Да, Самер помнил. «Как сел на трон, так же с него и слез», – говорили в Круге. Черный Азас засел во дворце на долгие семнадцать лет – и за пару лун сладкая хворь свела его в костер. Самер был учеником, когда столица погрузилась в хаос: вельможи Царства выясняли, кому быть опекуном царевича.
Ианад, конечно, тоже вспомнил те дни. Он встал и отошел ко входу, вцепился в по-зимнему костистые плети винограда, точно вымещая на них злость.
– До семнадцати моим соправителем должен был стать Мау́з, смотритель казны. Наш старик на него рассчитывал, оттого и поддержал. Уверен, они заключили сделку, которую я сейчас предлагаю тебе, иначе с чего бы меня учили маги?
– Царь Мауз умер, – заметил чародей, задумчиво глядя на владыку.
– Мауз? Его убили. Хорошо хоть учитель не видел! Старый шакал ушел в мир теней, думая, что обстряпал все, что мог, что теперь и в Круге, и во дворце все пойдет, как по маслу…
– Кто убил?
Ианад досадливо взмахнул рукой.
– Я не скажу, кто именно убил. Я могу сказать, кто возвысился в считанные дни. Любезный дядюшка Ула́м, – начал он загибать пальцы, – князь нашего родового предела. Достойный Гарду́ш, дальний родич старой царицы. И Ми́зрах, сын прежнего высокого судьи. После кончины соправителя они стали моими опекунами и вручили себе посты советников Железного, Золотого и Бумажного дворов.
– Ты просто перечисляешь влиятельных сановников, – с невозмутимым видом сказал Самер.
– Погоди, я дальше расскажу. Это было пару лет назад, и я не сразу понял… просто однажды заметил, что мне никто не подчиняется. Даже слуги. Либо переспрашивают опекунов, либо выполняют, но докладывают. Я начал искать союзников и, знаешь, нашел много отзывчивых людей. Шутка ли, внимание Царя Царей… Пока размышления, которые я поверил старшему жрецу Великой Матери, не дошли до ушей советников. Ну да, я хлопнул себя по лбу. Понятно, что искатели царской милости… они еще усердней ищут милость тех, кто действительно правит. Есть и те, кто готов поддержать меня, именно меня! Но как я их распознаю, со сколькими обожгусь? Я задумался, кому могу верить и насчитал пятерых человек. Конюха, кормилицу и служанку матери отбросил сразу же. Учитель истории умер. Не знаю, может, что и сам…
Юноша умолк, собираясь с мыслями.
– Пока что это четверо, – подсказал маг.
– У меня был старший друг. Вернее, Чедда назначили мне в товарищи, еще отец. Он из древней и надежной семьи, мы вместе учились верховой езде и бою. Как только я вступил в возраст, то тут же назвал его хлыстом столичной дружины. Глупец, я еще надеялся получить верные лично мне мечи. Он упал с лошади и сломал шею через две недели. Даже слуги во дворце сменились: кто уехал, кого поймали на краже… ну, ты понимаешь.
– Теперь ты Царь Царей, а они не опекуны. Всего лишь советники.
– Войска, казны и судов, – закончил Ианад. – Все прочее они тоже прибрали к рукам.
– Их можно снять.
– Если со мной что случится, золотую маску наденут на дядю. Я даже гадал, почему не случилось-то, как они могли дотянуть? Думаю, это потому, что их трое, а такой… поворот… разрушит их понимание.
Царь Царей вздохнул.
– Ну и вельможи тоже… они бы не проглотили. То есть, ты пойми: все знают, что страной правит эта троица, за меня никто пальцем не шевельнет! К этому все привыкли. Но если один еще и станет царем, это будет через край. На месте советников я бы боялся перегнуть палку.
Самер молчал, не зная, что возразить.
– Не будь это глупо, я решил бы, что меня хотят втянуть в заговор, – проговорил маг.
– А вербует заговорщиков сам Царь Царей, – юноша рассмеялся, но не особо весело.
– И ты решил, что можно доверять мне?
– Старик… скажем, лестно о тебе отзывался, – Ианад пожал плечами. – Да, это было давно, а люди меняются, но у меня нет выбора. Да будь я проклят, ничего ведь не теряю!
– И что мне мешает отправиться к любезному дядюшке?
– Попробуй, – владыка нехорошо усмехнулся. – Например, Мизрах ненавидит магов еще сильней отца.
Сквозь дождь пробился голос гонга в святилище Ата́мы, бога времени – и Ианад скрестил на груди руки.
– Мое время кончается, мне нужно знать определенно. Да или нет?
