Я застыл на месте в нерешительности, и еще какое-то время стоял без движения, не обращая внимания на раздраженные реплики прохожих, вынужденных обходить меня. Но соображалось мне довольно туго. Наверное, это было результатом усталости или пережитого потрясения, или же давали знать о себе последствия употребления эйфорина. Или же и то, и другое, и третье вместе взятое. Однако теперь это было уже совершенно не важно.

Рядом со входом на станцию метро находилось небольшое кафе.

Это было чистенькое заведение, стены которого были украшены режущим глаз абстрактным орнаментом, выдержанным преимущественно в алых и лимонно-желтых тонах. Из динамиков на стене звучала веселая мелодия. Мне стало немного не по себе, я поежился, но все-таки заставил себя войти в зал и расположился за свободным столиком. Подошедшая ко мне официантка оказалась типичной каринтийкой - стройная, грациозная, словно сиамская кошка, затянутая в облегающие, зауженные книзу брючки и зеленый тонкий свитерок, казавшийся не более, чем слоем краски, нанесенной на голое тело. Я глядел на нее безо всякого воодушевления. Женщины, с которыми мне приходилось иметь дело, показали себя не с самой лучшей стороны - особенно каринтийки.

- Кофе, - сказал я, даже не взглянув в меню, которое она раскрыла передо мной. - И кусок хлеба с маслом.

- Хлеб белый или черный, сэр?

- Черный.

- Наш или импортный?

Вот ведь чертова баба! Какого рожна она торчит у меня над душой и бубнит, вместо того, чтобы заткнуться?

- Ваш, - ответил я, разумно полагая, что продукт, произведенный в местных условиях, должен стоить дешевле, чем доставленный сюда аж с самой далекой Земли. Когда она ушла, я все-таки заглянул в меню и обнаружил, что мое предположение оказалось ошибочным - но механизм ценообразования в межзвездной тороговле всегда был выше моего понимания.

Во всяком случае, сказал я себе, трата лишних двадцати центов не такая уж большая потеря. Я попивал горячий, крепкий кофе и жевал хлеб с маслом, а из громкоговорителей на стене неслась веселенькая музыка. Неведомый оркестр - интересно, где он находился: на местной радиостанции или в какой-нибудь студии звукозаписи, удаленной отсюда во времени и пространстве? - наигрывал попурри на тему так называемых "Космических Маршей", которые, как известно, представляют из себя старые-старые мелодии и положеные на них новые слова. Я вдруг понял, что тихонько напеваю себе под нос:

Прощай, я отправлюсь к другому солнцу,

Где будет

Больше любящих сердец, чем те, что я оставил здесь...

Я резко замолчал, откусил очередной кусочек хлеба и еще отхлебнул кофе. Ладно, думал я, все просто замечательно. Можно, конечно, отправиться и к другому солнцу, и в другую планетарную систему, если, конечно, у тебя есть достаточно деньжат, чтобы купить билет или же необходимая квалификация, дающая право на работу на борту космического корабля.

Ну да, думал я, у меня же есть квалификация. Ведь капитан наверняка должен был оставить здесь мои бумаги вместе с остальными пожитками. А отряд астронавтов не так уж велик, чтобы опоздание к старту корабля повлекло бы за собой автоматический отзыв лицензии. Однако, черный список существовал и здесь. Отныне путь в "Трансгалактическую Компанию" мне был заказан. Равно, как и в другие проличные конторы, как то "Межзвездную Транспортную Комиссию", "Королевскую Почту Уэйверли" и "Объединенные Линии", ибо там, скорее всего, даже не посмотрят в мою сторону. Конечно, остается еще "Курьерская Служба Окраин". Эти готовы принять на работу вообще кого угодно, лишь бы только у него была хоть какая-нибудь лицензия. Но даже если мне вдруг захотелось бы курсировать по захолустью Окраин - а этого не будет никогда - то для начала в любом случае нужно было еще каким-то образом выбраться отсюда.

- Желаете еще кофе, сэр? - спросила официантка.

- Нет, - буркнул я, после чего добавил с некоторым опозданием: Благодарю вас. - И потом: - А вы случайно, не знаете, как пройти к представительству "Трансгалактической Компании"?

