Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Лучше здешнего, – это было утверждение, а не вопрос.

– Некоторые гораздо лучше, – я задумчиво пригубил вино.

– А что будет, если выйти из камеры? – спросила она,

– Дверь заперта.

– А если отпереть?

– Выберешься наружу.

– Значит, это возможно?

– Конечно, раз плюнуть, только... – Я осекся. – Мне ничего об этом неизвестно. Никто никогда не пробовал выходить, значит, и рассуждать не о чем.

– Стало быть, ты там просто сидишь?

– Вот именно. Иногда несколько часов, иногда

несколько месяцев. В зависимости от обстоятельств. Не знаю почему, но иногда можно вернуться, когда хочешь, а иногда не получается.

– Примитивно как-то, – сказала она.

– Так оно и есть. Линии Вероятности были открыты всего десять лет назад, ученые пока шарят в потемках. Во всяком случае, меня это не касается. Я только нажимаю на кнопки и слежу за приборами, вот и все. Идем. – Я встал.

Мы пошли в другой кабак и еще выпили. К тому времени она стала уже более чем неотразимой. Я желал ее до боли. Сдерживаемые два Месяца молодые силы бурлили во мне и рвались наружу. Я готов был на что угодно, буквально на что угодно, лишь бы добиться ее. Мы сидели в ночном баре, и она спросила:

– Почему же никто ничего не привез Сверху?

Я пожал плечами, в мыслях самозабвенно обнимая ее.

– Может быть, когда-нибудь привозили, – продолжала она.– Давно, когда исследования только начались.

– Может быть, – равнодушно отозвался я. – Все знают, чем это грозит, поэтому... – Я снова осекся.– Никто ничего об этом не знает.

– О чем?

– Ни о чем.

Черт возьми, не робей я так, я бы наплевал на нее и нашел себе другую девочку. У меня были деньги и, уж поверьте, – желание. Но я робел, а, кроме того, мне показалось, что раз я так долго ее слушал, то теперь имею на нее право.

– Когда начинали изучать линии Вероятности, много экспериментировали, – сказала она, – и при возили всякое Сверху.

– Ясно, – сказал я. – Привозили, а потом поняли, чем это пахнет, и быстренько перестали. Мне-то откуда знать? Я просто там работаю! – Я разозлился. – Неужели не о чем больше говорить? Черт побери, у меня выходной!

– Прости, – сказала она, уставившись в свою рюмку.

– Ничего. – Я почувствовал себя дураком. – Извини, погорячился. Но я два месяца сидел взаперти в этой стальной камере и глазел на одну – и ту же сцену в телемониторах, не зная, когда мы сможем вернуться. И сейчас мне хочется только забыть.

Она смотрела прямо перед собой, ее глаза терялись в тени.

– Представь себе, что ты застряла там и не можешь вернуться.

Она закусила губу.

– Прости, – повторила она.

– Да чего там. – Я обнял ее за талию. Она замерла, потом расслабилась и даже улыбнулась мне. – Идем.

– Куда?

– Ко мне в берлогу. Там поговорим.

– В Службу Вероятностей?

– Ну, до этого я еще не дошел. У меня квартира в нескольких кварталах от Службы. Тихая и спокойная.

– Ладно уж, – сказала она после долгих колебаний.

Она поднялась и вышла на улицу. Я в темноте пошел следом, обнял ее, привлек к себе. Она шла напряженной походкой, глядя прямо перед собой.

– Ты, наверное, думаешь, что я чокнутая, – сказала она. – Говорю только о твоей работе. Я тебе надоела?

– Ничуть, – ответил я.

Мои пальцы впивались в ее талию, ее теплое тело манило, при каждом шаге касаясь меня. У меня перехватывало дыхание.

Мы пришли ко мне. Комнатушка почти без мебели, с одной кроватью. Плотные занавески на окнах. Она быстро огляделась.

– Тесновато, – сказала она.

– Я нечасто здесь бываю. Больше мне не нужно. Она подошла к окну.

– Не надо! – резко сказал я. Она обернулась.

– Тебе не нравится вид из окна? Я тяжело опустился на край кровати.

– Оставь занавески в покое, – приказал я. – Послушай, я два месяца просидел за семью замками и смотрел на телеэкраны, где показывали площадь перед Службой Вероятностей. В точности такую же площадь, ту самую площадь, только в другой Вероятности. Там были... казни, днем и ночью, ужасы, каких ты и представить себе не можешь. Я был в панике, когда вышел оттуда сегодня, я знал, что это другая Вероятность, но пока мы переходили площадь, во мне все ревело от страха. Город пугает меня, через год-другой я вообще не смогу выходить на улицу, так что будь добра, не трогай занавески, я не хочу смотреть в окно.

Она подошла и села рядом со мной.

– Это так страшно?

– Ты не понимаешь, – сказал я. – Кто сам не пережил, тому не понять. Большей частью город та кой же, как у нас, с небольшими отличиями. Ну, люди по-другому одеты, автомобили другие. Но иногда люди и ведут себя по-другому, творят бог знает что. Бывает, и города нет, одни леса и луга, как-то я видел только воду, а есть линия, где вообще ни чего нет, буквально ничего, кроме какого-то клубящегося тумана, который даже на экране пугает до смерти. Понимаешь? – твердил я в отчаянии. – Откуда мне знать, где реальность, а где нет? Каждая из этих линий Вероятности столь же реальна, как та, где мы сейчас находимся, и через некоторое время уже не знаешь, какая самая реальная, какая твоя, в какой из них ты окажешься, покидая камеру. Когда выходишь, словно попадаешь в другую линию, и если возвращаешься из какой-нибудь красивой Вероятности, то здесь все кажется невыносимым. Только дни считаешь, когда снова отправишься Наверх, потому что уже не понимаешь, где реальность, и никогда не поймешь – все тебя пугает, и все невыносимо. – Я откинулся на спину и закрыл глаза.

Она положила холодную ладонь мне на лоб.

– Я не знала, – сказала она.

– Наплевать, – мрачно сказал я.

Она прислонилась к моему плечу, мягкая и сладостная, пахнущая розами. Я схватил ее, как утопающий, и притянул к себе. Она шепнула: «Не надо», но я уже не слушал. Она почти сразу перестала сопротивляться.

Потом я лежал на спине рядом с ней, в темноте ощупью пытаясь найти сигареты. Я чувствовал себя немного сонным и испытывал некоторое чувство стыда. Она вышла из комнаты в ванную, потом включила кофеварку. Двигалась она тихо, как черная тень в темной комнате.

– Ты сердишься на меня? – спросил я.

Она принесла кофе и села на край кровати, поставив между нами поднос.

2
{"b":"49354","o":1}