– Получится… – Тимоха не мог оторвать глаз от пистолета.

– Не парься… – перехватил взгляд Рома и сунул «Макаров» за ремень, чуть приподнявшись.

Рома был в вольном одеянии, закатал рукав свитера и рубашки очень быстро, его вены ещё были счастливы, что их владелец не загонял в них всякую грязную дурь, и стаж наркомана был приличным, но работа в органах спасла тело от абсцессов. Тимоха присел на колени возле дивана, потёр рукой вены и ловким движением поймал цель. На волну прихода Рома расслабился, откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Тимоха совсем не находил в себе сил для скорой помощи, совсем не хотел бороться за жизнь Светки. Не хотел задержаться в этой квартире, но здравый смысл победил. Он быстро ринулся на кухню и, разбрасывая грязную посуду, нашёл соль. Хорошо, что в чайнике обнаружилась кипячёная вода, а то в ход бы пошла водопроводная. Полных две столовых ложки насыпал в стакан и лихорадочно размешал. В «баян», которым две минуты назад вмазывал Рому, набрал три куба соляного раствора и вернулся в зал, не обращая внимания на кайфовавшего Рому, превратился в медицинского брата. Тимоха очень быстро нашёл вену на шее, по пятнам крови на спортивках догадался, что Света вскрыла пах, сделав последнее, что позволяют себе наркоманы. Это вскрыть – святая святых, хотя о какой святости можно говорить. Все наркоманы с первым уколом надевают маску лицемерия, злобы, изощрённости и до гробовой доски снять её не в силах. Соляной раствор раздул вену до размеров куриного яйца, а Тимоха старательно делал искусственное дыхание и применял ударотерапию. Саданув со всей дури в грудную клетку, он вдувал Светке в лёгкие большие глотки воздуха, вслух считал свои манёвры.

– Восемь, девять… – Вдул глоток воздуха. – Десять, одиннадцать… Давай дыши, дыши, дыши. – Удар, воздух, счёт, сколько раз нужно повторить такие действия, чтобы откачать наркомана? – сам с собой разговаривал Тимоха.

– Ещё удар… – Подал голос Рома, наблюдая за действиями спасения. – Пятнадцать, шестнадцать, хорошо. – «Хорошо» было сказано Светке, так как она сделала свой первый реанимированный вдох и блевонула.

– Всё, будет жить! – Отскакивая, констатировал факт Тимоха.

Рома встал с дивана и, глядя через плечо, пошёл к выходу.

– Гуд бай, я не прощаюсь, – махнул Рома вытащенным из штанов пистолетом, и на ходу спрятав его в кобуру, шумно хлопнул дверью.

– Что это было? – Светка, удивлённо смотрела на свои вещи, измазанные жидкостью из желудка.

– Ты передознулась, Рома не пожадничал герыча, – просветил Тимоха.

– А ты как здесь?

– Да зашёл на огонёк, не зная, что тебя хотят пристрелить.

– Вот ублюдок… – память вернулась к Светке и события восстановились в сознании. – Ты его вмазал?

– Да, он «баян» с герычем подал, я его втёр. Он даже не предложил мне оставить.

– Ты угораешь?

– Да какой угар? Я свариться к тебе пришёл.

– Иди, вари, что пялишься, – прогоняла Светка из зала Тимоху.

– Понятно, без благодарности за спасённую жизнь меня делают рабом.

– А может, тебе ещё и спасибо сказать? – Зверея от наглости Тимохи, Светка начала подниматься и застонала от боли в грудной клетке. – Ты что махал со всей дури?

– А что, жизнь возвращал кулаком, – отшутился Тимоха, уходя в кухню.

– Да пошёл ты… – Светка проползла с метр на карачках, медленно встала и закрылась в ванной.

Тимоха забыл про её существование на пять-шесть часов и колдовал, отбивая, вываривая, переливая, выпаривая «Винт». Воскресшая из тлена Светка, медленно вышла из ванной, уселась в грязной комнате на диван и тихо постанывала. Тимоха затих на кухне, выбирая «Винт» в три шприца.

– Я так понимаю, сегодня кайф на двоих? Где Верка?

– Хочешь правду или обойдёшься невинным, типа не твоё дело?

– Да мне чего? Я кайф на троих мутанул.

– Молодец… Верка третий день в походе. Ушла на шарик и до сих пор не вернулась.

Шариком называли место на трассе, где путаны шабашили без сутенёров, точнее, кто не желал лезть под гнёт крыш в любой форме их проявления, стояли на памятнике, который символизировал земной шар на постаменте.

