мне припой из нижнего ящика и вон ту фанерину из угла.
Инженер пристроил фанерину на колени, на фанерину мы положили концы трубок, которые нужно было спаять, и Инженер, взяв в левую руку палочку припоя, тронул жалом паяльника алюминий. Ртутным шариком собрался припой на медной лопаточке, потом соскользнул с нее и ровно обтек место стыка трубок. Инженер отвел паяльник в сторону.
- Все! - сказал он.
Поясок пайки жемчужно поблескивал. Казалось, трубки не спаяны, а плавно переходят одна в другую.
- Здорово! - вздохнул Юрка. - Можно, я попробую?
- Возьми, - Инженер протянул Юрке паяльник.
У Юрки с первого раза как-то пошло, приладилось, и он с увлечением начал припаивать нервюры в те места, куда указывал Инженер.
Нам тоже очень хотелось поработать паяльником, но попросить у Инженера мы не решались. Было страшно услышать отказ.
Тошка тоже почему-то не попросил.
Так и получилось, что Юрка паял, а мы насыпали песок в трубки и сгибали их по шаблону.
Постепенно на полу вырисовался контур большого, слегка расширяющегося к концу крыла, похожего на увеличенное раз в пятьдесят стрекозиное. Только у стрекозиного жилки шли вдоль и поперек, образуя красивую сетку, а у нашего были тонкие поперечные нервюры, похожие на лесенку.
К вечеру каркас крыла был готов. Оставалось только поставить шарниры у основания и обтянуть каркас полиэтиленовой пленкой, которая была припасена у Инженера.
Работа была трудная и ответственная, поэтому ее оставили на самый конец.
Мы с Борькой нарезали по размеру трубки для нервюр на завтра и начали убирать в комнате. Юрка спросил, как устроен ультразвуковой паяльник. Инженер начал объяснять.
Я прислушался.
Странным мне показался голос Инженера.
Не было в нем прежней четкости, появились какие-то незнакомые глухие нотки, будто Инженер что-то ел и не прожевал до конца.
Он начал рассказывать, как работает магнитострикционный вибратор, собранный из пластинок чистого никеля. Вдруг остановился, нервно потер руки одна о другую и сказал:
- Хватит. Завтра закончим. Не могу больше. Устал.
Откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Мы быстро прибрали комнату и ушли.
На улице я спросил Юрку, что утром Инженер говорил про нас.
- Ничего не говорил, - сказал Юрка. - Просто сказал: "Вас двое? Ну что ж, начнем". И мы начали. Только после обеда велел вас позвать.
Значит, простил! Значит, он все-таки простил нас, а не разговаривал потому, что еще немного сердился!
И тут вся тяжесть, которая давила меня эти долгие четыре дня, мгновенно исчезла. Стало очень спокойно и хорошо. И вечер наплывал на город такой тихий, прозрачный, что не хотелось идти домой, и мы сговорились и пошли в парк, и долго сидели там на нашей любимой скамейке у озера.
На другой день к десяти утра мы подходили к домику Инженера. Окно, как всегда, было открыто, но Владимира Августовича не было видно.
- Паяет, наверное. Без нас начал, - сказал Юрка.
Мы вошли в сени, и тут дверь из комнаты отворилась и навстречу нам вышла Вера Августовна в пестром халате. Глаза у нее были испуганные. В руке носовой платок.
- Большое несчастье, мальчики, - сказала она. - Володя в больнице. У него отнялась левая рука и пропала речь.
В сенях остро запахло жжеными перьями. На секунду я перестал видеть все.
Вера Августовна прижала к щеке платок и пошла в комнату.
Мы поплелись следом.
Пустое кресло стояло у окна. На письменном столе лежала небесно-голубая тетрадь. В углу жемчужно светился контур большого, выше человеческого роста крыла. Оно касалось потолка расширяющимся концом.
Вера Августовна села на табурет.
Мы остались у двери.
Будильник на тумбочке чеканил короткие стальные секунды.
- Что случилось? - спросил, наконец, Юрка.
- Повторное кровоизлияние в мозг. Врачи называют это инсультом.
- Когда?
- Вчера вечером. У него разболелась голова. Так сильно, что пришлось вызвать "Скорую помощь". Его сразу же забрали в больницу. А ночью... Ночью это и произошло...
Мы стояли оглушенные, будто над нашими головами взорвалась граната. Мир стал холодным и пустым. За окном жестяными листьями скрежетала липа. На картонном щите тускло отсвечивали крылья проколотых булавками стрекоз.
- А как же теперь энтомоптер? - пробормотал Тошка.
Юрка ткнул его кулаком в бок:
- Балда!
Потом деловито спросил:
- Он в каком корпусе?
- Во втором. Палата номер семь. Только допуска к нему не дают.
- Палата на каком этаже?
Вера Августовна испуганно взглянула на Юрку.
- Не знаю. Только ничего не выдумывайте. Ради бога! Его нельзя беспокоить.
- Мы не будем его беспокоить, - сказал Юрка. - Что мы, не понимаем? Это я просто так спросил. На всякий случай.
- А почему у него паралич? Что у него со спиной? - спросил Тошка.
- Это планер, - сказала Вера Августовна. - Планер остался без управления и упал на землю.
- Какой планер? - встрепенулся Тошка.
- Так вы ничего не знаете? Володя был инструктором в кружке планеристов на своем заводе. Он и основал этот кружок. И планеры они строили сами.
- Строили планеры? - повторил Тошка. - А он говорил, что он просто монтажник.
- Он и был монтажником. А планеры - это увлечение.
- Он полетел без парашюта, да? И не смог выброситься? - допытывался Тошка.
- У него был парашют, - сказала Вера Августовна. - Но не всегда парашют помогает пилоту.
- Расскажите! - попросил Тошка. - Пожалуйста!
- Чего вы стоите? Берите стулья.
Вера Августовна встала, сняла с книжной полки небольшой красный альбом и вынула из него фотографию.
- Это сделано в тот самый день.
С фотографии нам улыбался летчик в кожаном шлеме и в комбинезоне, перехлестнутом ремнями парашюта. Он совсем не был похож на Инженера. Только глаза немного, да еще губы и подбородок напоминали Владимира Августовича. Он стоял на ветру - один клапан шлема был отдут в сторону. За его спиной вдаль уходило огромное травяное поле, на котором присели два тренировочных самолета Р-5, а над горизонтом вспухало белое облако.
