- Нет. О чем?

- Значит, еще предупредят, - произнес Шалимов. Бифштекс не самым благоприятным образом влиял на его артикуляцию. - Тут шныряет один тип, то ли из правительства, то ли из разведки, я толком не врубился.

- Ну и о чем... - задумчиво протянул полковник, - о чем этот тип тебе поведал?

Шалимов развел руками.

- Извини, старина, присяга есть присяга. Ты сам обо всем узнаешь еще до вечера, тогда и поговорим.

- Ладно. - Данилин допил кофе, отставил кружку. - Увидимся в лаборатории?

Майор кивнул, не отрываясь от процесса поглощения мяса.

Данилин вышел на улицу, свернул на тенистую аллею, где было не так жарко, и побрел, не торопясь, погруженный в размышления о неожиданных высказываниях товарища. Странным было то, что не к нему обратились в первую очередь как к старшему по званию. Или хотя бы к обоим одновременно... И загадочное секретное задание не могло касаться одного Шалимова, тогда он вообще бы о нем не упомянул. Что они там наверху затеяли?

Впрочем, подумал он, скорее всего дело не стоит выеденного яйца. Просто тот человек из правительства или разведки сначала наткнулся на Шалимова, вот и все. Разумнее подождать и выкинуть пока эту историю из головы.

Данилин вошел в подъезд шестиэтажного дома, поднялся на лифте к двери своей квартиры на четвертом этаже. Он был один - жена и дети отдыхали на бабушкиной даче у Азовского моря. Конечно, перед отбытием в Америку они вернутся, проводят его как полагается.

В лабораторию было идти еще рано, ученые соберутся лишь к четырем часам. Данилин прилег на диван, закрыл глаза. С самого утра он чувствовал недомогание, начавшееся сразу после завтрака, - вероятно, съел что-то несвежее. Сейчас ему казалось, что поползла температура. Не вставая, он пошарил в тумбочке градусник, сунул под мышку.

Ого! 37,5.

Полагалось немедленно вызвать врача, но полковник не спешил следовать инструкции. Пустяки, скоро пройдет, а медики, как всегда, раздуют панику и побегут по начальству. Отстранят еще от полета...

Он незаметно задремал и проснулся в половине четвертого - сработали внутренние часы. Данилин попытался принять вертикальное положение, охнул, опустился обратно на диван. Ему было плохо. Пот катился по лбу, к горлу подступала тошнота, упруго разматывалась спираль головной боли. Он взял градусник, еще раз измерил температуру. 38,7.

Данилин протянул руку к телефону и вызвал врача.

Доктор Котельников, старый друг семьи Данилиных, прибыл через десять минут в сопровождении медсестры с черным прямоугольным чемоданчиком. Первой его фразой была та, какую традиционно произносили все врачи со времен Антона Павловича Чехова.

- Нуте-с, голубчик, что это мы надумали болеть?

Данилин покорно вверил себя доктору, безропотно перенося процедуру осмотра. Перед его глазами плыли оранжевые круги.

- У вас типичнейший грипп, Геннадий Николаевич,- вынес приговор доктор. - Ничего страшного, но недельку придется полежать.

- Какую недельку, через пять дней старт!

Котельников посуровел.

- А вот о старте не может идти и речи.

Полковник в бессильной ярости сжал кулаки.

Он ждал этого полета, как главного события в жизни. Помимо того, что экспедиция сама по себе увлекательнейшая, ему уже сорок восемь лет. Это не предел, летали и старше, но космонавтов много, а стартов мало. И если даже Данилину удастся когда-нибудь еще раз отправиться в космос, то на "Шаттле" - никогда. Прощание с мечтой... Данилин заплакал бы, если бы имел хоть малейшую предрасположенность к слезам.

Утром следующего дня руководитель Центра подготовки космонавтов подписал приказ о включении в состав экипажа дублера Данилина - полковника Ратникова. Так как подготовка основного и дублирующего экипажей проводилась совместно и ничем не отличалась, замена не вызвала возражений у американцев. С Ратниковым они были знакомы так же хорошо, как и с Данилиным...

