– Всё, Аргунов, – вставая и собирая тетради, подвёл он итог. – Не могу я больше в этой проходной учиться. Вымётывайся – я запираю комнату и ухожу в читалку.
Читалка находилась на первом этаже. Отличник пошёл туда через вестибюль, где на вахте бабку Юльку уже сменил какой-то студент из подрабатывающих старшекурсников. Читалка представляла собой большой, совершенно голый зал, полностью заставленный ученическими партами. За её окнами в узком скверике вдоль общаги молодые мамы катали коляски и курили сигареты. В читалке, несмотря на то что в сессию здесь собиралось много народу, стояла благоговейная тишина, нарушаемая лишь осторожным шорохом затёкших ног, шелестом страниц и редким шёпотом, столь тихим, что он почти превращался в телепатию. Отличник сел подальше от дверей за парту с красивой однокурсницей Милой Северьяновой и наконец-то полностью ушёл в учебу.
Он просидел в читалке два или три часа, и его лишь дважды оторвали от занятий: один раз собрала конспекты и ушла Мила, другой раз, пригибаясь, словно под обстрелом, к Отличнику пробрался Игорь и сказал, что Нелли и Лёля зовут его перебирать гречку. На это Отличник ответил, что он с утра мыл посуду, а некоторые дрыхли и пусть они теперь сами перебирают гречку, а он будет учиться, потому что поступал в институт не для того, чтобы мыть посуду за тех, кто ночью шляется по бабам или вышибает двери, и не для того, чтобы перебирать гречку, а чтобы получать высшее образование. Прослушав гневную отповедь Отличника, Игорь, так же пригибаясь, убежал.
Отличник ещё некоторое время сидел и читал, и тут за ним пришла Лёля.
– Отличничек!.. – театральным шёпотом прокричала она и от ужаса округлила глаза. – Мы все уже за стол садимся!..
– Иду, иду, – покорно согласился Отличник, собирая тетради.
Общага переживала последний предсонный всплеск жизни. Двери её хлопали, пропуская вереницы жильцов и гостей. В вестибюле у телефона-автомата маялась очередь. Со студентом-вахтёром уныло ругалась какая-то девушка по поводу журнала, который у неё то ли свистнули со стола вахты, где обычно лежала выписанная студентами почта, а то ли вообще не принесли. На главной лестнице была суета, на чёрной – голоса, смех и дым сигарет. Балконы усеяли курильщики, как воробьи – телеграфные провода. В кухнях шипела вода в кранах и могуче трещали на плитах сковородки. Из блоков доносились футбольный гвалт и захлёбывающаяся скороговорка телекомментатора. Отличник шёл по этим лестницам и этим коридорам, о чём-то несущественном болтая с Лёлей, и ощущал, что он гаснет, растворяется, наполняя собой общагу, и его осязание становится вечным общажным сквозняком, его зрение смягчается прозрачными сумерками её помещений, слух его превращается в голоса, смех, хлопанье дверей, кухонный шум, и душа его вмещает в себя всю вселенную общаги с её радостью, разочарованием, первой любовью, надеждой и болью. Отличник шёл и чувствовал, что он любит, бесконечно любит общагу.
В двести четырнадцатой Ванька, Игорь и Нелли уже сидели возле стола. На подоконнике теснились четыре бутылки, сипящий электрочайник и две кастрюли, у одной из которых из-под крышки валил пар. Ванька ковырял штопором в пробке пятой бутылки. В комнате всё было синим от вечера и сигарет.
– Ты, блин, уже заколебал всех!.. – закричал Отличнику Ванька.
– Припёрся всё-таки… – проворчала Нелли с выражением глубочайшего неудовольствия.
Лёля за плечи усадила Отличника и, целуя его в макушку, с вызовом сообщила:
– Он хороший, да! А вы все дураки.
Ванька вскочил, сдвинул четыре стакана и разлил вино.
– Лёлька, где у этого чучела бутылка? – спросила Нелли, и Лёля, спохватившись, попросила Игоря:
– Игорёк, достань там из-за шторы лимонад Отличнику.
– Может, винища, харя? – подмигивая, спросил Ванька.
– Сами пейте вашу бурду, – отозвался Отличник.
– Это не бурда, Отличничек. Ванечка «Алиготе» купил.
– Пусть лимонад пьёт, – строго велела Нелли. – Во-первых, неполовозрелым детям вино противопоказано. Во-вторых, он денег не давал. Кстати, Отличник, с тебя два рубля. А в-третьих, хоть один нормальный человек будет среди ваших пьяных рож.
