- И что? В милицию?

- Это за что же? Мы не беспризорники. Мы организованные. Где только не были! От Краматорска до Златоуста пятнадцать суток тащились. Местность там, правда, красивая, гористая. А завод так себе, маленький.

- А в Челябинске?

- Какие там заводы! Мельница да электростанция. Хотя, говорят, будут и заводы. Мы там задержались, потому что вот его потеряли, - он показал на младшего парнишку.

Младший вмешался в разговор:

- Ив Карабаше были, про Карабаш забыл? Там еще медеплавильный завод. Тоже так себе, нам не понравился.

Виктор продолжал:

- На Нижнетагильский завод заехали, побывали на Лысьвенском, на Чусовском... Решили все заводы осмотреть и выбрать самый большой, не меньше, чем наш, Краматорский.

- Наш завод большой, очень красивый, - перебил опять младший парнишка.

- Наш, Надеждинский, тоже неплохой, - ревниво заметил Анатолий. - А ты, что, у них за старшего? - спросил он Виктора.

- Вроде выбрали, - улыбнулся тот. - Когда кого из нас ссадят, другие двое вылезают на следующей станции, дожидаются, пока наш не выскочит из какого-нибудь проходящего состава. У нас дисциплина - друг друга бережем. А то отстанет парнишка, еще свяжется с беспризорниками, пропадет...

- Как же вы кормились?

Второй мальчик вставил свое слово. Он был среднего роста, коренастый, спокойный паренек.

- Когда голодуха сильно подпирала, выходили на большой станции, шли прямо в свой профсоюз металлистов. Там давали немного денег на хлеб. Уж мы все с себя проели, и шапки даже. В общем тяжелое дело, - вздохнул он.

Младший продолжал:

- Из Карабаша мы - в Свердловск. Тоже там как-то не понравилось. Сошли, конечно, не на вокзале, не доезжая - на Шарташе - вот громадное озеро! Сила! Зашли в профсоюз - ни черта. Говорят, с работой сейчас трудненько, разруха. Это мы и сами видели. Сколько заводов стоят - ужас! Дали нам по пять рублей на каждого члена профсоюза, то есть пятнадцать рублей в котел, мы поехали дальше. Так и не нашли такого завода, чтоб он равнялся Краматорскому.

- Что же, и у нас вам не понравилось? - удивился Толя.

Виктор невесело засмеялся:

- Ничего, завод большой, сильный. Да мы ему не понравились. Не пускают нас - босые, драные. Думают - так, шпана и все.

- На бирже не замечают, что мы босые, - обиженно сказал второй, - видят документы, дали бумагу, а в проходной даже на нее не взглянули, марш в наробраз, там вас направят в детский дом.

Толя взволнованно заговорил:

- Мы, ребята, с нашими батьками потолкуем, верно? Мы сделаем, что вас примут. Это же замечательный завод. У нас такие дела делаются! Золотые прииски, медные рудники... Да каких только нет! Марганцевые, железные, добывают и свинец, и олово, и уголь, ты что думаешь? А лес какой, смотри, отсюда виден, и нет ему края! Горы - смотри, видишь? Вершины за тучи задевают. А главное, конечно, завод. Его прозвали "жемчужина Урала".

- Жемчужина! - насмешливо усмехнулся Виктор. - Вытолкали нас из этой жемчужины. Видно, для них мы не та начинка для этой раковины. В профсоюзе дали по два рубля и все. Где жить, как одеваться, обуваться? - Он вздохнул. - Прямо загрустили. Забрели к вам, а вы тоже - куда, мол, босые, беспортошные!

- Ну, вот что, - решительно заговорил Толя. - Мы этого так не оставим. Идемте с нами. Вас трое, мы вас по одному устроим пока жить у себя. Кто возьмет к себе донбассовца?

- Я скажу отцу!

- Идемте, мои тоже люди, пустят.

- Пойдем, пойдем. Их первым делом надо накормить. А что? Это же наши товарищи. Они даже уже фабзавуч закончили!

Охваченные чудесным порывом понимания и товарищества, надеждинские подростки выполнили свои обещания. Донбассовцы были устроены на ночлег, им достали продукты, взрослые пустили их в баню. С обувью только не вышло. Не было обуви. Вместо башмаков ребята раздобыли новые лапти, принесли. Донецкие металлисты возмутились:

- Що це за боркасы? Мы сроду в лаптях не ходили.

