Прошлым летом я пару недель гостил на даче у моих друзей, Кирилла и Александры Тяпкиных.

Кирилл называет свою жену в шутку Сосо, в честь крайне темпераментного певца, сложную грузинскую фамилию которого я забыл. Знаю только, что он поёт очень эмоционально. И Саша тоже поёт очень эмоционально, когда выпьет.

Саша называет Кирилла Киром. А после того, как они купили пылесос «Кирби», так и стала его называть, Кирби. Вероятно, потому что Кир очень любит поесть, отчего весит под сто двадцать. Иногда Сосо говорит: «Жрёт, как „Кирби“, всё подряд».

У Кирби и Сосо есть четырёхлетняя дочка Аня. Все её зовут Нюшей.

Словом, хорошая, дружная семья.

Однажды в субботу утром Кирби и Сосо уехали в соседний городок на рынок за продуктами, а я остался с Нюшей.

Детей я люблю, но немножко побаиваюсь. Мне всё время кажется, что они меня видят насквозь. У них глаза очень… прозорливые что ли, как у участкового. Говоришь этой карапузине что-нибудь взрослое и умное, а она на тебя посмотрит, как в прицел, и неожиданно — раз, и своё, простое и ясное, как правда.

Вот и тогда.

Я закрыл ворота за Сосо и Кирби, Нюша тут же взяла меня за руку, и мы пошли на веранду.

— Видишь цветок? — сказала Нюша. Среди травы действительно вырос ноготок. Откуда он взялся?

— Вижу, — ответил я. — А знаешь, как он называется?

— Неа.

— Календула. А знаешь, как цветок устроен?

— Неа.

— У цветка есть тычинка и есть пестик… Вот, смотри — это тычинка. А вот это — пестик. Нет, наоборот, это — пестик, а это — тычинка. А знаешь, что такое пыльца?..

— Неа.

— Пыльцу собирают пчёлы, а потом из неё пчёлы делают мёд. Ты, Нюша, любишь мёд?

Нюша внимательно смотрела куда-то в середину моего лица.

— У тебя козявка в но́се, — сказала Нюша.

Я смутился и быстро ликвидировал козявку:

— Не в но́се, а в носу́, — пробурчал я.

— Козявки ручками нельзя из носу́ вынимать, — назидательно сказала Нюша, качая указательным пальцем где-то напротив моего пупка. — Положь её назад в нос. Для того, чтобы вынимать козявки из носа́, существует специальный платок. Поклади немедленно обратно козявку, — она подумала и добавила: — Кому говорят! А я тебе платок принесу. Нерях. Я знаю, где платки лежат — в шка́фе. Сплошная некультура!

И она побежала за платком. Ну что ты будешь делать? Нелепейшее положение. Сначала затеял какую-то никому не нужную кретинскую лекцию про тычинки, про которые сам, кстати, ничего не знаю. Да еще с козявкой «в но́се». Представляю себе: выхожу я на лекцию по культурологии и стою перед студентами с козявкой… Это же… кошмар. Они, шкоды, потом такое на сайте МГУ напишут. Весь факультет будет обзывать меня Профессором Козявкой. Ужас! Представить страшно!

Дальше… как папуас, полез при ребёнке за козявкой пальцем в нос. А ведь позавчера, в четверг, сами хором с Кирюхой полчаса читали Нюше лекцию про то, как надо есть вилкой и ножом, как пользоваться салфеткой, носовым платком и так далее. Это ведь она наши же слова и повторила. «Некультура». «Нерях». А теперь — совершенно идиотская ситуация. Надо обратно в нос класть козявку… Господи, что же мне делать-то?

— На́ платок, дядя Вова, — сказала запыхавшаяся Нюша.

Я по-воровски быстро провёл платком по носу.

— Спасибо.

— Пожалуйста, на здоровье.

Слава богу, не заметила отсутствия козявки. А то ещё заставила бы искать…

— Пойдём читать книгу, — взяла меня за руку Нюша.

— Пойдём, а какую?

— Сказки. Мне тётя Поля привезла новую книгу. Сейчас принесу.

Нюша принесла угрожающе большую книгу. Автор — некая Роза Цветкова. Имя мне сразу категорически не понравилось. Называлась книга так: «Сказки доброй-доброй феи». Название мне не понравилось ещё более категорически.

Мы сели на веранде напротив друг друга. Между нами был большой фамильный дубовый стол.

— Ну, читаем саму первую сказку? — спросил я Нюшу.

— Да.

