Дом мэра оказался двухэтажным особняком из белого камня, расположенным на высоком противоположном берегу острова, прямо у обрыва. Отсюда открывался замечательный вид на город, по-видимому, сама Луиза предпочитала смотреть на свое творение издалека. Попрощавшись с проводившими нас жителями города, я позвонил в дверь. Ответ не заставил себя долго ждать: дверь открыл робот-дворецкий. Прокрутив в голове весь проделанный путь через город, я понял, что это первый робот, которого я встретил в этой субреальности. Само собой, Энн была не в счет.

– Доброе утро, господин… Простите, в моей базе нет вашего имени! – искусственное лицо робота изобразило эмоцию сожаления.

– Ничего страшного, я в этом городе впервые. Я – Николас Вильфрид.

– Очень приятно, господин Николас Вильфрид. Вы можете войти в холл вместе с вашим дворецким.

– О, меня повысили до дворецкого! Ха-ха-ха! – проговорила Энн.

– Энн? Что это было?

– Люди используют для этого термин «шутка». Разве вам не понравилось, господин Ник?

– Меня это скорее удивило. Не думал, что ты умеешь шутить.

– Мое искусственное сознание быстро обучается. А я ведь исследую ваши эмоции.

Я не ответил. Недавнее знакомство с «исследователем эмоций» еще не настолько истерлось из памяти, чтобы продолжать разговор на эту тему. Робот поприветствовал нас фразой «доброе утро», значит, в этой субреальности было утро.

– Подскажите, пожалуйста, который час? – обратился я к дворецкому.

– Девять часов тридцать четыре минуты.

Я посмотрел на часы. «16:07» – уведомил меня циферблат. Машинально я протянул к часам вторую руку, чтобы исправить время на верное, но одернул себя. Я нахожусь в нейронете. Я – творец субреальности. Зачем мне руки, чтобы исправить время на циферблате? Цифры послушно сменились на «9:34».

– Простите, господин Вильфрид, но на этом острове такие действия не приветствуются, – прозвучал строгий женский голос. Я поднял взгляд и увидел Луизу Вернер. Молодая женщина в простом бежевом платье, аккуратно уложенные черные волосы, изящные черты лица, строгие карие глаза, слегка припудренные щеки, из ювелирных украшений – только скромное серебряное обручальное кольцо. Если бы я встретил ее на улице, я бы вряд ли подумал, что она – мэр и архитектор этого города.

– Действия? – переспросил я. Что она имела в виду?

– Изменения субреальности моими гостями. Вы не знали об этом, и потому я не буду с вами ссориться, – она улыбнулась, демонстрируя доброжелательность. – Но на будущее попрошу вас больше не менять здесь никаких мелочей, даже если это время на циферблате ваших часов.

– Но это были всего лишь мои часы. Не хочу вас обидеть, но, по-моему, они всё же часть моей субреальности, а не вашей?

– Вы у меня в гостях, и здесь действуют некоторые простые правила. Они одинаковы для всех, и я попрошу следовать им, пока вы не покинете город. Я не могу вас заставить, это только просьба. Надеюсь, вас не затруднит ее удовлетворить?

Я согласно кивнул. По-видимому, создать этот город, продумать его в мельчайших деталях и населить тысячами вымышленных жителей стоило этой женщине огромных усилий, и ее опасения можно понять. Вдруг какой-нибудь реал-путешественник испортит этот шедевр случайным изменением?

– Мы с Энн – всего лишь путешественники, которые изучают нейронет. В реальности я – журналист, который…

– Простите, что перебиваю вас, господин Вильфрид, но вы действительно хотите рассказать всю вашу историю, стоя в прихожей? Проходите в дом.

Луиза провела нас на второй этаж своего особняка. За чашкой чая, который, надо сказать, был отменным, я рассказал ей свою историю во всех подробностях, начиная от встречи с Энн в реальности и заканчивая путешествием к ее острову в непроницаемом шаре, созданном моим воображением. Единственное, о чем я не стал рассказывать, это о том, что я отрубил голову Даниэлю Аллену. Здесь я ограничился лишь короткой фразой вроде «и после этого мы сбежали». Луиза слушала мой рассказ внимательно от начала до конца, изредка задавая вопросы.

