Что же касается адмирала Сантини, то приказом ему было предписано немедленно отбыть на Терру-Сицилию в распоряжение верховного командования. Также отзывались в Генеральный Штаб еще семь офицеров базы, в том числе коммодор Валенти с капитаном Романо. Вряд ли было простым совпадением, что именно эти семеро подозревались адмиралом Ваккаро в причастности к заговору Сантини. А тот факт, что вместе с Эспинозой прибыли новые начальники штаба эскадры и местного отделения Службы Безопасности, со всей очевидностью свидетельствовал, что отозванные офицеры (по крайней мере Валенти и Романо) назад на Дамогран не вернутся.
Словом, все происходящее в значительной степени напоминало те меры, к которым собиралось прибегнуть верховное командование в том случае, если Конте не удастся установить истину. Его здорово озадачила такая поспешность, и лишь во время конфиденциальной беседы с командором Манчини, капитаном курьера, доставившего на Дамогран Эспинозу, ситуация отчасти прояснилась.
Командор Манчини, хоть и не работал в Службе Безопасности, был посвящен во все обстоятельства дела и знал об участии Конте в секретном расследовании. Он сообщил, что через пять недель после отбытия с Терры-Сицилии эсминца «Отважный» руководство Корпуса наконец-то сумело докопаться до правды — вернее, как про себя заметил Конте, до того, что в Семье Трапани считали правдой, — о якобы намерении адмирала Сантини свергнуть нынешнего дона и занять его место.
— В случае необходимости, — говорил дальше командор Манчини, — мне дали полномочия взять адмирала под арест и силой доставить его на Терру-Сицилию. Как я понимаю, верховному командованию безразлично, кто будет стоять во главе этих мафиози — дон Фабио или дон Микеле, но ему совсем не улыбалось, что предполагаемый переворот мог быть осуществлен при участии некоторых офицеров Корпуса.
— Поэтому, — предположил Конте, — вам было поручено арестовать не только адмирала Сантини, но и всех, кто подозревается в связи с ним?
— Никак нет, контр-адмирал. Об аресте других офицеров речи не шло. В личной беседе со мной адмирал Ваккаро сказал, что вряд ли они сознательно участвовали в заговоре. Скорее всего, адмирал Сантини просто использовал их да и то, возможно, не всех, — в своих целях, внушив им, что удар направлен против Семей в целом, против существующей на Терре-Сицилии политической системы,
— Думаю, так оно и было, — поспешил согласиться Конте. — За это время по долгу службы я близко сошелся с этими офицерами, особенно с коммодором Валенти и капитаном Романо, и считаю их глубоко порядочными людьми, всецело преданными Корпусу и Протекторату. Вы, случайно, не в курсе, будут ли им предъявлены какие-либо обвинения?
— Ничего определенного я не знаю. Но мне кажется, что теперь, со смертью адмирала Сантини, дело утратило свою актуальность, и верховное командование не станет накалять страсти. По всей видимости, все семеро подозреваемых просто получат новые назначения, подальше друг от друга. Хотя, конечно, это решать не мне.
«Похоже, многое будет зависеть от моих рекомендации, — подумал Конте. — Надо постараться, чтобы Ваккаро удовлетворился версией Семьи Трапани и не стал копать дальше. Иначе пропадет многолетний труд Сантини, а его смерть окажется напрасной…»
Передача дел новому начальнику базы не требовала много времени, поэтому отправление курьера, на котором должен был лететь и Конте, было назначено через семьдесят два часа, как только корабль пройдет тщательный технический осмотр и пополнит запасы термоядерного топлива. Впрочем, и этого срока оказалось более чем достаточно. Уже на следующий день контр-адмирал Эспиноза приступил к исполнению своих обязанностей и по понятным причинам не выказывал особого желания общаться с человеком, который сыграл роковую роль в его карьере. Со своей стороны Конте был только рад этому, так как испытывал к Эспинозе стойкую неприязнь, возникшую еще задолго до того злополучного инцидента на Тукумане. Сразу после прощальной вечеринки, устроенной в его честь офицерами базы, он решил покинуть военный городок и отправиться на орбитальную станцию, чтобы там дожидаться отлета на Терру-Сицилию.
Точно так же собирались поступить коммодор Валенти, капитан Романо и еще пятеро офицеров, отозванных на Терру-Сицилию. Все они (тут предыдущий агент не ошибся) действительно были соратниками адмирала Сантини, и их, естественно, очень взволновало распоряжение верховного командования. Конте, правда, уже переговорил с Валенти и через него передал остальным, что ситуация далеко не критическая. Дальнейшее обсуждение создавшегося положения и выработку возможных линий поведения они отложили на потом — ведь впереди их ожидал длительный перелет на Терру-Сицилию. К счастью, адмирал Ваккаро не стал одновременно отзывать Габриэлу Джустини и Бруно Костелло — то ли не хотел рисковать разоблачением своих тайных агентов, то ли из каких-то других соображений, — так что во время полета заговорщики могли не опасаться, что за ними будет вестись слежка.
Когда Конте заканчивал собирать свои вещи, к нему в гости пришла Ева. Бросив быстрый взгляд на уже упакованные чемоданы в передней, она укоризненно произнесла:
— Вижу, вы и не думали заглянуть к нам с мамой и попрощаться. Собирались уйти по-английски?
Конте с затаенной нежностью смотрел на нее — невысокую, худенькую, изящную, еще так похожую на ребенка, — и не мог найти слов для оправдания. Он хотел, очень хотел увидеть ее — но не для того, чтобы попрощаться, а чтобы попросить ее уехать вместе с ним. И именно поэтому не пришел — так как знал, что это невозможно. Пока Семьи правили Террой-Сицилией, между ним и Евой ничего быть не могло. Пока Семьи еще правили…
Между тем Ева сняла с себя куртку и осталась в облегающих брюках и кофте.
— Кстати, — сказала она, — я еще не поздравила вас с повышением. Я рада, что все ваши недоразумения с командованием уладились.
— Спасибо.
— Вы возвращаетесь в ту же эскадру, где и служили?
— Да. После гибели вице-адмирала Капачи место командующего оставалось вакантным. Теперь я займу этот пост.
