Джо брёл ссутулившись, но вовсе не к заставе, а вниз по разбитой дороге, которая вела мимо Кипарисового Кладбища к Ночному Городу.
Беспокойный воздух метался, словно растревоженный воплями эльфов. За покосившейся кладбищенской оградой, смутно белеющей в свете звёзд, он шелестел среди кипарисов и, казалось, гладил их бороды из испанского мха.
Джо чувствовал, что и призраки столь же беспокойны, как и воздух, что они ещё мечутся, не зная - то ли отправиться на поиски добычи, то ли просто-напросто убить эту ночь, собравшись всем вместе и затеяв игру, попытаться напускным распутством развеять свою печаль. А между деревьями слабо мерцали красно-зелёные зловещие огоньки, словно больные светлячки или терпящий катастрофу космический флот. Джо ещё больше затосковал, и ему захотелось сойти с дороги и свернуться калачиком в любой уютной могилке или улечься в обнимку с каким-нибудь полуразрушенным надгробием, чтобы обмануть и Жену, и всех остальных, избегнув предначертанной им общей судьбы.
Он подумал: "Я иду размять кости; разомну косточки - и спать". Но пока всё это крутилось у него в голове, он уже миновал и распахнутые перекошенные кладбищенские ворота, и шаткую изгородь, и Город Лачуг.
Поначалу Ночной Город казался таким же вымершим, как и весь Айронмайн, но внезапно Джо заметил тусклое свечение, такое же тусклое, как мерцание огней в роще, но более лихорадочное. Это свечение мерцало в такт скачущей музыке, еле слышной, словно танец шимми для муравьев. Он пошёл по боковой дорожке, тоскливо вспоминая, как некогда в его ногах кипела сила молодости и он бросался в бой, как рысь или марсианский скорпион. Боже, сколько воды утекло с тех пор, как он дрался по-настоящему или ощущал приливающую энергию. Постепенно музыка становилась всё слышнее, и теперь её хриплые звуки походили на фокстрот для медведей гризли, и вот она уже загрохотала, словно полька для слонов. А слабое свечение превратилось в столпотворение газовых огней, и факелов, и голубых ртутных ламп, и скачущих розовых неоновых огней, и все они издевательски подмигивали звездам и пролетающим космическим кораблям. Наконец перед ним оказался фальшивый трехэтажный фасад, сверкающий дьявольской радугой и увенчанный бледно-голубыми огнями Святого Эльма. Свет лился во все стороны и из широких светящихся дверей посередине фасада. А над дверями золотой огонь вновь и вновь выводил надпись: "Зал Костей", обрамляя каракули дикими завитушками, а мрачное красное пламя раз за разом изрыгало: "Игорный Дом".
Так, значит, новое заведение, о котором ходило столько слухов, наконец-то открылось! Впервые за этот вечер Джо Слатермилл оживился, и ласкающее чувство лёгкого возбуждения охватило его.
- Ну что, пораскинем кости, - пробормотал он и, небрежно отряхнув свою зелёно-голубую робу, похлопал себя по карманам, чтобы ещё раз услышать звон монет. Затем, расправив плечи и сложив губы в насмешливую улыбку, толкнул рукой дверь, словно нанося прямой удар невидимому врагу.
Изнутри Зал Костей казался величиною с целый город, а стойка бара была бесконечной, как железная дорога. Пятна полумрака напоминали своими очертаниями огромные склянки песочных часов, белоногими ведьмами сновали девицы - кассирши и официантки. Круглые пятна света падали на покерные столы. Вдали у эстрады белели песочные часы поменьше - силуэты исполнительниц танца живота. Игроки все как на подбор сверкали лысинами, словно полученными в награду за терпеливое ожидание нужной карты, удачной комбинации костей или попадания бильярдного шара в лузу. Все они к тому же были толстые и приземистые, как грибы, а раскрашенные блудницы окружали их, как заросли гардений. Возгласы крупье и шелест карт слагались в мягкое, но неумолимое стаккато, соединяясь с шорохом джазовых барабанов. Каждый атом здесь исполнял предназначенный ему напряженный и будоражащий танец. Даже частицы пыли отплясывали в лучах падающего света.
Джо почувствовал лёгкий озноб: бриз, предвещающий шторм. Он знал, что это легчайшее дуновение, захлестнув его, превратится в торнадо несокрушимой уверенности. Все мысли о доме, Жене и Матери ушли, и только Мистер Гатс в образе молодого мартовского кота крался по самому краю сознания и, подбирая лапы, готовился к прыжку. Это напряжение передалось Джо, и мышцы его ног наполнились былой энергией.
Пока он бесстрастно и внимательно осматривал зал, его рука, проявив самостоятельность, подцепила бокал с проезжавшего мимо чуть дребезжащего подноса. Наконец его взгляд остановился на игральном столе, который он мысленно назвал Столом Номер Один. Здесь собрались все Большие Грибы - тоже лысые, но длинноногие, как поганки. Среди них Джо выделил необычайно высокого субъекта. Он был в длинном пальто с поднятым воротником и в темной шляпе с широкими полями, надвинутой на глаза так, что издали можно было рассмотреть лишь белый треугольник лица. Подозрение и надежда охватили Джо, и он устремился к незнакомцу. Стайка белоногих девиц с блестящими волосами рассыпалась перед ним, и, чем ближе он подходил к незнакомцу, тем более подтверждались его подозрения и крепла надежда. На одном конце стола сидел необъятных размеров толстяк с длинной сигарой и в серебряном пиджаке, а его галстук был заколот золотой булавкой в восемь дюймов шириной, жирная гравировка на которой недвусмысленно сообщала: "Мистер Боунс". У другого конца стола красовалась совершенно обнажённая девица - кассирша с лотком, наполненным башенками золотых монет и чёрных фишек. К тому же лоток служил одновременно и ложем для её пышной груди. А единственным предметом туалета девицы, разносившей кости (ещё более тощей, высокой и долгорукой, чем его собственная Жена), была пара длинных белых перчаток. Она была довольно привлекательна, но, что называется, на любителя: кости, обтянутые бледной кожей, и груди, как китайские розеточки.
Перед каждым игроком стоял круглый столик для фишек. Столик невдалеке от незнакомца был свободен. Подозвав щелчком пальцев ближайшую девицу, менявшую серебро, Джо превратил все свои доллары в светлые фишки и ущипнул её за левый сосок - на счастье. Она игриво осклабилась.
