Чтобы свету божьего ты не видела, Моя имя честное не порочила…”
И услышав то Алёна Дмитревна
Задрожала вся, моя голубушка,
Затряслась как листочек осиновый, Горько-горько она восплакалась, В ноги мужу повалилася.
“Государь ты мой, красно солнышко, Иль убей меня или выслушай!
Твои речи - будто острый нож;
От них сердце разрывается.
Не боюся смерти лютыя,
Не боюся я людской молвы,
А боюсь твоей немилости.
От вечерни домой шла я нонече
Вдоль по улице одинёшенька.
И послышалось мне, будто снег хрустит; Оглянулась - человек бежит.
Мои ноженьки подкосилися,
Шёлковой фатой я закрылася.
И он сильно схватил меня за руки И сказал мне так тихим шёпотом: “Что пужаешься, красная красавица?
Я не вор какой, душегуб лесной, Я слуга царя, царя грозного,
Прозываюся Кирибеевичем,
А из славной семьи из Малютиной…”
Испугалась я пуще прежнего;
Закружилась моя бедная головушка.
И он стал меня целовать-ласкать И, целуя, всё приговаривал:
“Отвечай мне, чего тебе надобно, Моя милая, драгоценная!
Хочешь золота али жемчугу?
Хочешь ярких камней аль цветной парчи?
Как царицу я наряжу тебя,
Станут все тебе завидовать,
Лишь не дай мне умереть смертью грешною; Полюби меня, обними меня
Хоть единый раз на прощание!”
И ласкал он меня, целовал меня; На щеках моих и теперь горят,
Живым пламенем разливаются
Поцалуи его окаянные…
А смотрели в калитку соседушки, И кому на глаза покажусь теперь?
Ты не дай меня, свою верную жену, Злым охульникам в поругание!
На кого, кроме тебя, мне надеяться?
У кого просить стану помощи?
На белом свете я сиротинушка:
Родной батюшка уж в сырой земле, Рядом с ним лежит мою матушка,
А мой старший брат, ты сам ведаешь, На чужой сторонушке пропал без вести, А меньшой мой брат - дитя малое, Дитя малое, неразумное…”
Говорила так Алёна Дмитревна,
Горючими слезами заливалася.
Посылает Степан Парамонович
За двумя меньшими братьями;
И пришли его два брата, поклонилися И такое слово ему молвили:
“Ты поведай нам, старшОй наш брат, Что с тобой случилось, приключилося, Что послал ты за нами во темнУю ночь, Во темнУю ночь морозную?”
“Я скажу вам, братцы любезные,
Что лиха беда со мною приключилася: Опозорил семью нашу честную
Злой опричник царский Кирибеевич; А такой обиды не стерпеть душе
Да не вынести сердцу молодецкому.
Уж как завтра будет кулачный бой На Москва-реке при самом царе,
И я выйду тогда на опричника,
Буду насмерть биться, до последних сил; А побьёт он меня - выходите вы
За святую правду-матушку.
Не сробейте, братцы любезные!
Вы моложе меня, свежЕй силою,
На вас меньше грехов накопилося, Так авось вас господь помилует!”
И в ответ ему братья молвили:
“Куда ветер дует в поднЕбесьи,
Туда мчатся и тучки послушные,
Когда сизый орёл зовёт голосом
На кровавую долину побоища,
Зовёт пир пировать, мертвецов убирать, К нему малые орлята слетаются:
Ты наш старший брат, нам второй отец; Делай сам, как знаешь, как ведаешь, А уж мы тебя, рОдного, не выдадим”.
*
Ай, ребята, пойте - только гусли стройте!
Ай, ребята, пейте - дело разумейте!
Уж потешьте вы доброго боярина
И боярыню его белолицую!
III
Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной кремлёвской белокаменной Из-за дальних лесов, из-за синих гор, По тесовым кровелькам играючи,
Тучки серые разгоняючи,
Заря алая подымается;
Разметала кудри золотистые,
Умывается снегами рассыпчатыми, Как красавица, глядя в зеркальце, В небо чистое смотрит, улыбается.
Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?
На какой ты радости разыгралася?
Как сходилися, собиралися
Удалые бойцы московские
На Москву-реку, на кулачный бой, Разгуляться для праздника, потешиться.