Толя расстроился.

Виктор успокоил всех:

- Ничего, лишь бы на завод пустили. А там увидят. По одежке встречают, по уму провожают. Ну, давай, Тошка, эти березовые полуботинки...

Пересмеиваясь, ребята обулись, привели себя в относительный порядок и отправились на завод, провожаемые ватагой своих новых друзей. Вахтер удивился.

- Донбассовцы, а в лаптях. Может, мазурики?

Пропустил все-таки. В цехе им дали задание, испытали. Приняли в механический цех.

Через некоторое время Толя узнал, что Виктор работает бригадиром слесарей и уже показал себя как активный комсомолец.

- Ну, ты хоть и старше, - объявил он ему, - а я тебя догоню, вот только осень придет.

Так завязалась дружба двух юношей, чистым родником пробежавшая через всю жизнь Анатолия.

Мартены

В сентябре 1925 года Толя был принят в школу фабрично-заводского ученичества Надеждинского металлургического завода. Вместе с Женей он попал в группу, которой руководил Николай Сухоруков, сам недавний фабзавучник.

Сухоруков привел свою группу в мартеновский цех знакомиться с производством.

У одной печи стоял пожилой рабочий, невысокий, с рыжеватыми усами и строгим взглядом. Сухоруков подвел к нему учеников.

- Новое пополнение, Иван Алексеевич. Будущие сталевары.

Иван Алексеевич окинул ребят своим придирчивым взглядом. Не заметил робости или забитости, с какой в давние годы поступали на завод дети рабочих. Пареньки смотрели смело, их глаза горели любопытством. Сталевар усмехнулся в усы, опустил темные очки и припал к "глазку" в громадной заслонке, наблюдая, как там, за этой железной стеной, бушует белое пламя.

Николай между тем негромко говорил ребятам:

- Иван Алексеевич - лучший сталевар на заводе. Его знают не только в Надеждинске, а и в Тагиле, и в Свердловске. У него, братцы, на работе каждая минута рассчитана. Ужасно не любит лодырей...

- И дураков, - добавил сталевар, услышав последние слова.

Толя подошел ближе.

- Эта печь куда больше, чем напольная у нас, на каменоломне. А как в ней шуровать? Не покажете, Иван Алексеевич?

- Тебя как звать?

- Тошка. А это мой брат Женька. Тоже будет сталеваром.

- Ишь ты! А хватит упорства? Лодырей мы посылаем на канаву шлак счищать. А у нас, на мартене, ребята должны стоять сильные, во всем первые.

- Тогда мы подходим, Иван Алексеевич.

- Добро.

Печи того времени не могли бы сравниться с современными мощными мартенами, работа которых полностью механизирована. Они были меньше и примитивнее. Но ребятам эти мартены казались могучими и вызывали к себе уважение. Сухоруков на занятиях в классе говорил ученикам:

- Наш завод дает государству чугун, сталь, рельсы. Пока мы работаем на старом оборудовании, но в будущем превратим мастерские: прокатную среднесортную и мелкосортную - в большие цехи, где работать будут по последнему слову техники. Может, как раз вам и придется решать эту задачу.

Сухоруков водил учеников по заводу, показывал им, какой это силач и красавец, как слаженно работают его просторные цехи. Он приучал ребят к технике, постоянно будил у них интерес к ней, к будущему завода.

В классах говорили о добыче руды. А здесь Толя видел, как эта темная руда превращалась в раскаленную добела огненную реку. В мартеновском цехе для него самым волнующим моментом был выпуск стали. Внезапно, но минута в минуту, когда наступал срок, пробивалось отверстие в печи, весь цех озарялся огненным светом, жидкая, сверкающая лава лилась в изложницы, выбрасывая тысячи искр. Лица людей казались пламенно-красными, их фигуры чернели на фоне мартена. Все вокруг становилось в глазах подростка особенно значительным, тут совершалось таинственное дело - превращение огня и чугуна во что-то новое, сильное, нужное всем людям.

Толя желал овладеть мастерством сталевара, желал вместе с другими молодыми уральцами делать новое, чудесное, удивительное дело преобразования жизни. И вместе с отцом. Константин Терентьевич словно помолодел. Округ, которому он отдал всю свою молодость, жил заново, "по-комсомольски", и это увлекало всех - и пожилых людей, и зеленую молодежь.