– Эта субреальность не обязательно нарисована именно вашим сознанием, господин Ник. Как вы сами предположили в кабинете господина Дарио, есть путешественники и есть творцы. Похоже, что мы с вами – путешественники.

– Тогда нам стоит поискать творца, – сказал я и поднялся на ноги. – Кстати, Энн. Я заметил одну деталь… Почему ты сказала «я пришла к выводу», а не «я пришел…»?

– Потому что вы сами решили «пусть Энн будет девочкой, скорее всего она не возражает». Я действительно не возражаю.

Не помню, чтобы я говорил об этом вслух, но Энн явно это слышала. Возможно, прочитала мои мысли, как только мы оказались в нейронете. Дарио говорил про передачу образов напрямую из сознания в сознание, причем уточнял, что различия между искусственным сознанием и человеческим для передачи не важны. Но Энн дословно процитировала мои мысли, как ей это удалось? Как это работает? Надо во всем разобраться. Одно понятно уже сейчас – это репортаж для первой полосы!

Долго искать творца нам не пришлось. В гамаке, натянутом между двумя пальмами, лежал мужчина в синих плавках. Голубоглазый блондин, ростом метра с два, крепкого спортивного телосложения, он смотрел на экран головизора, расположенный прямо на пальме напротив него. К моему удивлению, в его руках были бутылка пива и пачка чипсов, что было, на мой взгляд, неподходящей пищей для такого атлета. По головизору шел новостной репортаж:

– … но посадка корабля на Марс окончилась трагедией. В результате разгерметизации погибло сто тридцать четыре человека. Как прокомментировали ситуацию в NASA,…

– Идиоты! Чё им на Земле не сидится?! – неприятным, пропитым голосом, совсем не соответствующим его внешности, прошипел атлет и переключил канал. На экране двигались какие-то обнаженные девушки, и, судя по довольной улыбке человека в гамаке, эта программа его устраивала больше.

– Добрый день! – обратился я к нему.

– Кто это тут? – атлет повернулся к нам с Энн и оглядел нас пренебрежительным взглядом. – Что это за металлолом на моем острове?

– Это Энн, она – мой робот, – я старался быть вежливым с этим человеком. Работа журналистом научила меня вести себя корректно с каждым, даже если он этого не заслуживал. – Вы бы не могли подсказать нам, где мы находимся?

– На моем острове. Я тут бог, ясно?

– Ясно. А как нам отсюда выбраться? Здесь есть города? Люди?

– Люди? – усмехнулся «бог». – Зачем вам люди? Тут вокруг одни придурки.

– Почему вы так считаете?

Атлет расхохотался, и звук его смеха не вызывал ничего, кроме отвращения.

– Так здесь же можно быть богами! Создавать что угодно! А они занимаются ерундой.

– Ерундой? Какой, например?

– Да просто повторяют свою дурацкую реальную жизнь! Толстые задницы лежат на диване и смотрят тупые реалити-шоу! Когда как они могли творить!

– Творить? Например, скопировать остров из рекламного ролика, собственный образ с известного спортсмена и смотреть эротику? В моем представлении «творить» – это другое.

Подвисла пауза, и я понял, что сказал лишнего. Глаза «Бога» налились кровью. Скорее всего, мое предположение попало в точку – до эксперимента он сам был одним из этих «толстых задниц на диване», над которыми, по его мнению, он сейчас возвысился в своей субреальности. Но на самом деле сменилась лишь обложка, а привычки остались. Все это было мне очевидно, но осознание того, что не стоило выражать свои мысли вслух, находясь в его субреальности, пришло слишком поздно. Атлет мгновенно вырос в размерах, наверное, раз в пять, схватил меня и Энн одним движением и сжал в кулаке. Я думал, что он раздавит нас обоих. Но вместо этого он прокричал:

– Убирайтесь из моего мира!

И швырнул нас в океан со всей своей «божественной» силой. Наверное, я стал первым человеком, преодолевшим скорость звука без помощи техники? Пролетая над поверхностью воды, я быстро рассчитал, что падение, которое рано или поздно наступит, должно убить меня на месте. Но ведь это все происходит в субреальности, а здесь другие законы. Кажется, «бог» хотел, чтобы мы покинули его мир, и если он им действительно управляет, то полет должен закончиться за его границами. На эти размышления ушло восемь секунд, после чего мы с Энн, подняв два фонтана из брызг, рухнули в воду.

