В. Журавлева.
Эти удивительные звезды
Бакинцы, бывавшие до войны в Нагорном парке, вероятно помнят старика с телескопом. Я была тогда совсем девчонкой, но хорошо помню и старика, и телескоп, и косую надпись на жестяном плакатике: "Аттракцион "Зрительная труба" - 30 коп".
"Зрительная труба" стояла в самой высокой части Нагорного парка, на каменных плитах возле недостроенного бассейна. Сквозь щели между плитами пробивалась трава, и массивный деревянный штатив телескопа казался вросшим в землю.
Аттракцион "Зрительная труба" работал ежедневно, в любую погоду, с трех часов дня до поздней ночи. Если шел дождь, старик раскрывал большой черный зонт и придвигал свой стул вплотную к телескопу.
В обычные дни посетителей в парке было мало. Молодые, недавно посаженные деревья почти не давали тени, солнце плавило асфальт на пустынных аллеях. Старик привязывал ручку раскрытого зонтика к изогнутой спинке стула и вытаскивал из кармана книгу.
Он читал, а мы сидели на каменных ступеньках бассейна.
Тридцать копеек-это было слишком дорого, и мы терпеливо ждали, когда старик отложит книгу, снимет очки, прищурится, оглядит нас и скажет: "Ну-с, молодые люди, вот, вы и вы, пожалуйте к инструменту".
Нас было много, человек двадцать, а старик подзывал двух-трех, да и то не каждый вечер. Мне не везло, меня он как-то не замечал. Может быть, он выбирал тех, кто постарше; я тогда училась в третьем классе.
По субботам и воскресеньям старику вообще было не до нас. У телескопа толпился народ. Ох, эти счастливчики! Они получали билеты и могли смотреть на Луну, на Марс, куда угодно, до тех пор, пока пересыпался песок в больших песочных часах, по которым старик отмерял время. Случалось, что люди не смотрели на небо, а направляли телескоп вниз: там была танцплощадка. Тогда старик, покашливая, нетерпеливо встряхивал песочные часы и говорил скрипучим голосом: "Время истекает, освободите инструмент...".
В мае, когда нас отпустили на каникулы, я начала собирать деньги, чтобы посмотреть в телескоп. Два раза у меня набиралось по полтиннику, а в третий раз оказался даже рубль, но по дороге в парк было слишком много соблазнов: кино, мороженое и яркие, рвущиеся в небо воздушные шары.
Кое-кто из ребят на лето уехал, нас стало меньше, и все-таки мне по-прежнему не везло: в телескоп смотрели другие.
Посмотрев, они возвращались, небрежно усаживались на ступеньках и рассказывали о том, что видели. Чаще всего смотрели на Марс и потом говорили о марсианских каналах. Говорили, что вода в каналах зеленая, что марсиане разъезжают в моторных лодках, а в жаркие дни купаются у берегов канала. Жаркие дни на Марсе совпадали с жаркими днями в Баку: тогда мне это казалось вполне естественным.
Смотрели, конечно, не только на Марс. Смотрели на Луну и рассказывали о высоких горах. Смотрели на Сатурн и мелом рисовали на каменных ступенях кольца: они получались очень красивые, и всем было обидно за нашу Землю, которая не имеет ни одного кольца.
Я хорошо помню тот день, когда набрала тридцать копеек и не потратила их до самого вечера. Старик взял три гривенника, аккуратно оторвал билетик, похожий на трамвайный, и спросил: - Что будете наблюдать?
Я сказала, что хочу посмотреть на звезды. Старик удивленно пошевелил усами. Я не помню, какое у него было лицо, а выдумывать мне не хочется. Но усы я запомнила. Они были длинные, желтоватые по концам.
- Значит, звезды, - неуверенно сказал старик. - Вы увидите те же самые точки. Только чуть-чуть ярче. Может быть, навести на Луну?
Меня ошеломило "вы", но я упрямо повторила: - Звезды...
Накануне у меня появилась чрезвычайно интересная догадка. Я подумала, что звезды мигают не просто так, а "со значением" - сигналят нам. Я слышала об азбуке Морзе и была убеждена, что звезды мигают именно по этой самой азбуке. Надо было разглядеть точки и тире и запомнить несколько букв.
- Звезды - так звезды, пожалуйста, - сердито произнес старик. - Не возражаю. Но какие именно?
Я показала наугад. Старик мельком взглянул на небо, буркнул: "Лебедь" - и быстро навел телескоп.
Я увидела звезды.
Нет, старик был неправ: в телескоп звезды были совсем другими! Небо казалось значительно темнее, звезды - ярче, и самих звезд было очень много. Но не это главное. Небо стало глубоким. Я увидела расстояние, сумасшедшее расстояние до звезд и еще большее расстояние - за ними. Там, на дне неба, угадывались другие звезды. Они были так далеки, что я их не видела. Но оттуда, из непомерной глубины, они излучали рассеянный свет, и поэтому небо было не совсем черным.
Я долго всматривалась в небо, стараясь увидеть утопленные в нем звезды. Я ничего не слышала. Умолк оркестр на танцплошадке. Стихли азартные возгласы стрелков в тире.
Перестала скрипеть карусель. Все звуки исчезли. Прошло очень много времени - и вдруг я вспомнила про песочные часы.
Я испугалась. Открыв зажмуренный глаз, я осторожно посмотрела на старика. Он спокойно сидел на своем стуле, а рядом, прямо на полу, стояли песочные часы - и весь п е с о к б ы л уже внизу!
"Не замечает", - подумала я. Мне так долго не везло, что я восприняла это как вполне заслуженную справедливость.
И снова я увидела звезды.
Нет, старик определенно ошибался: в телескоп звезды совсем другие! Они кажутся теплыми и цветными. Я попыталась сосчитать самые красивые звезды. Рядом с огненно-желтой звездой была ярко-голубая, чуть дальше - две оранжевые, красноватая, потом еще две голубые. Я сбилась и, уже ни о чем не думая, смотрела, смотрела, смотрела...
- Мадемуазель, - прогудел надо мной густой, насмешливый голос. - Ваше время смотреть в трубу, пардон, вылетело в трубу. А?..
Он был слегка навеселе, этот шумный, хорошо одетый, пахнущий одеколоном толстяк.
- Вылетело в трубу, - повторил он и удивленно причмокнул. Недур-р-рно сказано. А?..
Он держал в руке целую пачку смятых билетов. Старик неуверенно улыбался.
Я возвращалась из парка, выбирая тихие, безлюдные улицы. О том, что надо было разглядеть точки и тире, я вспомнила только у самого дома. Вспомнила без особой досады: все равно я твердо решила отказаться от мороженного и кино и набрать денег на пять, можег быть, даже на восемь билетов.
