Инструктор доложил диспетчеру, что на гололеде машину стащило, вызвал буксир.
Самолет дернули назад, через 22 минуты экипаж запустил двигатели и зарулил на перрон, причем, инструктор высадил стажера, сел на левое кресло и управлял уже сам. Ну, бывает… Главное, диспетчер сам не знал, что там гололед, и не предупредил экипаж.
Вот и вся история. Ни повреждения самолета, ни какой-либо опасности пассажирам, ни задержки рейса не было. Инструктор принял решение лететь по расписанию домой.
Но среди пассажиров же сидел чиновник из районной прокуратуры. Через два дня он позвонил в краевую прокуратуру, знакомому: вот, вторую ночь не сплю, трясусь… пью валерьянку, чуть не убили… разберись там с ними.
Краевая прокуратура послала запрос. И завертелось. А поч-чему это вы не доложили о серьезном инциденте, могущем повлечь за собой жертвы? Разобраться, прав или виноват экипаж, – и наказать!
Мордовали экипаж. Называется: служебное расследование.
Тут тонкость какая: событие, по нашим авиационным правилам, не подпадает вообще под какое-либо расследование. Это ничто, тьфу. Стажер, первый раз в жизни, рулил по гололеду, спрятанному под снегом, ошибся; инструктор использовал все имеющиеся у него средства и попытался ошибку исправить. Все это произошло не на пробеге, не при сруливании в конце пробега с полосы, то есть, не в процессе полета, – нет, это уже было после освобождения самолетом полосы, хвост самолета после остановки был 12 метров за полосой, на рулежной дорожке.
Не подпадает. Даже инспекция управления ГА послала запрос в Москву: как быть – прокуратура настаивает на наказании, а юридического основания нет.
Москва и до сих пор молчит. Есть, мол, документы, действуйте по ним, нечего ерундовые вопросы задавать.
Нет, прокуратура таки настаивает: наказать инструктора штрафом. Почему допустил? Почему не вмешался? Обязан, по должностной инструкции! Несешь ответственность за безопасность полета, независимо, сам ли управляешь самолетом или стажер.
Только безопасность-то – не нарушена. Ну, не подпадает.
Мы объясняем прокурору: ну, нет на Ан-24 справа органов управления передней ногой. Ну, такой самолет. И так спасибо, что инструктор успел остановить без последствий.
Нет, наказать. Отстранить инструктора от полетов.
Инструктор, кстати – один из лучших на этом, уже уходящем типе самолета, Пилот от Бога, с налетом 18000 часов. Он столько за свою жизнь этих молодых капитанов ввел… Смеется: «первый раз, что ли». Заплатил штраф и снова себе летает.
Я сам, в таких же условиях, занимался таким же трудом, только на Ту-154. И там тоже нет справа органов, только тормоза. И уж хорошо знаю кухню.
А как иначе ты его научишь. Тем более, зимой, тем более, по гололеду.
Нет, ну, в кабинете, покуривая, оно можно и поучить. И штраф выписать.
Вот такими делами прокуратура завалена. Имитация бурной деятельности на фоне пассажирской истерики.
А сколько нелепых жалоб от достаточно влиятельных пассажиров поступает в авиакомпании – с требованиями: «Наказать! Этот экипаж вообще летать не умеет! Я проконтролирую! Будете знать у меня!»
Ему, видите ли, показалось, что его чуть не убили.
Так и хочется сказать этому, влиятельному: прекрати истерику и не мешай летчикам работать. Вас, таких умников, много, а ребятам лететь в ночь, а им теперь не спится… пойдут в полет неотдохнувшими.
Генеральный директор авиакомпании вынужден что-то отвечать этому, воротиле. «Виноваты-с, накажем-с…»
Хотя объективных материалов, подтверждающих, что экипаж хоть что-то нарушил, нет. Экипажу эта новость – как снег на голову. Вот ребята и не спят, ворочаются, роются в памяти, выискивая несуществующие нарушения. Гложет обида.
Уважаемые пассажиры. Для жалобы должны быть объективные, документально подтвержденные основания. А всякие «мне показалось», «я своими глазами видел», «самолет чуть не налетел» – все это субъективные ощущения постороннего некомпетентного человека.
Сколько грязи выливается на пилотов, сколько им нервов истреплют… и ведь ни за что. А им завтра вас за спиной везти.
А эти чиновники из транспортной прокуратуры все не унимаются. Теперь вот прислали бумагу с указанием: наказать экипаж дисциплинарно. И инструктора, и стажера… за первый свой учебный полет.
Но административно наказывать-то не за что. Надо же писать в приказе: «в нарушение пункта…» А нарушения пункта – нет.
Что за прокуроров мы кормим, граждане?
Летели мы как-то в Москву. Самолет был загружен под завязку, и проводницам нашим уж было работы с пассажирами. Пассажир, он же кого хочешь достанет, особенно в подпитии.
Но в те времена пить на борту запрещалось, хотя люди умудрялись.
Среди пассажиров летела и группа артистов, возвращавшаяся с гастролей. Какие-то холеные цыгане, московского разлива, может, из «Ромэна». Их импресарио, или антрепренер, короче, вожачок, вел себя развязно. Видать, чесанули на периферии неплохо, и он, весь в счастье, уже подсчитал дивиденд.
Может это, а может, просто воспитание (кровь ведь – великое дело!) – толкали его на подвиги, да и алкоголем припахивало: видать они аккурат перед посадкой в самолет не слабо дерябнули.
Короче, достали они наших девчат. Слово за слово, потом уже и руками – двое наших парней-проводников встали на защиту девчат. И уже чуть не до драки.
Я не шовинист, но цыганскую натуру в условиях полной безнаказанности знаю. Да и вы знаете. Уже и пассажиры вступились, уже за грудки стали хватать друг друга… В салоне поднялся цыганский коллективный крик. Короче, плачущая девочка-бригадир по внутренней связи доложила мне обстановку.
С нами еще летел проверяющий, тишайший, вежливый человек, прекрасный инструктор, он делал мне какую-то очередную обязательную проверку. Второй пилот сидел за спиной без дела и скучал после сытного обеда. Его мы и отправили в салон разбираться.
В процессе этой разборки с пассажирами, на требование прекратить безобразия, экипажу было сообщено, что «мы к вашему министру ногой дверь в кабинет открываем», и что вообще «будете уволены».
Леша Бабаев, мужик, тертый жизнью, не стал спорить, сжал губы, молча прошел в кабину. Уже прослушивалась Москва. Он связался с диспетчером и вызвал к трапу наряд.
