Итак, опасения Робеспьера и Сен-Жюста отнюдь не были плодом их фантазии: разбить "давно сгнивший кумир" оказалось совсем не легким делом.
Третий день процесса поначалу грозил суду еще большими осложнениями. Но вдруг прокурор получил спасительную поддержку.
В правительство поступил донос от арестанта Люксембургской тюрьмы, сообщивший о заговоре, во главе которого стоял приятель Демулена генерал Артур Дилон. Заговорщики ставили целью разгромить тюрьму, спасти дантонистов, находившихся в трибунале, и захватить власть. Выяснилось, что заговорщиков субсидировала Люсиль Демулен, переславшая Дилону в тюрьму тысячу экю. Сен-Жюст доложил о происшедшем Конвенту. Конвент тут же принял декрет, позволявший трибуналу лишать участия в прениях всякого, оскорбляющего национальное правосудие.
Декрет был немедленно доставлен в трибунал. Это ускорило развязку.
На следующий день прений не возобновили.
Прокурор спросил присяжных, составили ли они представление о деле. Дантон и Делакруа бурно запротестовали:
- Нас хотят осудить, не выслушав? Пусть судьи не совещаются! Пусть нас прямо отвезут на эшафот!
Демулен до такой степени вышел из себя, что разорвал свою защитную речь, смял ее и бросил комок в голову прокурору. Тогда трибунал, применяя декрет, лишил обвиняемых права участвовать в прениях. Почти все они были приговорены к смертной казни.
Казнь состоялась в тот же день, 16 жерминаля (5 апреля). Пока телеги следовали из тюрьмы до гильотины, экспансивный Камилл, в клочья изорвавший одежду, кричал улюлюкавшей толпе:
- Народ! Тебя обманывают! Убивают твоих лучших защитников!
Дантон пытался успокоить своего несчастного друга.
Когда кортеж проезжал по улице Сент-Оноре, Дантон, посмотрев на закрытые ставни дома Дюпле, воскликнул:
- Я жду тебя, Робеспьер! Ты последуешь за мной!
У подножия эшафота он вдруг почувствовал слабость. На секунду остановился.
- О моя возлюбленная, - прошептали его сухие губы, - неужели я больше тебя не увижу?.. - Потом встряхнулся. Сказал: - Мужайся, Дантон! - и быстро поднялся по лестнице.
Свои последние слова он произнес на эшафоте.
- Ты покажешь мою голову народу, - повелительно сказал трибун палачу. - Она стоит этого.
И палач послушно выполнил его требование.
Процессы первой половины жерминаля имели продолжение. Двадцать первого числа того же месяца (10 апреля) перед Революционным трибуналом предстали Люсиль Демулен, Артур Дилон и другие, обвиняемые по делу о "тюремном заговоре". К ним были присоединены вдова Эбера, бывший парижский епископ Гобель и... "Анаксагор" - Шомет. В чем же обвинялся этот защитник бедных и угнетенных, горячий приверженец революционного правительства? Разве забыли, что именно ему якобинская диктатура была обязана особенно многим, что именно он провозглашал идеи, положенные Сен-Жюстом в основу вантозских декретов?..
Робеспьер не любил Шомета и относился к нему с крайней осторожностью. Завидовал ли он его популярности? Боялся его соперничества? Или, быть может, не мог простить ему прежней близости к Эберу? Как бы то ни было, в данном случае Неподкупный обрекал на смерть одного из верных сынов революции.
Обвинения, предъявленные Шомету, были смехотворны. Ему вменялось в вину стремление противопоставить Коммуну Конвенту, получение денег из-за рубежа и "дехристианизаторская" деятельность.
Однако суд не признал оправданий Шомета, он был осужден и гильотинирован 24 жерминаля (13 апреля). Вместе с ним были казнены Гобель, Люсиль Демулен и другие подсудимые.
Разгром фракций завершился.
Внешне кризис вантоза - жерминаля был преодолен.
6. "ЕСЛИ БЫ БОГА НЕ БЫЛО..."
Максимилиан задержался у якобинцев дольше, чем обычно.
