- Факт может быть интересным. Но думаю он не лежит на главной магистрали.
- В чем-то этот мужик струсил, - сказала Люба. - И, что-то он скрывает.
- Почему мужик? - Зубов взял письмо без подписи. Почерк как раз скорее женский.
- Я в графологии честно говоря не сильна Николай Егорович. Да она и вообще темный лес. А если по фактам. Его не ограбили верно? Иначе бы заявил. Значит как-то сумел защититься. Значит... - тут Люба прищурилась: кое-что дошло до нее. - Значит он мог покалечить этого мальчишку. Вот и боится!
- А все же письмишко нам подсунул... - Зубов покачал головой.
- Так он же боится! - усмехнулась Люба. - Вдруг да опять его встретят!
- У тебя с подростками, что-нибудь есть тревожное?
- Да с ними все тревожно. Но то, что вы имеете в виду, по-моему, ничего похожего.
Люба официально не занималась подростками. Просто в отделение пришла новая девочка - тоже своя, скалбинская, пока в милицейской работе, как говорится, ни тю, ни мя. Вот Люба ей и помогала...
- Я все-таки еще у Лены проконсультируюсь...
- Давай... И... наметь планчик, тогда вместе посоветуемся.
Николай Егорович не был таким уж, что называется, закоренелым интеллигентом. Для него сказать "вместе посоветуемся" было вполне нормальным делом. Еще он любил говорить про "краеугольные задачи" и был уверен, что слово "мышь" мужского рода, как и говорили всю жизнь в его родной деревне.
Он был вообще-то из трактористов. Николай Егорович Зубов, работать умел удивительно, а, кроме того, отличался ловкостью и смекалкой. За все это и был он в конце пятидесятых годов направлен в органы...
Люба ничем не выдала того, что заметила эту стилистическую погрешность в речи начальника. Поднялась и сказала:
- Есть, Николай Егорович! Завтра я доложу!
Рука у Славки болела и здорово опухла. Такая лапища стала - любой заинтересуется.
Вообще утром это было совсем не то, что ночью. Утром он представил весь ужас того, что хотел сделать. Заперев дверь, вынул из-за дивана коробку с револьвером. Вид оружия, какая-то особая, жуткая его красота придали Славке сил. Он надел куртку, хотя была жара, и пошел к Алене.
- Ну чего? - спросила она. - Ничего?
- В смысле чего? - И тут Славка невольно засмеялся от этих "чевоканий".
- В смысле не будь дураком! - прошипела Алена.
- Да ничего не заметили, чего ты! - И опять пришлось улыбнуться, потому, что "чевоки" продолжали его преследовать. А, чтобы не вызывать Алениного гнева, он осторожно приподнял рукав куртки:
- Видала - сволочь какой!
- Кто?
- Ну, этот мэн, который мне врезал. У него же были такие, знаешь, японские штуки?
- Какие японские? Нанчаки? Так они, во-первых, не японские, а корейские!
- Откуда он их только достал?!
- Откуда ты свою машинку достал? - Алена сделала жест, словно держит в руке пистоль. - Оттуда же и он!
Славка скрывал происхождение пистоля. Явно врал про знакомого из "деловых", который... тут, наверное, он был бы рад сказать, что револьвер ему подарили за старую дружбу. Но поскольку сорок рублей, обещанных Алене за гулянку, испарились... И все равно, пусть даже купил - Что за "деловой"? Как Славка сумел у него заполучить такую жуткую вещь? Об этом Алена не могла добиться ни слова.
- Значит, с нанчаками, - сказал Славка задумчиво. - Он вполне может быть малый из мафии, поняла?
Больше говорить им было не про, что, поэтому ничего не оставалось, как только пойти в самый конец Алениного участка и заняться курением. Здесь Славка попробовал было обнять Алену. Но из этого дела ничего буквально не вышло.
- Ален! - сказал Славка обиженно. - Давай немного поаморальничаем хотя бы!
- "Хотя бы"! В каком смысле "хотя бы"? В том смысле, что ты вчера операцию завалил? Чехол!
Это было ее фирменное ругательство - "чехол". И оно не считалось злым. Чехол - значило неловкий, глуповатый, но где-то и милый человек.