– Радость моя, ты бы лучше занялась тарелками, – ласково попросил Игорь.
– Не ори на меня! – сурово осадила его Нелли.
– Ну, понеслась… – вздохнул Ванька. – Давайте по пять грамм.
– Дождись Нелли, – придержал его Игорь.
– Подлец! – с пафосом сказала Нелли, столовским жестом кидая перед Ванькой тарелку с гречневой кашей и двумя сосисками. Ванька плотоядно понюхал её, блаженно засопел и обнял Нелли.
– Ты пищевая проститутка, Симаков! – отбрила его Нелли. – Ты женщинам за пищу отдаёшься. Убирай из моего уха свою позорную бородёнку.
– Ни одного поцелуя без любви, Нелечка! – поддержала её Лёля, раскладывая всем салат.
Наконец Игорь поднял стакан и, потупившись, замолчал.
– Не тяни, отец! – застонал Ванька. – Душа горит!..
– Давайте выпьем за нас, – веско сказал Игорь. – Чтобы мы всегда были вместе и чтобы нам вместе всегда было хорошо.
Все выпили и переключились на тарелки.
– Чего это, Симаков, ты сегодня хорошее вино купил? – спросила Нелли, рассматривая бутылку на подоконнике.
– Это я собезьянничал, – с полным ртом сообщил Ванька. – В гастрономе в очереди передо мной мужик на свадьбу покупал целый ящик «Алиготе». А я что, не жених? Ну, и взял то же. Что крестьянин, то и обезьянин.
– По-моему, чуть-чуть недосолено, – поделился наблюдением Игорь. – Солнышко, подай соль, будь добра…
– Неблагодарная свинья, – подавая соль, сказала Нелли, которая солила кашу. – Больше никогда ничего не получишь.
– Ладно, хватит жрать, – неожиданно быстро сказал Ванька. – Пора погреться. – Он схватил бутылку. – Как говорят французы, «Либерте, фратерните, “Алиготе”».
– Не гони коней, Иван, – предостерёг Игорь.
– Пьяница-пьяница за бутылкой тянется, – поддразнила Лёля.
Ванька снова начал разливать. Отличник с изумлением заметил, что из его тарелки уже исчезли салат и обе сосиски.
– Ну ты, Ванька, и горазд жрать, – сказал он с уважением.
– Ем быстро, – ответил Ванька.
– И много, – добавила Нелли.
– И часто, – добавила Лёля.
– И не впрок, – подвёл итог Игорь.
Ванька разлил вино.
– Положить тебе ещё салатику, Отличник? – спросила Лёля.
– Мине тоже салатику, – пропищал Ванька, подсовывая тарелку.
Нелли взяла свой стакан, посмотрела на свет и удивилась:
– Что там за гадость плавает?..
Она поставила свой стакан Ваньке, а его стакан взяла себе.
– Вы слыхали, друзья мои, что позавчера в пятьсот шестой комнате человеку голову проломили? – вдруг мрачно спросил Игорь.
– Как?!.. – потрясённо воскликнула Лёля и уронила с ложки на стол салат. – За что?..
– Разлил, а потом долго держал, – пояснил Ванька.
– Дурак, – обиделась Лёля.
– Надо нам с вами выпить за то, что у нас всё обошлось, – сказал Ванька. Отличник понял, что он имеет в виду истории с выселением и с Гапоновым. – Я вот в связи с этим придумал уникальный рецепт, как справиться со всеми жизненными трудностями.
– Н-ну? – с сомнением поинтересовалась Нелли.
– Надо все проблемы разделить на две части – разрешимые и неразрешимые, – начал объяснять Ванька. – Разрешимые отбросить. Неразрешимые тоже разделить на две части – важные и неважные. Неважные отбросить. Важные тоже разделить на две части – срочные и несрочные. Несрочные отбросить.
– Короче! – велела Нелли.
– Короче, вот так всё делить, делить проблемы, пока наконец не останется последняя, самая главная: где купить пива?
Все расхохотались и стали чокаться. Ванька влил в бороду свой стакан, снова схватил бутылку и разлил оставшееся.
– Иван, умерь свой пыл, – недовольно заметил Игорь.
– Рюмочка по рюмочке – весёлый ручеёк, – задорно ответил Ванька.
– Вот только напейся сегодня, Симаков! – грозно предупредила Нелли. – Я тебя любить больше не буду!
