Во мне просыпается совесть. Выгоняю этих засранцев из бэтра и начинаю генеральную чистку вооружения. А песка-то... Через стволы задувает. А чехол свой я где-то просрал. Старшина мне уже за чехол шпиндель вставил в причинное место. Как это... Клизму - на полведра скипидара пополам с патефонными иголками. Классная фраза, не помню, где вычитал. Часа два провозился с пулеметами, темнеть начало. Здесь вообще рано темнеет. И быстро. Никаких тебе романтических сумерек. Как будто свет выключается, хлоп и все. Защелкиваю крышку ПКТ, выбираюсь из бэтра. Гаврика нет. Дрыхнет, небось, зараза, в блиндаже. Пойду-ка и я внутрь. Поем тушняка и завалюсь до утра. Глядишь, утром прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете. МИ-8. И заберет меня домой к маме. К пиву и к бабам. А нет - так нет. Сам поеду через год. Подумаешь, год. Отбой во внутренних войсках.

ДВА ДНЯ ДО ДЕМБЕЛЯ

"Рота, подъем! Строиться на зарядку, форма два!" Крик дневального разорвал утреннюю тишину. Послышался шорох, грохот чьего-то падения со второго яруса и приглушенные невнятные ругательства. Рота просыпалась. Сначала вскочили молодые - "чекисты". Трое сразу умчались в умывальник набирать в тазики воду и мыть пол в расположении, двое или трое убежали "на территорию" - подметать асфальт рядом со входом в роту, опорожнять урны. Почти одновременно с "чекистами" поднялись и "слоны" - отслужившие по полгода. "Слонам" мыть пол еще в принципе положено, но только если не хватает молодых. Следом за "чекистами" и "слонами" встали и "черпаки" с "дедами". В роте остались только уборщики, наряд и "дембеля".

Бойцы, голые по пояс, трясясь крупной дрожью от холода и недосыпа, выстроились на улице.

- Кто зарядку проводит? -хрипло высунул голову из окна канцелярии ответственный по роте, он же ее командир, старший лейтенант Бурыкин, среди солдат - Дрель. За что он получил такое прозвище, никто уже не помнит, вполне возможно, что за настырный характер.

- Я... - а это младший сержант Алексей Комаров по прозвищу Комар. Он уже два раза становился целым сержантом, и оба раза ненадолго, слишком независим и дерзок в суждениях, на взгляд старших офицеров.

- Ну, так вперед, чего ждешь?

- Рота... Бегом... МАРШ!

Саня Толмачев проснулся оттого, что солнце светило ему прямо в глаз. Повернулся на другой бок, натянул на голову одеяло. Сон прошел. Спать больше не хотелось, да и немудрено - последнюю неделю Саня только и делал, что спал, ел и пил. Жизнь растений. Месяц до дембеля - по неписаному закону дембелей не ставили в наряд, не отправляли на работу, они даже не бегали ежедневные кроссы и еженедельные марш-броски. Единственное, что оставалось, - уход за оружием, это святое. Да еще стажер, обучение которого Саня начал неделю назад. Стажер попался шустрый, понимает все с полпинка. Хоть с этим повезло.

Саня откинул одеяло, сел. Двое других дембелей еще спали. Максим Кудашов по прозвищу Камасутра натянул одеяло на голову, вытянув волосатые ноги. Камасутрой его прозвали, когда проверяющий полковник из штаба дивизии, долго задвигавший про верность Отчизне, славные традиции и недопустимость неуставных взаимоотношений, спросил, проникновенно глядя на Макса: "А что же такое Устав, товарищ солдат?", на что Макс, не моргнув глазом, ответил "Устав - это Камасутра армии, товарищ полковник". Полковник оценил суровый армейский юмор, и Максим, кроме прозвища, получил трое суток "кичи".

Третий дембель - Саня Харлов по прозвищу Харлей, оказывается, уже проснулся и лежал, потягиваясь.

- Пошли умываться, гражданин Харлей, - сказал Саня.

- Пойдем...

Они сунули ноги в тапочки, взяли "мыльно-рыльные" принадлежности и, все еще зевая, побрели в умывальник.

- Задолбало меня все. Домой хочу, - пробормотал Харлей. - Токарь, поехали домой!

Токарь - это кличка Толмачева. Получил он ее, когда на спор съел три банки сгущенки с двумя булками хлеба. Ротный, подошедший к концу второй банки, молча подождал окончания представления, а потом буркнул: "Ну, ты токарь, бля, по металлу, по хлебу и по салу..."