Когда он вышел на улицу, его окутала непроглядная мгла. Небо было усеяно золотыми точками звезд. Слабо мерцал Млечный Путь. Четко выделялся ковш Большой Медведицы.
Вглядываясь в беспредельность ночи, Робеспьер невольно обращался мыслями к Вечности, к замечательной и неповторимой Природе, гармонической частью которой был Человек. Человек, дерзнувший потрясти основы общественного бытия; Человек, в котором так тесно уживались добро и зло, пороки и добродетель...
Свежий ветер шевелил накидку, вызывая легкий озноб. Максимилиан запахнулся плотнее. Мысли текли дальше и дальше, возвращаясь от абстракции к реальной жизни...
Итак, все упорядочилось, все стало на свои места.
Жерминаль унес фракции. Правительство стряхнуло оппозицию. Конвент стал послушным и робким: декреты вотировались почти без прений. Депутаты старались не проявлять инициативы. Призрак "национальной бритвы" заставил их смолкнуть и уйти в себя.
Робеспьер и его соратники стремились закрепить победу. Была усилена централизация государственной власти. Коммуна подверглась чистке, на руководящие должности в ней были поставлены новые люди. Была ликвидирована революционная армия, содействовавшая, по мнению Робеспьера, анархии и децентрализации. Опасаясь проникновения антиправительственных элементов в народные общества, значительно уменьшили их число, сократили количество заседаний и ограничили принцип выборности. Клуб кордельеров прекратил свою деятельность. Якобинский клуб с его филиалами стал единственным рупором и проводником идей революционного правительства.
Помня печальный опыт "Старого кордельера", комитеты усилили нажим на печать. Пресса утратила самостоятельность. Отныне выходили только официальные газеты, субсидируемые правительством. В театрах давали лишь одобренные цензурой пьесы.
В результате централизованных мероприятий в области снабжения голод отступил, экономические трудности несколько смягчились. Из Соединенных Штатов Америки прибыла первая партия продовольствия. Весенний сев 1794 года был проведен успешно и сулил хороший урожай.
Стремясь обеспечить экономический подъем и заботясь о повышении обороноспособности страны, правительство стало на путь поощрения промышленности. И уже этой весною было отмечено увеличение объема продукции, особенно в отраслях производства, связанных с войной.
Победы над контрреволюцией и над голодом радовали Неподкупного, вселяя в него бодрость и силу. Значит, боролись не зря. Значит, святая кровь патриотов и черная кровь врагов пролилась не напрасно. Вот она, туманная мечта, обетованная страна, которая казалась такой далекой, почти недостижимой в годы Учредительного собрания! Она рядом, до нее осталось совсем немного. Республиканская армия одержит решительную победу; еще одна-две партии заговорщиков отправятся на гильотину; еще немного усилий в области экономики, еще немного самоотверженности со стороны бедняков, терпевших так долго, - и все! Французский народ-победитель обретет долгожданное царство свободы, равенства и братства, царство, в котором мир, справедливость и добродетель будут всеобщими принципами, основой бытия. Тогда кончатся все ограничения, тогда не будет нужды, не будет и чрезмерного богатства. Тогда французы, давая образец для подражания всему человечеству, следуя принципам великого Руссо, заживут единой и дружной семьей. Все это будет, и будет скоро. Но пока нужно бороться. Без борьбы, без напряженных усилий, без новых лишений и жертв счастье в руки не дастся.
Максимилиан хотел подняться прямо к себе, но, проходя мимо салона, услышал звуки музыки. Он открыл дверь, и яркий свет на момент ослепил его.
В салоне гражданки Дюпле, супруги его домохозяина, собрались почти все завсегдатаи ее четвергов. У рояля сидел Филипп Буонарроти, талантливый потомок Микеланджело. Чуть облокотившись на рояль, готовился взять первую ноту романса Филипп Леба, друг Сен-Жюста, счастливый жених Елизаветы, младшей дочери Дюпле. Тут были и председатель Революционного трибунала Эрман, земляк Робеспьера, человек честный и просвещенный, и первый заместитель Эрмана бесстрашный Коффиналь, патриот с пылкой душой и внешностью Геракла, и замечательный художник Давид, преданный почитатель Неподкупного.