– Из меня… выйдет плохой союзник, – решился на откровенность Самер. – Мой Дар силен, старик говорил, сильнейший за несколько поколений. Но Дар – еще не все… Высшие чародеи сошлись на маге без сторонников, чтобы не рисковать, а выдающийся Дар – всего лишь повод объяснить свой выбор. Мы в равном положении.
– У Первого-в-Круге развязаны руки, – отрезал Ианад. – Да или нет?
Чтобы потянуть время, Самер пригубил позабытый чай. В наступившей тишине пиала негромко звякнула о чеканный серебряный поднос.
Это предложение действительно было жестом отчаяния, а не западней – единственное, в чем маг не сомневался. В остальном же… Подставит ли он под удар весь Круг или найдет друга в так и так надвигавшейся схватке? Насколько способен юноша, в свои-то годы: жизнь потрепала его и кое-чему научила – но выплывет ли он или потянет за собой на дно всех?
А главное, что это значит для него: не Верховного и не чародея – а Самера из рода Алаев, успевшего разменять свой третий десяток, из-за Дара лишенного всего, что он мог унаследовать?
– Ну так что, да или нет? – в третий раз спросил владыка.
И на сей раз маг ответил.
– Ндафа… – глухо позвал Верховный. В свете факелов на шторки паланкина легла угловатая тень капитана. – Долго там еще?
– Квартала три-четыре, мудрый.
Самер сжал зубы, не давая стону сорваться с губ. Голова раскалывалась. Мерное покачивание носилок тревожило черно-красные угли боли, пульсирующие по ту сторону глазных яблок. Над шпилями обители повисло невидимое, но оттого не менее зловонное облако выплеснутой на город силы – подобно монстру, вздернутому на пики.
Этого-то Самер и боялся.
Он догадывался, что чем ближе к месту преступления, тем хуже будет, в самом же обиталище магов боль грозила стать невыносимой. Но он должен видеть собственными глазами! Сегодня. Несмотря на поздний час. От расследования будет мало проку, если он не поторопится, и о происшествии начнут судачить на каждой площади.
Глава обители ждала Верховного на ступенях своей вотчины. Едва Первый-в-Круге ступил наземь, она опустилась на колени и коснулась лбом каменных плит.
– Боги воплотились… – пробубнила чародейка сухим надтреснутым голосом, не то мостовой, не то пыли, но точно не Самеру. Она была седой и согбенной, будто бремя власти склонило ее к земле, и когда она говорила – казалось, кто-то водит клинком по старому трухлявому дереву.
Маг понимал, что на самом деле это не приветствие и вовсе не знак почтения – скорее, покаяние – но виски ныли так, что не было мочи, и Самер не сдержался:
– Простирания ниц вышли из моды, Хора́н. Вместе с ас-Джаркалами, – ну вот, он начал с оскорблений. Верховный постарался сгладить резкость: – Прошу тебя, вставай! Я, может, и стал Первым-в-Круге, но всего две луны назад. Я не привык, что мне кланяются старшие.
Она медленно поднялась, опираясь на протянутые руки.
– Когда мы узнали, что ритуальные убийства совершались здесь, прямо в нашем доме, все были немного не в себе. Наговорили друг другу глупостей. Я вас понимаю, Первый. Пойдемте же.
По широкой лестнице они вскарабкались в молчании. Лишь когда двери обители сомкнулись за ними, Самер спросил:
– Есть что новое? Что-то, что мне нужно знать?
Хоран посмотрела на него печальными выцветшими глазами.
– Должно быть, нет. Разве что ложа торговцев начала выпытывать, что происходит.
– Это я уже знаю. Очень не вовремя!
– Обитель не страшится торгашей.
– Боюсь, их не интересует, чего мы боимся, а чего нет.
После душной ночи в обители было, пожалуй, зябко. Просторные коридоры и проходы пустовали, в нишах скрывались статуи царей и завоевателей, которых успели позабыть везде, кроме этих стен.
– В последние годы нас совсем немного, – проговорила Хоран, заметив любопытство Верховного. – Все больше магов стараются попасть в столицу. Первое время там было безопаснее: мы боялись, что в провинции повторится резня. А после смерти Черного Азаса заговорили, будто юный наследник и царь Мауз благоволят Кругу. Молодые и способные едут туда, где больше надежд и краше будущность… Я помню, как здесь звенели голоса, Первый! Главой обители в те годы был кузен самого лучезарного. Я была молода, много смеялась, а по ночам мы большой компанией бродили вдоль набережных… Огни фонарей отражались в воде, как цветные бусы.