– Вы пережили невероятное приключение, господин Вильфрид. – заговорила она, когда я закончил. – Боюсь, мне нечего рассказать вам в ответ. Когда я попала сюда и освоилась с тем, как управлять субреальностью, я решила построить для нас этот уголок спокойствия и счастья. Мы живем здесь уже два года, иногда к нам заглядывают путешественники вроде вас, но никаких ярких приключений они не приносят. Хотя, нам здесь и не нужны никакие приключения.

– Вы несколько раз сказали «мы». Здесь есть еще другие реалы, кроме вас?

– Есть, но применение слов «реалы» и «придумки» в этом городе тоже не приветствуется. Здесь все жители равны и нет никакой дискриминации на основании того, является гражданин оператором нейронета или создан воображением этого оператора. Это настоящий город свободы и равенства, о таком не мечтал и Томас Мор.

– Вы воплотили в нейронете его Утопию?

– Этот город – и есть Утопия. Я буду рада, если вы захотите остаться в нем. Так поступают многие. Здесь каждый может заняться делом, которое ему по душе, развиваться, самореализовываться и жить счастливо.

– Почему вы создали этот город? Ну, то есть, почему именно город, и почему Утопия?

Из окна гостиной весь город был виден, как на ладони. Луиза некоторое время задумчиво смотрела в окно, наблюдая за радужным сиянием, сквозь которое различалась симметричная паутина улиц. По улицам медленно двигались потоки разноцветных бездымных машин, если присмотреться, можно было различить даже отдельных пешеходов.

– Потому что я хотела воплотить в жизнь то, что никому не удалось воплотить в реальности, – ответила она. – Я насмотрелась несправедливости в реальной жизни, и здесь ее не будет, пока я жива.

– А кем вы были в реальной жизни?

Улыбка исчезла с лица Луизы. Я не хотел затрагивать болезненную для нее тему, но откуда я мог знать, что мой вопрос сделает ее мрачной и грустной? Она молчала.

– Простите, я не хотел… – начал было я извиняться за свой неудобный вопрос, но Луиза перебила меня.

– Ничего страшного. Вы не знали… Вы… Вы просто вызвали неприятные воспоминания, с которыми мне в любом случае придется жить.

– У меня и в мыслях не было обидеть вас, если этот вопрос слишком личный, если он вызывает какие-то неприятные воспоминания, давайте просто сменим тему разговора?

– Нет, не нужно. Я расскажу. Это всего лишь прошлое, мне нет смысла его стыдиться сейчас. В этом городе это было бы неправильным. До того, как я стала добровольцем в эксперименте «Biotronics», я была нищей. Наркоманкой и проституткой из трущоб. Жительницей дна, увидев которую на улице, вы, благородный джентльмен и уважаемый журналист, перешли бы на другую сторону, чтобы я случайно не коснулась вашей дорогой и чистой одежды. Сейчас это в прошлом, и я – мэр и архитектор Утопии. А здесь ваше прошлое не имеет никакого значения. И в этом городе нет нищих.

– Этот город – настоящее произведение искусства, Луиза! У вас подлинный талант архитектора, градостроителя! По окончании эксперимента вас можно порекомендовать в любую крупную компанию, которая занимается строительством, уверен, что сам господин Дарио поручился бы за вас, увидев, какой шедевр вы создали с помощью вашего воображения. Все эти прекрасные улицы, здания, оптические эффекты… Это же архитектура будущего! Вы сможете воплотить это в реальном мире, и тысячи рабочих построят ваши шедевры! Созданные по вашим проектам города увидят миллионы, и восхитятся вашим гением!

– Тысячи рабочих, которые будут гробить свое здоровье за жалкие гроши, чтобы я наживала на этом славу и богатство? Вы совсем не поняли меня, господин Вильфрид! Когда один человек эксплуатирует тысячи ради воплощения своих фантазий, это несправедливо!

У меня было другое понимание справедливости, но мне не хотелось спорить с Луизой. Это был ее мир, в который она попросила не вмешиваться, и я уважал эту просьбу. Остается только исследовать этот мир, пока мое путешествие по нейронету не окончилось.