Похоже, законы физики в нейронете действовали как-то иначе. Удар о водную гладь был сильным, но я не почувствовал боли. В лёгкие хлынула вода, я судорожно пытался выбраться на поверхность, но вдруг понял, что здесь я могу дышать под водой. Неприятные ощущения немедленно прекратились. Я медленно опускался на дно, размышляя, что мне делать дальше.

Похоже, нейронет создан так, чтобы пользователь не смог погибнуть в субреальности. Да и что бы произошло со мной, если бы я погиб? В объективной реальности моё тело сейчас, скорее всего, спит где-то в небоскребе «Biotronics», подключенное к этим «устройствам ввода-вывода» Эдварда Дарио. А все, что как мне кажется, происходит со мной сейчас, формируется сигналами нейронета, в программе которого наверняка не должно быть функций, опасных для моей жизни и здоровья. Энн, которая погружалась на дно вместе со мной, тоже была в полном порядке. Я посмотрел вниз – беспроглядная тьма, дна не было видно. Чья это субреальность? Уже наверняка не того «атлета» на острове. Интересно, как вообще это все организовано? Где проходит граница между субреальностью одного творца и субреальностью другого? Что будет, если два творца отправятся навстречу друг другу, создавая свои субреальности, и встретятся на границе? Вопросов возникало все больше и больше, и за время нахождения здесь мне нужно найти как можно больше ответов. Интересно, сколько я провел здесь времени? Дарио сказал, что в субъективной реальности время течет субъективно. Значит, и мое безупречное чувство времени может здесь обмануть меня. Этак и забыться совсем можно!

Тем временем, вокруг становилось темно, а дно так и не появлялась. Толща воды над моей головой меня не раздавила, похоже, сама физика нейронета заботится о моей жизни. А вот солнечного света становилось все меньше. Где-то вверху солнце уже перестало быть ярким пятном. Я еле различал Энн, до которой было всего метра два. Мрак сгущался. Неужели я проведу остаток своего путешествия в нейронет в кромешной тьме, ожидая, пока где-то там, в реальности, господин Дарио, дождавшись окончания положенных мне сорока восьми минут, не отключит меня от системы?

Словно ответ на мой мысленный вопрос вдали возник какой-то свет. Яркое пятно быстро приближалось к нам, а через некоторое время я услышал нарастающий шум. Вскоре я понял, что это был звук вращающихся лопастей гребных винтов. К нам с Энн приближался огромный подводный аппарат. Причудливая обтекаемая форма, выпученные иллюминаторы… Я не успел рассмотреть его – свет прожектора ударил мне в глаза и ослепил. Звук винтов начал стихать, аппарат снижал скорость. Я почувствовал движение воды вокруг меня и понял, что меня засасывает внутрь.

Открыл глаза я уже на борту, и первым, кого я увидел, была Энн. Мы, судя по всему, находились в шлюзовом отсеке этого подводного корабля. Здесь было пусто. Светящийся потолок, хромированные стены и пол с решеткой под ногами. Я видел, как под решеткой плескалась вода, увлекаемая куда-то вглубь корабля гудящими где-то под нами насосами. Несмотря на то, что я провел в воде долгое время, одежда на мне была совершенно сухой. Видимо, нейронет «решил», что так мне будет комфортнее, а может, это было решение капитана корабля? Наверное, мы сейчас в субреальности какого-то фаната Жюля Верна. Ну что ж, это намного лучше, чем мир «бога» с тропического острова. Надо бы пойти и поблагодарить местного творца за наше спасение.

Словно в ответ на мое намерение шлюз открылся. Хозяин батискафа решил встретить нас собственной персоной. На вид ему было не более тридцати. Среднего роста, худощавый, с немного грубыми чертами лица и слегка крючковатым носом, его нельзя было назвать красавцем, но зато с уверенностью можно было утверждать, что он решил остаться самим собой в своей субреальности, а не выбрать себе какое-нибудь более привлекательное тело. Одежда его была несколько старомодна, но в то же время он выглядел стильно и достойно.