— То же самое мне и Копьеносец рассказывал, — сказал фермер. — И сказал, что мне повезло, коли существо забрало только теленка, а не одного из моих детей. — Он содрогнулся. — Надеюсь, его выследят и убьют! Хозяин Притваи может говорить все, что ему угодно, но нам, деревенским жителям, хватает забот с рашасами и грантами и с урожаем, который каждый год сжигает солнце, чтобы тут еще и Звездные Демоны свалились на нашу голову! И что тогда толку от жрецов, если они не могут отогнать демонов?

— Демоны, демоны, надоело слушать болтовню об этих демонах, пронзительным, дрожащим голоском сказал старик. — Я еще раз говорю, что та белая штука, которую ты видел, — просто необычный рашас, а хозяин Притваи толкует об этих демонах лишь для того, чтобы оправдать те издержки, которые мы понесем, если пригласим орден Анкаана охранять нас! Почему-то они не озаботились тем, чтобы выследить того рашаса, который отнял у меня сына десять лет назад! Никто не обратился в орден Анкаана, а оттуда не прислали ни одного копьеносца! Зачем такие хлопоты из-за одного рашаса, сказали мне.

— Он прав, — сказал щеголь. — Рашасов слишком много, всех не перебьешь. Но ведь не виноват же орден Анкаана в том, что в мире существуют рашасы.

— Ха! — сердито сказал старик. — Всех их, может, и не убьешь, но вот если бы орден включился в работу, а к нему бы присоединились и те, у кого рашасы отняли детей, то по крайней мере в окрестностях города было бы безопасно! Если бы мы действительно этим занялись, то в долине вообще бы не осталось рашасов, мы бы отогнали их высоко в холмы, а то и в Великий каньон! И орден Анкаана со всеми их заковыристыми разговорами о том, что святые, дескать, даровали право на жизнь и рашасам, должен их всех истребить до последнего когтя, вот что я скажу! И мы можем это сделать, если возьмемся!

— И кто же тогда будет гонять с наших полей диких ганджиров и оленей? с беспощадной логикой спросил щеголь. — Рашасы убивают их, мы убиваем рашасов, и так без конца, как говорит хозяин Притваи.

— Эх вы, городские, — фыркнул старик. — Вы живете за стенами, и если рашас уносит фермерского сына, то вы пожимаете плечами и толкуете о неизбежном зле в этом мире, но своих-то детей вы рашасу не отдадите! Вот и Первые Люди так же толкуют о великой жизненной цепи — когда всем известно, что рашасы не трогают ни их самих, ни их яиц!

Дэйн не стал вмешиваться в спор, понимая, что так ничего не добьется. По карте он знал, что город Пешилор находится вниз по реке от Раналора, за Великим каньоном, где водопад Громовая Кузница обрушивается в Глаз Мира, как называют здесь это место, то есть в громадное, окруженное горами море посреди суши, как раз на месте одного из тех жутких кратеров, что так поразили Дэйна, когда он впервые увидел их из космоса.

Он вышел на улицу, ощущая, как солнце проникает сквозь веки, а жарой опаляет, как из открытой печи. Между домами нависали белые тенты, призванные уберечь человека от жары днем и от злобного влияния звезд ночью. На некоторых из наиболее узких улиц по тем же причинам смыкались друг с другом крыши соседних домов. Дэйн не переставал изумляться тому, что люди здесь так боятся неба. И уже сам, пересекая открытое пространство, съеживался под куполом неба, словно истинный абориген.

И дело тут было не в той внезапной волне жары, обрушивающейся на голову и плечи, хотя это само по себе достаточно скверно. Солнечные лучи проникали даже в дырки сандалий. Утрамбованная земля под ногами раскалялась, как сковородка.

На самом деле Раналор состоял из двух городов. Эта таверна располагалась в человеческом секторе; на возвышенности раскинулся город Первых Людей, и дома их с плоскими крышами призваны были максимально сконцентрировать в себе все то тепло, которое с таким трудом переносили люди, создающие свои постройки так, чтобы свести тепловой нагрев к минимуму. Дэйн вжал голову в плечи и торопливо юркнул под следующий тент.