И приехал царь со дружиною,
Со боярами и опричниками,
И велел растянуть цепь серебряную, Чистым золотом в кольцах спаянную.
Оцепили место в двадцать пять сажень, Для охотницкого бою, одиночного.
И велел тогда царь Иван Васильевич Клич кликать звонким голосом:
“Ой, уж где вы, добрые молодцы?
Вы потешьте царя нашего батюшку!
Выходите-ка во широкий круг;
Кто побьёт кого, того царь наградит; А кто будет побит, тому бог простит!”
И выходит удалой Кирибеевич,
Царю в пояс молча кланяется,
Скидает с могучих плеч шубу бархатную, Подпершися в бок рукою правою,
Поправляет другой шапку алую,
Ожидает он себе противника…
Трижды громкий клич прокликали
Ни один боец и не тронулся,
Лишь стоят да друг друга поталкивают.
На просторе опричник похаживает, Над плохими бойцами подсмеивает: “Присмирели, небось, призадумались!
Так и быть, обещаюсь, для праздника, Отпущу живого с покаянием,
Лишь потешу царя нашего батюшку”.
Вдруг толпа раздалась в обе стороны И выходит Степан Парамонович,
Молодой купец, удалой боец,
По прозванию Калашников.
Поклонился прежде царю грозному, После белому Кремлю да святым церквам, А потом всему народу русскому,
Горят очи его соколиные,
На опричника смотрит пристально.
Супротив него он становится,
Боевые рукавицы натягивает,
Могучие плечи распрямливает.
И сказал ему Кирибеевич:
“А поведай мне, добрый молодец, Ты какого-роду племени,
Каким именем прозываешься?
Чтоб знать, по ком панихиду служить, Чтобы было чем похвастаться”.
Отвечает Степан Парамонович:
“А зовут меня Степаном Калашниковым, А родился я от честного отца,
И жил я по закону господнему:
Не позорил я чужой жены,
Не разбойничал ночью тёмною,
Не таился от свету небесного…
И промолвил ты правду истинную: По одном из нас будут панихиду петь, И не позже как завтра в час полуденный; И один из нас будет хвастаться, С удалыми друзьями пируючи…
Не шутку шутить, не людей смешить К тебе вышел я, басурманский сын, Вышел я на страшный бой, на последний бой!”
И услышав то, Кирибеевич
Побледнел в лице, как осенний снег; Бойки очи его затуманились,
Между сильных плеч пробежал мороз, На раскрытых устах слово замерло…
Вот молча оба расходятся,
Богатырский бой начинается.
Размахнулся тогда Кирибеевич
И ударил в первОй купца Калашникова, И ударил его посередь груди
Затрещала грудь молодецкая,
Пошатнулся Степан Парамонович;
На груди его широкой висел медный крест Со святыми мощами из Киева,
И погнулся крест и вдавился в грудь; Как роса из-под него кровь закапала; И подумал Степан Парамонович:
“Чему быть суждено, то и сбудется; Постою за правду до последнева!”
Изловчился он, изготовился,
Собрался со всею силою
И ударил своего ненавистника
Прямо в левый висок со всего плеча.
И опричник молодой застонал слегка, Закачался, упал замертво;
Повалился он на холодный снег,
На холодный снег, будто сосенка, Будто сосенка во сыром бору
Под смолистый под корень подрубленная, И, увидев то, царь Иван Васильевич Прогневался гневом, топнул о землю И нахмурил брови чёрные;
Повелел он схватит удалова купца И привесть его пред лицо своё.
Как возгОворил православный царь: “Отвечай мне по правде, по совести, Волной волей или нехотя
Ты убил мово верного слугу,
Мово лучшего бойца Кирибеевича?”
“Я скажу тебе, православный царь: Я убил его вольною волей,
А за что, про что - не скажу тебе, Скажу только богу единому.
Прикажи меня казнить - и на плаху несть Мне головушку повинную;
Не оставь лишь малых детушек,
Не оставь молодую вдову
Да двух братьев моих своей милостью…”
“Хорошо тебе, детинушка,
Удалой боец, сын купеческий,
Что ответ держал ты по совести.
Молодую жену и сирот твоих