Получив сейчас звание чехла. Славка решил, что у него есть шанс. Он снова попробовал было подступиться к Алене, но тут же схлопотал четкий удар в область печени и второй, ребром ладони, по руке... Алена не хотела, конечно. А получилось, прямо по тому самому месту.
И тут со Славкой случилось несчастье. На глазах у девчонки он потерял сознание. А когда очнулся через несколько секунд, заметил, что щеки его мокры. И рука, главное, продолжала болеть нестерпимо.
Алена стояла перед ним на коленях... Взяла Славку за руку, осторожно, как экспонат в кабинете биологии:
- У тебя возможен перелом, понял? - с прошлого года она стала говорить по- медицински, потому, что якобы собиралась в соответствующий вуз. - Закрытый перелом без смещения... Пойдем, я тебя к врачу отведу.
Тут они посмотрели друг на друга... Вот тебе и к врачу! Ведь возможно, что тот человек уже заявил в милицию и, возможно, уже ищут некоего преступника с травмой руки!
Но разве мафиози для охраны своих гражданских прав обращается в милицию?
Но разве Алена и Славка действительно думали, что тот тип - мафиози?
Бабка, которая молча переносила все Славкины "понты", молча перенесла и сообщение, что он едет в Москву. В самый солнцепек надел черный свитер (как назло, ни одной рубашки с длинным рукавом) и пошел на станцию. Алена на велосипеде медленно ехала рядом. Так дико было идти мимо "ночного места" - Славка собрал все мужество... Уже вполне придя в себя, он поднялся на платформу:
- Здесь я с тобой буду прощаться, голубка, Дальше меня не провожай... - Это ведь теперь самое престижное занятие пародировать какой-нибудь спектакль, или кино, или вообще, что-нибудь серьезное. - Что ж, поцелуемся на прощание?
Алена быстренько оглянулась - есть ли кругом народец... Да, зритель имелся. Тогда она обняла Славку за шею и не спеша поцеловала... Один раз он играл Деда Мороза в школе, Деда Мороза, который тает, попав не в то время года. И вот кругом младшеклассники чуть не рыдают от переживаний, а у Славки усы, как назло, залезли в ноздри, и он только об одном и думает, как бы не чихнуть в этот печальный момент.
То же и сейчас. Тетеньки кругом шипят-надрываются, Алене того и надо. А Славка стоит как дурак. Потому, что это не поцелуй, а... какой-то штемпель тебе на щеку поставили.
Не спеша Алена уехала... Зачем ей все это надо? Уж лучше бы просто лапу дала на прощание, но по-человечески!
Хирург оказался молодой парень, такой усатенький, с такими джинсиками из-под халата, что Славка сразу понял: здесь его поймут.
Хирург молча смотрел, как Славка мучается со свитером. Затем помог аккуратным и быстрым движением.
- Ну и зачем ты его напялил? Да еще такой относительно немытый.
- Дико холодно было, - ответил Славка, все еще думая, что они поймут друг друга.
- Тридцать градусов действительно не погода, - кивнул хирург. - Но это только одна причина. А вторая... маскировался?
- Чего мне маскироваться? - Славка хотел это сказать спокойно и небрежно, а получилось с каким-то дрожанием...
- Сейчас узнаем, - снова быстрым и точным движением хирург взял его руку, прошелся по ней пальцами. - Не слабо тебе врезали... Трубой, что ли?
- Вам-то какое дело?
- Правильно, - кивнул хирург. - Была бы у тебя ножевая или огнестрельная травма, тогда бы я был обязан... А так я могу только предполагать, что ты на кого-то напал и тебе врезали.
- Во-первых, не я напал, а на меня напали!
- Не, старик. Если б на тебя напали, тебе бы по голове закатали, по плечу или бы в грудь этой штукой ткнули. А здесь от тебя защищались, отбивали твою руку, понял?
И хирург сделал такое движение, что Славка чуть не вздрогнул: очень получилось похоже. Хирург улыбнулся:
- Так было дело?.. А, что ты держал в этой руке, а? Он быстро написал какую-то бумажку. - На рентген пойдешь..., что ты держал, я могу только предполагать!
Славка молчал. Он был по-настоящему напуган, как его легко и точно раскрыли.