Александр Борисович Ратников был опытным летчиком, имевшим почти полторы тысячи часов налета на реактивных машинах В отряде космонавтов он оказался в 1984 году, а в 1986-м совершил орбитальную экспедицию.

На аэродроме перед посадкой в самолет, отправляющийся на мыс Канаверал, Ратников беседовал с Шалимовым.

- Жалко Геннадия, - вздохнул майор. - Я знаю, как важен был для него этот старт.

Ратников смотрел в некрасивое, с тяжеловатым подбородком, но несомненно располагающее к себе лицо Шалимова.

- Что поделаешь, - сочувственно отозвался он. - С каждым может случиться. А мне как-то неловко, будто я его обокрал.

- Брось, ты же не виноват.

- Конечно, но такое паршивое ощущение...

И радость оттого, что летишь, и какое-то осознание незаконности этой радости.

- Да и все, в общем наперекосяк, - подхватил Шалимов. - Спутник этот чертов... Что за спутник, почему такая таинственность?

- Бог их знает, им сверху виднее... А таинственности ненадолго хватит, вот увидишь. Не наши, так американцы проболтаются. Какая-нибудь мелкая сошка из Центра управления. Шила, Андрей, в мешке не утаишь.

- Не думаю, - усомнился майор. - Со спутником будем возиться вне зоны радиовидимости основных станций, под присмотром военных. А они не болтают.

- Поживем - увидим...

За сутки до старта "Атлантиса" космонавты и астронавты дали телевизионную пресс-конференцию. Семь членов экипажа космического корабля расположились в ряд за длинным столом. В зал прибывали репортеры из пресс-бюро, где они кучковались и смачивали горло в ожидании эфира. Режиссер передачи поднял три пальца, спрятал один, второй, третий. Пресс-конференция началась.

Спустя два часа после ее окончания расшифрованные стенографические отчеты легли на столы Президентов США и России и других занятых людей, которым некогда просиживать штаны у телевизора, в том числе генерала Стюарта. Генерал разложил листы перед собой и пробежал их, минуя начало с представлениями и стереотипными взаимными расшаркиваниями.

Агентство Ассошиэйтед Пресс: "Вопрос к командиру экипажа. Мистер Гримсби, традиция совместных космических экспедиций восходит к 1975 году, когда был осуществлен проект "Союз-Аполлон". Как, по-вашему, изменения, прошедшие в России за последние годы, облегчают или затрудняют сотрудничество в космосе?"

Питер Гримсби: "И облегчают, и затрудняют.

Политические барьеры сняты, это верно, но мне кажется, русским следовало бы уделять больше внимания космосу. Трудности возникают в самых простых вещах. Я понимаю, что экономическое положение России не блестяще, но космос - это будущее. Это новые технологии, и не стоит относиться к нему пренебрежительно. Россия лишь тогда войдет в двадцать первый век плечом к плечу с Соединенными Штатами, когда станет вкладывать больше энергии в космические программы".

Миннеаполис Стар энд Трибюн: "Мисс Ларрена, ваша профессия далека от астронавтики. Почему вы решили принять участие в проекте и полететь в космос?"

Саманта Л. Ларрена: "Это из-за моей мамы. Она мечтала сделать из меня актрису, а тут подвернулся шанс помелькать на телевидении. (Смех в зале). Но если серьезно, меня всегда привлекало новое. Я не собираюсь становиться профессиональной астронавткой. Возможно, в следующий раз я напрошусь в экспедицию на подводной лодке на океанское дно".

Агентство Юнайтед Пресс Интернейшнл: "Мистер Ратников, включение в состав экипажа оказалось для вас сюрпризом. Что вы испытали, узнав об этом? Готовы ли вы в полной мере принять на себя тяготы космического полета?"

Ратников: "Это прежде всего работа. Каждый из нас обязан быть готов заменить товарища. Никаких особых чувств я не испытывал и тягот в полете не предвижу. Главное для меня - хорошо сделать свое дело".

Нью-Йорк Тайме: "В ряде изданий, в частности в немецкой "Бильд" и английской "Деили Миррор", появились сообщения о космической катастрофе, которая не то произошла, не то вот-вот произойдет с американским военным спутником. Как бы вы прокомментировали эту информацию? Не связан ли полет с этим происшествием?"