- Это по улице направо, - сказала она. - В трех кварталах отсюда находится площадь Масарика. Офисы компаний, осуществляющих межзвездные перелеты, находятся там, в здании на противоположной стороне улицы.

Я поблагодарил ее и вышел на залитую ярким, но не согревающим солнцем улицу, по которой гулял холодный ветерок.

После чашки кофе с бутербродом мне немного полегчало, я снова почувствовал в себе силы. У меня возникло желание заскочить по пути в один из уютных баров и продолжить процесс возвращения к жизни, но я все же решил этого не делать. Мне предстояла встреча с Малетером, директором местного филиала "Трансгалактики". Он никогда не вызывал у меня особых симпатий, но теперь я не мог позволить себе открыто заявить об этом, с трудом удерживаясь от того, чтобы не послать его и весь их трансгалактичекий флот по одному очень распространенному адресу.

Я замедлил шаг, якобы ради того, чтобы получше оглядеться на местности. Все-таки при свете дня Новую Прагу я видел впервые - да еще находясь непосредственно на самой планете. Хотя, сказать по совести, видами ночного города я тоже был отнюдь не избалован. Вечером накануне, например, я просто нанял такси, доставившее меня из космопорта прямиком к дому, где находилась квартира Илоны.

Таково было мое оправдание, и я цеплялся за него, прекрасно понимая, что на самом деле мне просто хотелось отсрочить предстоящую мне получасовую разборку еще хотя бы на несколько минут. Малетер не обрадуется моему визиту. Хотя, нет, пожалуй, тут я ошибаюсь. Малетер будет рад мне. Малетер, люто ненавидящий астронавтов и не считающий необходимым это скрывать, пожалуй, обрадуется тому, что один проштрафившийся представитель этого племени угодил-таки к нему на ковер.

Я медленно побрел дальше, поглядывая то и дело то налево, то направо.

Да уж, красивый все-таки город, эта Новая Прага. По обеим сторонам широкого проспекта возвышались великолепные здания, вокруг каждого из которых был разбит зеленеющий парк и многочисленные клумбы, пестреющие самыми разными цветами. Для человека моего склада, родившегося и выросшего на перенаселенной Земле, данное градостроительное решение казалось преступной халатностью в использовании земельных участков, но эффект был потрясающим. На башнях были устроены открытые разноуровневые галерейки, соединенные между собой изящными мостами и переходами.

Улица была наводнена частными автомобилями, что также являло собой непревычное для землянина зрелище. По большей части это было небольшие мономобили, приводимые в действие с посощью огромных маховиков, но встречались также и агрегаты на воздушной подушке. А над головой стремительно проносились рои ярких такси.

Пешеходов на улице тоже было много. И снова я поймал себя на том, что сравниваю этот мир со своей родной планетой и отнюдь не в пользу Земли. Люди здесь были сыты и хорошо одеты, мужчины в большинстве своем выглядели весьма солидно и респектабельно, а женщины были как на подбор высокими, стройными и привлекательными. Они никогда не питались синтетическими продуктами, не просыпались среди ночи от удушья из-за того, что вышла из строя вся городская система вентиляции. Подобно подавляющему большинству астронавтов и тем счастливчикам, кому удалось так или иначе вырваться из огромной нищенской трущобы, в которую превратилась Земля, я прежде был склонен презирать обитателей своей родной планеты. Теперь же, оказавшись чужим среди толпы элегантных, надменных жителей этой бывшей земной колонии, я с некоторой ностальгией вспомнил о своих корнях.

Я перешел на другую сторону площади.

Разыскать офисы транспортных агенств не составило никакого труда. Повсеместно, на любой планете, здания для них строятся по одному и тому же образу и подобию. Их называют каменными ракетами, хотя выстроены они могут быть из кирпича или железобетона, а также стекла и стали, или же из алюминия и пластика. Но в любом случае шпили их башен неизменно устремлены в небо, а бессмысленные с точки зрения архитектуры опоры фундамента символизируют фермы стартовой площадки. На установленных тут же флагштоках развиваются флаги компаний.