- Подгоняй бэтр, поедем с комфортом.

- Да я уже пешком готов, мне-то недалеко, - говорит Харлей.

Харлей родом из Краснодарского края. А Саня - из Сибири, из-под Новосибирска.

- Да мне тоже буквально рядом - три часа на самолете.

Харлей оживился:

- Токарь, поехали ко мне! Лето на носу, е-мое! Загуляем, блин! У нас девчонки, знаешь какие! Женим тебя! Что ты забыл в своей деревне?

- А у вас что? Станица! Та же деревня, только называется по-другому.

- Сам ты деревня! Мы же казаки! Женим тебя на казачке, будешь тоже казаком.

Этот разговор повторялся уже неоднократно, с незначительными вариациями.

- Не, Харлей, меня девчонка дома ждет, ты ж знаешь.

- Да... Это тебе с бабой повезло, дождалась.

- Сплюнь! А то получится, как у Ганса.

- Тьфу-тьфу-тьфу...

Ганс - это Серега Гансович. Его девушка обещала его ждать, когда он уходил в армию. Писала по два-три письма в неделю, на которые Ганс в обязательном порядке отвечал. Все завидовали таким чувствам. А кончилось все тем, что Ганс за два месяца до дембеля получил очередное письмо от своей любимой Танечки, которое начиналось словами "Сережа, извини, но так получилось..." В этот день Ганс был в карауле. О чем он там думал, никто так и не узнал, потому что, отстояв час на посту, Ганс снес себе полчерепа из автомата.

В умывальник залетел дневальный "слон" Чумаченко по прозвищу Чума.

- Сань, тебя ротный!

Чуму в роте не любят. Многие подозревают, что он стучит, хотя за руку (или, точнее, за язык) никто пока не схватил. А еще есть подозрение, что Чума "крысит", уж очень часто у пацанов пропадают лезвия и другая мелочь, когда Чума дневалит.

- Какой Сань? Нас тут двое Саней.

- Ну, Токарь.

- Нахрена?

- Не знаю, сказал позвать.

- Ладно, вали...

Токарь отвернулся к зеркалу и начал тщательно намыливать подбородок.

- Сань, он сказал срочно...

- Я сказал - вали.

- Что ему надо, интересно? - спросил Харлей, озабоченно разглядывая в зеркало прыщик на носу.

- А я стебу? Сейчас схожу узнаю.

- Разрешите, товарищ старшлейтенант?

- Заходи.

- Вызывали?..

- Наш бэтр сегодня ночью в Червленых на фугасе подорвался.

- Блядь...

- Вот-вот. Два трупа. В том числе Семенов.

Семенов по прозвищу Сэмэн был наводчиком БТР в первом взводе. До дембеля ему оставался год.

Саня сразу понял, чем ему грозит этот взрыв. По штату в роте должно было быть десять бэтээров - по три на взвод плюс командирский. На самом же деле в наличии было три. Остальные были либо в ремонте на армавирском заводе, либо стояли без двигателей и колес в автопарке, дожидаясь своей очереди. Из трех более-менее исправных один теперь тоже кандидат в Армавир, второй - командирский, а третий... А наводчиком третьего бэтра и был Саня Толмачев.

Семеновский БТР выполнял служебно-боевые задачи в составе Временной оперативной группировки сил на Северном Кавказе. Так, наверное, будет написано в сопроводительном письме, прилагаемом к цинковому гробу. А если простым языком, то примерно треть полка в составе тактической группы охраняла границу России (Дагестана, если точнее) с Независимой Ичкерией. Это был тот период, который, может быть, когда-нибудь назовут странной войной. А, может быть, и не назовут. Даже, скорее всего не назовут. Ведь и в 95-96 годах в Чечне была не война, а восстановление конституционного порядка. Теперь же и восстановления никакого нет, а уж войны и подавно, да вот только "двухсотых" полк отправляет за неделю по домам пять-шесть стабильно.

- Я не поеду, - прокрутив в голове веселенькую перспективу месяц совершать разведрейды в приграничной полосе, заявил Токарь.

- А куда ты нахрен денешься? Партия сказала "надо", комсомол ответил "есть".

- Да не поеду я, товарищ старшлейтенант! Вон, сейчас в санчасть схожу, бутылку доктору поставлю, он мне постельный выпишет.