- Никогда я ничего не позабываю, а этой фамилии я даже и не могу позабыть, потому что я сам Лапутин.

Барин так и вскипел.

- Как, - говорит, - ты сам Лапутин! Кто тебя научил так назваться?

А швейцар ему отвечает:

- Никто меня не научал, а это наша природа, и в Москве Лапутиных обширное множество, но только остальные незначительны, а в настоящие люди один я вышел.

А в это время, пока они спорили, граф с лестницы сходит и говорит:

- Действительно, это я его и помню, он и есть Лапутин, и он у меня тоже мерзавец. А ты в другой раз приди, мне теперь некогда. До свидания.

Ну, разумеется, после этого уже какое свидание?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Рассказал мне это maitre tailleur Lepoutant с сожалительною скромностью и прибавил в виде финала, что на другой же день ему довелось, идучи с работою по бульвару, встретить самого анекдотического Лапутина, которого Василий Коныч имел основание считать своим благодетелем.

- Сидит, - говорит, - на лавочке очень грустный. Я хотел проюркнуть мимо, но он лишь заметил и говорит:

- Здравствуй, monsieur Lepoutant! Как живёшь-можешь?

- По божьей и по вашей милости очень хорошо. Вы как, батюшка, изволите себя чувствовать?

- Как нельзя хуже; со мною прескверная история случилась.

- Слышал, - говорю, - сударь, и порадовался, что вы его по крайней мере не тронули.

- Тронуть его, - отвечает, - невозможно, потому что он не свободного трудолюбия, а при графе в мерзавцах служит; но я хочу знать: кто его подкупил, чтобы мне эту подлость сделать?

А Коныч, по своей простоте, стал барина утешать.

- Не ищите, - говорит, - сударь, подучения. Лапутиных, точно, много есть, и есть между них люди очень честные, как, например, мой покойный дедушка, - он по всей Москве стелечки продавал…

А он меня вдруг с этого слова враз через всю спину палкою… Я и убежал, и с тех пор его не видал, а только слышал, что они с супругой за границу во Францию уехали, и он там разорился и умер, а она над ним памятник поставила, да, говорят, по случаю, с такою надписью, как у меня на вывеске: “Лепутан”. Так и вышли мы опять однофамильцы.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Василий Коныч закончил, а я его спросил: почему он теперь не хочет переменить вывески и выставить опять свою законную, русскую фамилию?

- Да зачем, - говорит, - сударь, ворошить то, с чего новое счастье стало, - через это можно вред всей окрестности сделать.

- Окрестности-то какой же вред?

- А как же-с, - моя французская вывеска, хотя, положим, все знают, что одна лаферма, однако через неё наша местность другой эфект получила, и дома у всех соседей совсем другой против прежнего профит имеют.

Так Коныч и остался французом для пользы обывателей своего замоскворецкого закоулка, а его знатный однофамилец без всякой пользы сгнил под псевдонимом у Пер-Лашеза.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые, под заглавием “Московский козырь (Маленький жанр)”, - “Газета А. Гатцука”, 1882, от 6 и 13 марта. С изменённым заглавием и с некоторыми изменениями в тексте вошло в сборник “Святочные рассказы” (1886).

Стр. 110. Maitr taileur - правильно: Maitre tailleur (портной).

Стр. 111. …одна лаферма… - “Лаферм” - табачная фирма.

Когелет - еврейское название библейской книги “Екклезиаст”.

Стр. 112. Рабские кафташки - традиционные кафтаны старообрядцев (истинных “рабов божиих”).

Стр. 113. …напротив главнокомандующего дома… - т. е. дома московского военного генерал-губернатора.

Стр. 115. …по-нынешнему, пятнадцать рублей, а по-тогдашнему счёту на ассигнации - пятьдесят два с полтиною… - В 1839 г. курс в 3 рубля 50 копеек ассигнациями (бумажными деньгами) за серебряный рубль был объявлен постоянным.

…сам… ты мове… (франц. mauvais) - плохой.

…попроховее сукнецо… - т. е. пореже, порыхлее.

Стр. 118. Сводчик - посредник при продаже и покупке.

Стр. 120. …граф Закревский… говорят, был из поляцких шляхтецов… Арсений Андреевич Закревский (1783 - 1865) происходил из дворян Тверской губернии.