— «Сказка про снежинку», — прочитал я заглавие, и мне сразу стало капельку тошно. Сейчас наверняка какая-нибудь девочка будет сидеть у окна, а бабушка — вязать чулок. Вы видели, чтобы в 2009 году хоть одна бабушка вязала чулок? Девочка, конечно, увидит снежинку, та с ней заговорит и окажется «доброй-доброй феей», потом они полетят в волшебную страну и через три страницы прилетят обратно. И девочка проснётся…

— «Однажды вечером, — начал читать я и сразу был неприятно поражён звучанием своего голоса. Он был какой-то маслянисто-сахарный. Марципановый. С ванильными переливами и мармеладными подвываниями. — Однажды долгим зимним вечером девочка Аллочка сидела у окна и задумчиво смотрела, как идёт белый-белый снег. А её старенькая бабушка сидела в кресле, и надев на нос круглые роговые очки, вязала чулок…»

Вот-вот, так и знал… Именно чулок!

— «Снег шёл гусыми-густыми хлопьями. Он ложился на ели, дубы, берёзы и осины, — читал я не своим голосом, — и весь лес был белый-пребелый. Ах, как красиво, думала Аллочка. Она хотела сказать об этом бабушке, но когда повернулась к ней, увидела, что бабушка уже спит и чулок со спицами выпал из её добрых морщинистых рук. Не буду будить бабушку, подумала Аллочка… Она старенька и устала… Лучше я буду и дальше смотреть на снег. Какой он красивый, совсем, как в сказке! Ах, как хочется попасть в сказку! Но только… я никогда-никогда не попаду в неё. Тут Аллочке стало так грустно-прегрустно, что она чуть не заплакала…»

Белый-пребелый, грустно-прегрустно… Надо же писать такую чушму.

— Тебе нравится? — спросил я Нюшу.

— Она дальше в сказку что ли попадёт? — не отвечая на мой вопрос, спросила Нюша.

— Ну да, наверное…

— Нет, не нравится.

— Почему?

— Я уже знаю, что там дальше будет. Сейчас с ней заговорит снежинка. А потом позовёт её в сказку. А снежинка превратится в фею. Они немножко полетают-полетают и вернутся. Фея скажет: «До свидания, девочка!» И Аллочка проснётся.

Я пробежал сказку глазами. Ага… «Вдруг Аллочка услышала таинственный голос: Здравствуй, девочка…»… «Снежинка превратилась в прекрасную фею в серебряной короне…»… «Не бойся, девочка, — сказала фея, — сейчас мы полетим с тобой в Страну Добрых Сказок…»… «Ах, это был всего лишь сон! — воскликнула Аллочка…»… «Если веришь в сказку, — сказала бабушка, — обязательно в неё попадёшь. Верь в свою мечту, внученька»…

— Ну, будем другую сказку читать? — спросил я.

— Нет. Ты неправильно читаешь сказки.

— Это как это — неправильно? — обиделся я.

— Как радио. По-сюсипусински.

— Как?

— «Здра-авствуй, де-евочка…» — мастерски передразнила Нюша радиосказочников, а заодно и меня. А сказки надо читать по-человеченски.

— Ладно… «По-человеченски». Не умею я сказки читать. Что же мы будем делать?

— Разговаривать. Тебе сколько лет?

Я немножко обалдел от резкой перемены темы, так что даже забыл, сколько мне лет. Потом вспомнил и сказал:

— Сорок три.

— Три я знаю. А сорок это сколько?

— Ну, это… ты «десять» знаешь?

— Знаю.

— Сорок — это четыре раза по десять, или лучше… Тебе вот четыре года. Так? Значит, сорок — это десять раз по четыре. Ясно?

— Мне не четыре года, а четыре с половиной. Значит сорок — это сколько?

Я задумался. Потому что считать не умею.

— Это где-то… сейчас посчитаю… четыре с половиной на два — это девять. Четырежды девять — это тридцать шесть. Получается восемь раз и еще четыре года на ум пошло. Ясно?

— Неа. Ты старый или нет?

— Трудно сказать. Вроде — ещё не очень…

Нюша внимательно посмотрела мне в лоб.

— Ты старый.

— Почему это — старый?

— У тебя полоски на ло́бе.

— На лбу. Какие полоски? А-а-а! Морщины, что ли? Ну, морщины — это еще не старость. Если ты брови поднимешь, то у тебя тоже будут полоски… то есть, тьфу, морщины. Просто у людей так устроена кожа, что…