Город Первых Людей, ящерообразных, появился раньше, как припомнил Дэйн, окруженный жалкими деревушками тех, кто работал на них, и обширными полями несъедобных для них растений. Позднее нижний город разросся дальше по долине, став пристанищем для мирного оседлого племени скотоводов и земледельцев, которые обменивали меха и другую свою продукцию на искусно сделанные железные и стальные предметы, производство которых оставалось монополией ящеров. Затем пришло время Варварского Вторжения и — святого Аассио.

В конце затененной улицы Дэйн вышел на открытую рыночную площадь. Он накинул на голову капюшон куртки, прикрывая голову от солнца, хотя ему и не нравилось, что из-за этого сужался круг обзора. В воздухе плыл несмолкающий звон колокольчиков ганджиров, беспокойно томящихся в этой жаре. Уличные торговцы расхваливали свои товары, вопили и божились на тысячи ладов купцы, неистово отстаивая свою цену.

Марш прищурился, глядя на ярко освещенный тротуар, и пожалел, что аборигены не дошли до изобретения солнечных очков. Он стал пробираться между будок и ковров. Фермеры торговали продуктами, ювелиры предлагали свои изделия. Проходя мимо ювелирных рядов, Дэйн увидел экзотические «драгоценные камни из Райфа», те самые, которые четверо путешественников привезли с собой. Дэйн и Аратак провели на рынке несколько дней, Марш стоял рядом с ящером в позе телохранителя, с вызовом поглядывая на людей, пока его друг торговался с местными ювелирами; затем Аратак свернул торговлю, значительно пополнив запас местной валюты, и отпустил Дэйна, щедро одарив его, чтобы тот смог заняться настоящим делом — прислушиваться к разнообразным разговорам в этом человеческом муравейнике.

Марш продвигался вдоль рядов оружейников, ткачей, сапожников и охотников, торгующих мехами самых различных расцветок, даже редкими белыми шкурами грантов. Это напомнило Дэйну об агрессивно настроенном фермере, у которого украли теленка. Он проходил мимо резчиков по дереву и камню, музыкантов и рассказчиков, собиравших под своими тентами небольшие группы слушателей, мимо путешествующих торговцев с их пряностями, травами и парфюмерией, мимо предсказателей судеб, продающих амулеты и прочие побрякушки, приворотные зелья; мимо дюжин рядов других торговцев, о товарах которых Дэйн просто понятия не имел.

И над всем этим гомоном и суетой возвышалась сверкающе-белая статуя святого Аассио с распростертыми лапами и слепыми мраморными глазами; квадратная морда ящера торчала из капюшона, длинная мантия скрывала все остальное, оставляя свободными лишь благословляющие конечности.

Каменный идол был стар. Он стоял здесь со дня основания города. Тысячу лет назад, а то и больше, с низовьев реки нахлынула орда кочевников, набросившись на деревни мирных селян. Тогда-то и появился святой Аассио, проповедуя мир воинственным кочевникам и предотвращая резню. Кочевники осели здесь, в долине, основав огромный человеческий город, продолжавший расти по мере того, как караванные пути, сходившиеся сюда, к броду, несли в эти места цивилизацию и устанавливали торговые связи. Первые Люди города на холме также почитали святого Аассио; мифология Бельсара-4 была полна таких «святых» — ящерообразных, явившихся из неведомых миров, чтобы жить среди людей и нести им мудрость и цивилизацию. И Раналор был не единственным городом, основанным таким святым.

Дэйну припомнился один из изученных им материалов:

«Ящерообразные оказали на обезьяноподобных Бельсара глубокое и благоприятное влияние. Легенды о святом Аассио, разоружившем варварские орды во время вторжения в Раналор, и о святом Иояччо, остановившем лучников завоевателя Ашраку, являются фундаментом развития цивилизаций в тех регионах, где почитают этих святых. Проповеди, привнесенные тем или иным „святым“, их смиренная жизнь и заслужившая всеобщую жалость смерть являются ключевыми моментами в понимании моральной и философской культуры Бельсара; хотя ранние этапы жизни этих святых явно мифологизированы в связи с тем, что изначально они жили в Обители Блаженных, принятой сознанием всех обитателей планеты, оба святых, очевидно, являются реальными историческими фигурами. Заслуживает внимания тот факт, что в культуре обезьяноподобных Бельсара не было ни одного святого-человекообразного».