– И часто она загуливала? – Спросил Тимоха, сверкая двумя шприцами в руках.

– Загуливала регулярно, кто её тут нанимался раскумаривать? Ну, вот по три дня таскаться ей ещё ни разу не удавалось. Кто захочет наркошу греть и лелеять?

– Может, что случилось? – Тимоха говорил из кухни на повышенном тоне.

– Если не затаскалась в доску, то где-нибудь кумарить прибомбилась!

– Ну, да, или жизнь накрылась медным тазом, – Тимоха приладился к своей вене на кисти левой руки и блаженно ввёл драгоценную жидкость.

– Хорошо пошла? – Цинично заметила Светка, впрочем, не циничней, чем минуту назад равнодушно рассуждала о Вериных похождениях.

– Ты семь часов назад сама почти сдохла! – отметил Тимоха.

– А с чего ты взял, что я танцую канкан на Верином трупе?

– Ну, ты же не волнуешься, что трое суток её нет?

– А что, ты предлагаешь подать в федеральный розыск?

– А что суетиться, мужу позвони. Какой труп мимо убойного отдела в нашем городке увозят в морг?

– Да пошёл ты, умник. Вмазывай меня, грудка болит после твоего воскрешения.

– Хорошо, что передознуться можно только белым, – пробубнил Тимоха.

Светка блаженно закатила глаза, шишка на шее от солевого раствора рассосётся через неделю, не меньше. Грудь болеть будет недели две, а то и месяц, а колоться она будет каждый день, заглушая реальность.

– А что, Рома реально хотел спустить курок?

– Да пошёл ты со своими тупыми вопросами. Всё, подсадил на шугняк, – Светка потерла руками лицо.

– Я не хотел пугануть тебя, сам реально трухнул. Зашёл, ты в крови, он с пушкой.

– Да что обсуждать эту тему, пронесло. Реально, где Верка? Я дня три с ломкой парюсь, и про неё забыла.

– Точняк, может, звякнешь муженьку?

– Не указывай, завтра, может, и звякну.

– Да не гони, завтра закумаришь, и другие проблемы глаза замажут, Тимоха замолчал, понимая, что всё сказал.

Светка задумалась, потянулась за телефоном и тупо стала разглядывать дисплей, набираясь смелости для звонка. Страх завтрашних ломок сам тыкал пальцами в кнопочки. После первых двух гудком в телефоне раздался приглушённый голос Димы.

– Алло? Тебе денег? – Дима всегда задавал этот вопрос после нажатия зелёной кнопки. Стремился избежать контакта и Светкиного вранья.

– Да, чё сразу денег? – Ритуально огрызалась Светка. – Я что, не могу позвонить мужу?

– Можешь, звони… – Дима стремился разговор свести к минимуму.

– У тебя там трупа Верки нигде не валяется? – Светка всегда была циничная до отвращения и прямолинейная до безумия, улыбалась гордая сама собой, пугая откровенностью тех, кто с ней соприкасался.

– Ты в угаре? – Дима задал вопрос, и до него медленно стала доходить реальность через язвительный звук Светкиного голоса…

– В каком угаре? Ты денег дашь? Я воскресла из тлена, как птица феникс, и желаю продолжения банкета. Прошло три дня, и я поняла, что в квартире чего-то нет, оказалось Верки. Три дня это много для любого фуршета с блядью не первой свежести. Денег дашь? Я тут к матери завтра утречком собираюсь… – эта фраза из оперы «шантажа», всегда заканчивала монолог любой длины.

– В ход пошёл шантаж, – отметил Дима. – Ты всё сказала?

– Нет, ты денег дашь?

– Дам, завтра утром в парке.

– А Макса прихватишь на смотрины? Мороженым в кафешке накормишь? Уделишь внимание бедной родственнице?

– Сука, имей совесть…

– Ну, любимый, какая совесть. Эту роскошь я проколола десять лет назад, а то завтра утром к маме…

– Да, хорош тебе, хорош, хочешь увидеть Макса?

– Хочу, чтоб Максим увидел меня.

– Я денег тебе дам на три дозы, тогда о сыне забудешь?

– Не подкупай меня, я не продаюсь, а то, что ты всегда выручаешь копейками – респект тебе и уважуха…

– Ну что, в парке без Максима?

– Да ладно тебе, я в порядке, красивая блондинка как всегда, без чёрных кругов под глазами. Завтра в парке в 10.00 с Максом и с монетками, жду тебя в нашей кафешке. Закажу мороженое, ты платишь!